— Вам лишь бы коровам хвосты крутить! Совсем одичали! — гневно хмурил брови Сергей Николаевич. — Не о том думаете!
Варенька и Верочка покорно кивали отцу, но занятия своего не бросали. У них были свои тайны, делиться которыми они могли только друг с другом. У одной тайны глаза были синие-пресиние, а у другой — черные как самая темная ночь. Что же делать, если тятенька просто ничего в жизни не понимал — им-то виднее было гораздо лучше!
В крови супруги графа Сергея Николаевича Толстого, Марии Михайловны Шишкиной, текла цыганская кровь. Женщина ничего не понимала в литературе или политике, а «серьезные» разговоры, которые так любил вести ее муж за вечерним бокалом, ее быстро утомляли. Даже грамоту Мария Михайловна освоила с трудом и так и не смогла осилить ни одной книги своего всемирного известного деверя — Льва Николаевича.
В молодости цыганка Маша была на диво хороша собой, а как изумительно пела! Сергей Николаевич не смог сдержать своей страсти и опомнился лишь тогда, когда Маша ходила беременной четвертым по счёту малышом.
Тогда он долго мучился, на ком ему жениться — на молоденькой и свеженькой Танечке Берс или на женщине, подарившей ему детей. В конце концов, Таня решила все за него и заключила помолвку с другим. Графу оставалось только смириться с судьбой и повести под венец Машу, к которой он уже не испытывал ничего кроме жалости и вины, отдававшейся в душе горечью.
Маша старалась, согласно своим представлениям, создать в доме уют, но сильно в этом не преуспела. С тоской и лёгкой брезгливостью наблюдал Сергей Николаевич за тем, как его супруга набивает в трубку крепкий табак и часами раскладывает пасьянсы, мурлыча под нос цыганские мотивы. Совсем не о такой жизни о мечтал!
Единственная надежда у графа была на красавиц-дочерей: старшую — Верочку, умницу Вареньку и серьезную не по годам Машеньку. К их образованию Сергей Николаевич подходил со всей серьёзностью и приглашал к ним в имение Пирогово лучших учителей и гувернанток-француженок с блестящими рекомендациями.
Жене в вопросах воспитания граф не доверял: Мария Михайловна даже жила не в основном каменном флигеле, а в деревянном, чтобы не «развращать» умы девочек своими не самыми аристократическими манерами.
Разумеется, Сергей Николаевич заботился и о моральном облике своих дочерей. Представители сильного пола допускались в общество барышень Толстых только после тщательной проверки и долгих разговоров за закрытыми дверями отцовского кабинета.
Сергей Николаевич надеялся, что сможет подыскать для своего цветника лучшие партии, но ни один кандидат его не устраивал. Все женихи казались вздорному отцу недостойными его красавиц — слишком бедны, недостаточно знатны, амбициозны, образованы…
Со временем характер пожилого графа, мучимого болезнями, совершенно испортился. Он стал жёстче и нетерпимее.
— Пусть останутся старыми девами, но честь сохранят! — скрежетал Толстой на робкие замечания многочисленной родни, вступавшейся за девочек.
Вера, Варя и Маша были практически заперты в стенах имения — в свет им выезжать не разрешалось. И оттого они вели очень скучную и уединенную жизнь, поддерживая связи лишь с родней. Философские учения их дядюшки — Льва Николаевича — легли на благодатную почву: старшие девушки всерьез увлеклись идеями общего равенства и с пылом взялись помогать крестьянам.
Сергей же Николаевич одобрить «верчения коровьих хвостов» не мог и считал, что дочери лишь расходуют впустую то время, которое могли бы потратить на чтение умной книги или изучение нового языка. Но девушки его не слушали, с большим рвением отдаваясь труду в своем маленьком огородике или на конюшне.
В самых страшных кошмарах Сергей Николаевич не мог себе представить, во что выльется это абсолютно бесполезное для хозяйства, но вполне невинное увлечение дочерей.
Однажды вечером к нему в кабинет пожаловала Варенька с «серьезным разговором». Обескураженному отцу она заявила, что нашла свою любовь, и мнение родителя ее нисколько не интересует.
Когда Сергей Николаевич услышал, кто стал избранником дочери, его едва не хватил удар — это был даже не мелкий чиновник или гувернер, породниться с которыми он так боялся, а обычный крестьянский парень Владимир Васильев, помощник повара.
Сложно представить, какой чудовищный скандал разразился в семье Толстых. Сергей Николаевич с пеной у рта кричал, что не позволит дочери становиться женой безграмотного кашевара, а сама Варя в слезах высказывала отцу, что тот разрушил всю ее жизнь.
Никакие уговоры и угрозы удержать Варвару не смогли. Как и собиралась, она покинула отчий дом вместе с возлюбленным и поселилась с ним где-то в Сызрани.
Только граф отошёл от первого потрясения, как вслед за ним последовало и второе. Старшая дочь Вера, которую Сергей Николаевич всегда считал более сознательной, неожиданно пошла по стопам сестры!
Некоторое время назад Верочка сильно заболела. Врачи подозревали у нее туберкулёз и посоветовали несколько раз в день пить свежий кумыс. Лечение Вере очень помогло: быть может, не столько сам напиток, сколько его варщик, специально нанятый Толстыми, — юный башкирец Абдерашид Сафаров.
Юноша был прекрасен, молод и горяч. Настолько, что тридцатипятилетняя Вера совершенно потеряла голову, и, по примеру сестры, бросилась в омут чувств. Она не стала устраивать семейного скандала, а просто покинула имение под покровом ночи, оставив отцу записку с объяснением.
Увы, мечты оказались далеки от реальности: и года не прошло, как постаревшая и исхудавшая Вера очутилась на пороге родного дома с грудным младенцем на руках. Она бросилась отцу в ноги, умоляя простить ее глупое бегство, и тот смилостивился.
Дочь он по-прежнему любил, а вот внука Мишу даже видеть не желал — тот был слишком темненьким и узкоглазым. Мальчик, к сожалению, умер в ранней юности, на три года раньше матери, скончавшейся в 1923 году.
Что касается Варвары, то неизвестно, жалела ли она впоследствии о своем скоропалительном решении, однако в семейном имении она больше не появлялась. С Васильевым Варвара прожила всю жизнь и нажила нескольких детей. Умерла она на Кубани в 1920-е годы.
Младшая дочь Сергея Николаевича и Марии Михайловны, скромная Машенька, дурному примеру не последовала: она вышла замуж за соседского помещика, и на тридцать с лишним лет пережила обеих старших сестер.