Сусана плохо спала ночами: ей снилось пламя костров и крики отца. И ни часы, проведенные в молитвах, ни слезы, пролитые у икон, не приносили облегчения. Всепоглощающее чувство вины снедало душу. Ей, женщине, проклятой своим народом, не было спасения при жизни. Но, возможно, в ином мире она сумеет заслужить прощение?
В Севилье было неспокойно. Впрочем, в портовых городах спокойно и не бывало. Сновали бойкие торговцы, расхваливая свои товары, тратили с трудом заработанные гроши лихие матросы, ругались купцы и отдавали приказы капитаны…Словом, кипела жизнь, насыщенная ароматами дальних странствий и ярких приключений.
Но Сусана была далека от дешёвых удовольствий и праздничной пестроты: она росла в семье весьма состоятельной, пусть и не слишком восторженно принимаемой обществом. Отец юной красавицы, Диего Сусон, был новообращенным евреем.
Жизнь в средневековой Европе для тех, кто не исповедовал католицизм, была полна трудностей, которые оборачивались порой настоящими катастрофами. Предпочитавшие иудаизм страдали, пожалуй, особенно: так, в Севилье в конце 14 века погромы в еврейском квартале на две трети сократили местное население, состоявшее прежде из пятисот семей.
Кто-то лишился жизни, кто-то — состояния, а кто-то был вынужден перейти в христианство. Последние, впрочем, открыто демонстрируя религиозный пыл, продолжали тайно исповедовать иудаизм, соблюдая свои обряды и придерживаясь своих традиций.
Таковой была и семья Диего Сусона. Сам он, влиятельный банкир, сосредоточивший в своих руках немалые средства, крестился, чтобы не подвергнуться гонениям. Но в кругу близких, в тиши родного дома Диего мог оставаться собой.
Между тем, в Испании становилось все беспокойнее: в 1478 году весьма рьяными католическими монархами — Фердинандом II и его супругой Изабеллой Кастильской, испросившими разрешения у папы Сикста IV, — в государстве была учреждена инквизиция. И первая священная канцелярия, стараниями «молота еретиков» Томаса Торквемады, должна была быть создана в Севилье.
Сам выходец из семьи «конверсо» — новообращенных — Торквемада посвятил жизнь тому, чтобы искоренить из умов и сердец бывших иудеев их веру.
Зная о планах инквизитора, новообращенные, занимавшие достаточно стабильное положение в севильском обществе, решились протестовать. Дон Диего, один из лидеров заговора, готов был взяться за оружие и вооружить других — только бы защитить своих единоверцев.
Планы его были глобальны: к восставшим евреям присоединились бы угнетенные мусульмане, беспорядки поддержали бы моряки, готовые в любой момент проявить удаль за приличное вознаграждение, освобождены были бы заключенные…И эта разношерстная толпа, финансируемая из карманов ростовщиков, подняла бы такой мятеж, что правители отказались бы от своей идеи, занятые более насущными делами.
Однако случилось то, о чем Диего Сусон и помыслить не мог. Дочь его, красавица Сусана, страстно влюбленная в некоего дворянина-католика по имени Алонсо, поспешила раскрыть ему замыслы отца…Опасаясь, что пострадает ее друг сердца, она совсем забыла о близких ей людях!
Алонсо же не был столь заботлив: посвященный в планы смутьянов, он направился к дону Диего де Мерло, помощнику севильского главы. Имена, намерения, даты — все, что знал, выдал Алонсо, а де Мерло медлить не стал: провел расследование и арестовал всех, причастных к заговору.
История получилась громкая: купцы, банкиры, чиновники из Севильи и близлежащих городов оказались замешаны в этом темном деле. И заплечных дел мастера принялись за работу: признания были получены!
В начале февраля 1481 года на главной площади города запылал костер: 6 человек, включая дона Диего Сусона, были обречены на страшную казнь. Печальная участь ожидала их родных и близких: все имущество заговорщиков было изъято в казну, а значит дети и внуки их лишались не только прав, но и состояния.
Легенда гласит, что Сусана, предавшая отца, была отвергнута своим народом. Оставил ее и возлюбленный, о котором она так пеклась. Отчаявшейся женщине инквизиторы оказали последнюю милость: ей позволили постричься в монахини.
Но и под сводами католической обители не нашла она покоя. Оттого-то и составила свое страшное завещание: просила Сусана, когда смерть заберет ее, отрубить ей голову, повесив ее над дверями отчего дома «в память о моем доносе и в искупление моих проступков, в пример и предостережение другим дочерям».
Воля ее была исполнена: несколько веков провисел череп Сусаны, пока силы природы не разрушили его. Лишь в конце 18 века был он заменен на табличку, дабы проходящие помнили о женщине, ее предательстве и раскаянии.
