— Аня, я хочу тебе кое-что показать. Что-то важное, — его голос звучал мягче обычного, почти нежно. — Ты должна узнать, как сильно я вас люблю.
Я помню, как улыбнулась тогда. Максим редко делился чем-то личным — не из скрытности, думала я, просто такой характер. Молчаливый, надёжный, вечно погружённый в свои мысли.
За десять лет брака я привыкла к этой его особенности, научилась читать между строк, понимать его без слов. Или мне так казалось.
Наш дом в пригороде он построил своими руками. «Крепость для моей маленькой семьи», — говорил Максим. Я любила этот дом, хоть иногда и чувствовала себя отрезанной от мира.
Ближайшие соседи в полукилометре, до города двадцать минут на машине. Зато чистый воздух для детей, тишина, покой.
Максим вечно твердил о безопасности. Сперва это казалось трогательным. Потом — немного навязчивым.
— Никогда не открывай дверь незнакомцам, — повторял он. — Даже если говорят, что из газовой службы. Даже если почта. Сначала звони мне.
— В мире столько опасностей, Аня. Я просто хочу вас защитить.
Наши дети, Маша и Егор, росли тихими, замкнутыми. Я списывала это на характер — в отца. Маша в свои семь лет почти не приглашала подруг, Егор в пять лет всё ещё жался к моим ногам при виде незнакомцев.
Как-то раз он разбил чашку и расплакался так, будто случилась катастрофа.
— Папа узнает, — всхлипывал он.
— Милый, да откуда? — я вытирала его слёзы. — Папа на работе.
Но вечером Максим спросил:
— Как прошёл день? Егор больше не ронял ничего?
По спине пробежал неприятный холодок. Я не придала значения — мало ли, может, сын сам ему позвонил. Может, случайно угадал.
Но тот вечер, когда Максим повёл меня в кладовку в подвале, изменил всё. Он отодвинул тяжёлый металлический стеллаж, который, как оказалось, был на скрытых роликах. За ним — дверь. Небольшая, но прочная.
— Я давно хотел поделиться, — его глаза блестели странным возбуждением. — Ты должна понять, как важно быть в курсе всего.
В маленькой комнате стояли четыре монитора. На них — наша гостиная, кухня, детская, коридор. В режиме реального времени.
— Камеры у нас… дома? — голос не слушался меня.
— Конечно. Это же наша крепость, — его улыбка вдруг показалась мне жуткой. — Я должен знать, что происходит. Каждую секунду.
Он щёлкнул мышкой — открылась папка «Архив». Тысячи видеофайлов. «Кухня_07.05», «Детская_ночь_12.06».
— Смотри, вот здесь Егор разбил ту чашку.
Мой сын на экране плачет, я его успокаиваю. Видео было без звука, но я помнила каждое слово того разговора.
— А вот здесь ты разговаривала с матерью по телефону про мой день рождения, — он переключил на другую запись. — Мне было приятно, что ты хотела устроить сюрприз.
Сюрприз. В горле пересохло.
— А вот мои родители, стоят на кухне! Здорово, правда?
— Ты… поставил камеры и у своих родителей?
— Конечно, — кивнул он, как будто это было самым обыденным делом. — Я же говорю — я забочусь о нашей безопасности. Мир жесток, Аня. Я просто хочу всё контролировать.
Во рту стало кисло. Он улыбался так искренне, так убеждённо. В его глазах я не видела ни тени сомнения. Только какой-то лихорадочный блеск.
— Это же… незаконно, — я старалась говорить ровно.
— Законы придумали люди, которые не умеют защищать свою семью, — он нахмурился. — Ты что, не понимаешь? Я всё это делаю для нас. Чтобы никто не мог причинить вам вред.
Я молча кивала. Внутри всё оцепенело. Десять лет я жила с человеком, который следил за каждым моим шагом. За каждым словом. За каждым вздохом.
Это был не тот Максим, за которого я выходила замуж. Или, возможно, тот самый — просто я никогда не знала его по-настоящему.
— Тебе нравится? — он смотрел на меня выжидающе, с надеждой. — Теперь ты понимаешь, как я вас люблю?
И я сделала единственное, что могла в тот момент. Улыбнулась и прошептала:
— Да, теперь понимаю.
Внутри уже зрел план.
Я не кричала. Не плакала. Не убежала сразу. Весь вечер я улыбалась, готовила ужин, укладывала детей — играла роль благодарной жены, которая счастлива от такой «заботы».
Максим явно расслабился, видя мою реакцию. Он даже стал разговорчивее, рассказывал о своих «системах безопасности» с гордостью инженера, создавшего шедевр.
— Я установил датчики на всех окнах, — говорил он, помешивая чай. — Если кто-то попытается проникнуть, сигнал поступит мне на телефон. Даже если я буду в командировке.
Последние два года я занимаюсь этим. В один момент понял, что надо.
Я кивала, задавала правильные вопросы, изображала интерес. Внутри меня разрасталась ледяная пустота. Два года. Два года я жила в аквариуме, думая, что это мой дом. А может и все десять лет.
Когда Максим наконец уснул, я лежала рядом, считая его вдохи и выдохи. Два часа ночи. Достаточно глубокий сон?
Я медленно выскользнула из-под одеяла. Мысли метались. Наверняка в спальне тоже есть камеры. Может, их сотни. Может, он проснётся от звука моих шагов. Может, уже проснулся и просто притворяется.
Я оделась в темноте, прислушиваясь к его дыханию. Затем тихо прошла в детскую. Маша спала, обняв плюшевого зайца. Егор раскинулся звёздочкой на своей кровати.
Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не разрыдаться.
— Машенька, — я осторожно коснулась её плеча. — Машенька, просыпайся.
Она открыла глаза, непонимающе моргая.
— Мы играем в игру, — прошептала я. — Нужно очень-очень тихо одеться и пойти со мной. Как шпионы, понимаешь?
Маша кивнула серьёзно. Умница, всегда схватывала на лету. Егора пришлось почти одевать в полусонном состоянии. Он не хныкал.
Паспорта, деньги, детские свидетельства о рождении — всё это я собрала в сумку ещё днём, под предлогом уборки.
Немного одежды, минимум вещей. Я знала — если мы уйдём, то навсегда.
Максим оставил машину в гараже. Ключи всегда висели на крючке у двери. Мы вышли через заднюю дверь, которая вела в сад.
Меня трясло от напряжения, от страха, от наплывающей волнами паники. Каждый шаг казался громким, каждый шорох — предательским.
Егор всхлипнул, когда я усаживала его в детское кресло.
— Папа будет искать нас? — прошептал он.
— Нет, солнышко. Мы едем… в гости. К тёте Вере.
Машина завелась с первого раза. Я выехала на дорогу, не включая фар до последнего момента. Только когда дом скрылся за поворотом, я позволила себе выдохнуть.
Включила свет, прибавила скорость.
Вера — моя подруга по университету. Мы редко виделись в последние годы, но иногда созванивались.
Она жила в соседнем городе, в трёх часах езды. Достаточно далеко, чтобы выиграть время. Недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Первые двое суток мы провели в маленьком придорожном мотеле. Я зарегистрировалась под девичьей фамилией, заплатила наличными.
Не включала телефон, боясь, что Максим может отследить. Только на третий день решилась позвонить Вере с гостиничного телефона.
— Господи, Аня! — воскликнула она. — Я пыталась тебе дозвониться! Твой Максим всем звонит, спрашивает о тебе. Говорит, ты пропала с детьми.
— Я могу приехать к тебе? — мой голос дрожал. — Ненадолго. Нам нужно где-то переждать.
Вера помедлила лишь секунду.
— Конечно. Адрес тот же. Я жду.
Её квартира на пятом этаже обычной многоэтажки казалась мне раем. Дети, первые дни напуганные и растерянные, начали постепенно оживать.
Маша, моя чуткая Маша, кажется, всё понимала без слов. Она помогала с Егором, рисовала с ним, шептала сказки на ночь.
Однажды, когда мы стояли у окна, наблюдая за голубями на карнизе, Маша вдруг произнесла:
— Мам, тут как будто по-настоящему можно дышать.
Я обняла её, прижала к себе. Моя маленькая мудрая девочка.
Звонить родителям я не решалась. А вдруг он уже там? Что если Максим наблюдает за ними, ждёт моего звонка? Я не знала, насколько далеко простираются его «системы безопасности».
Вера уговаривала обратиться в полицию. Я качала головой. Что я скажу? «Мой муж установил камеры в нашем доме?» Технически, это его дом. Его имущество. Его право.
Я скинула родителям пару смс. Объяснила, что пока уехала от мужа.
— Он влиятельный, — объясняла я. — У него друзья везде. Он IT-специалист высшего класса. Он найдёт нас.
На самом деле мне было страшно.
Вера не спорила. Она приносила продукты, играла с детьми, не задавала лишних вопросов. Её квартира стала нашим убежищем.
Я вздрагивала от каждого звонка, от каждого стука в дверь. Просыпалась по ночам, прислушиваясь к шорохам.
Ждала, что в любой момент дверь распахнётся, и на пороге появится Максим с его фирменной улыбкой:
— Я просто хотел убедиться, что вы в безопасности.
Прошла неделя. Звонков на телефон Веры стало меньше. Может, он сдался? Может, понял? Я не верила. Такие, как Максим, не отпускают своё. Никогда.
На десятый день раздался звонок. Вера взяла трубку, а я замерла, вжавшись в кресло. По её лицу я поняла — это не он.
— Анна? — она протянула мне телефон. — Твоя мама.
Я прижала трубку к уху, руки дрожали.
— Аня… детка, ты где? С тобой всё в порядке? — мамин голос звучал взволнованно, но не испуганно.
— Да, мам. Мы… в безопасности.
— К тебе сейчас приедут, — она говорила быстро, сбивчиво. — Мы обратились в полицию. Твоего Максима… арестовали вчера.
Комната поплыла перед глазами. Я опустилась на пол, прижимая телефон к уху, будто это спасательный круг.
— Арестовали? За что?
И тогда мама рассказала. После нашего исчезновения Максим сначала обзванивал всех знакомых. Потом поехал к моим родителям. Был странно спокоен, говорил, что, наверное, я просто решила их навестить без предупреждения.
Мать заметила, как он постоянно поглядывал на свой телефон.
— У него была какая-то программа, — рассказывала она. — Он всё время смотрел в неё, а потом резко переводил взгляд на нашу кухню, точно знал, куда смотреть.
Родители заподозрили неладное. После его ухода отец обследовал дом и нашёл миниатюрную камеру за занавеской. Затем ещё одну — в вазе на столе. Все они были направлены так, чтобы захватывать максимальный обзор комнаты.
Они обратились в полицию. Оказалось, Максим установил скрытые камеры не только у нас дома и у родителей. Они были у его коллег, у соседей, даже в детском саду, куда ходил Егор.
— Полиция провела обыск в вашем доме, — продолжала мама. — Они нашли целую комнату, битком набитую серверами. Тысячи записей. Там были… — она запнулась, — не только наши дома. Он следил за многими.
Я слушала, не чувствуя ничего, кроме оглушающего облегчения. Будто огромная рука, сжимавшая моё горло все эти годы, наконец разжалась.
— Его посадят? — спросила я.
— Скорее всего, да. Это серьёзное преступление, Анечка. Вторжение в частную жизнь, незаконное наблюдение… Там много статей.
Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Потом ещё один. И ещё.
— Аня? Ты там?
— Да, мам. Я здесь. Просто… просто дышу.
***
Мы переехали ближе к родителям. Нашли небольшую, но светлую квартиру. Егор пошёл в новый детский сад, Маша — в школу.
Её учительница говорит, что девочка очень способная, но немного замкнутая. «Со временем пройдёт», — уверяет она. Я киваю. Со временем многое проходит.
Максим получил шесть лет. Его адвокат пытался представить всё как чрезмерную заботу о семье, но присяжных это не убедило. Особенно когда выяснилось, что он следил не только за нами.
Иногда я всё ещё просыпаюсь среди ночи, обливаясь холодным потом. Мне снится, что он стоит у моей кровати с телефоном в руках.
— Я просто хотел убедиться, что вы в безопасности, — говорит он в этих снах.
Но потом я включаю ночник, иду проверить детей, и кошмар отступает.
Егор стал улыбаться чаще. Больше не замирает от каждого резкого звука. Маша нашла подругу — девочку из соседнего подъезда.
Они часами болтают о чём-то своём, хихикают, рисуют, плетут фенечки из бисера. Обычные детские радости, которых она была лишена раньше.
Я устроилась на новую работу в издательство. Удалённо, но с еженедельными встречами в офисе. Коллеги приветливые, работа интересная. Жизнь постепенно налаживается.
Я больше не оглядываюсь по сторонам, проходя мимо камер видеонаблюдения. Не вздрагиваю от телефонных звонков с незнакомых номеров. Учусь доверять людям заново.
Однажды вечером, когда мы с Машей пекли печенье, она вдруг посмотрела на меня и сказала:
— Мама, ты такая весёлая стала.
Я замерла с тестом в руках. Действительно, когда я в последний раз искренне смеялась при Максиме? Когда шутила? Когда чувствовала себя… собой?
— Я просто снова стала собой, — ответила я, целуя её в макушку.
Маша кивнула со взрослой серьёзностью.
— Это хорошо. Мне нравится настоящая ты.
Я улыбнулась. Мне тоже. Мне тоже нравится быть настоящей. Свободной. Живой.
Конечно, иногда всё ещё бывает страшно. Иногда я думаю — а когда он выйдет? Что, если захочет нас найти? Что, если…
Но потом я вспоминаю ту ночь побега. Как я нашла в себе силы. Как преодолела страх. Как спасла детей — и себя.
И я знаю: что бы ни случилось, я справлюсь. Мы справимся.
Потому что самое страшное уже позади.
