Сусана плохо спала ночами: ей снилось пламя костров и крики отца. И ни часы, проведенные в молитвах, ни слезы, пролитые у икон, не приносили облегчения. Всепоглощающее чувство вины снедало душу. Ей, женщине, проклятой своим народом, не было спасения при жизни. Но, возможно, в ином мире она сумеет заслужить прощение?
В Севилье было неспокойно. Впрочем, в портовых городах спокойно и не бывало. Сновали бойкие торговцы, расхваливая свои товары, тратили с трудом заработанные гроши лихие матросы, ругались купцы и отдавали приказы капитаны…
Словом, кипела жизнь, насыщенная ароматами дальних странствий и ярких приключений. Но Сусана была далека от дешёвых удовольствий и праздничной пестроты: она росла в семье весьма состоятельной, пусть и не слишком восторженно принимаемой обществом. Отец юной красавицы, Диего Сусон, был новообращенным евреем.
Жизнь в средневековой Европе для тех, кто не исповедовал католицизм, была полна трудностей, которые оборачивались порой настоящими катастрофами. Предпочитавшие иудаизм страдали, пожалуй, особенно: так, в Севилье в конце 14 века погромы в еврейском квартале на две трети сократили местное население, состоявшее прежде из пятисот семей.
Кто-то лишился жизни, кто-то — состояния, а кто-то был вынужден перейти в христианство. Последние, впрочем, открыто демонстрируя религиозный пыл, продолжали тайно исповедовать иудаизм, соблюдая свои обряды и придерживаясь своих традиций.
Таковой была и семья Диего Сусона. Сам он, влиятельный банкир, сосредоточивший в своих руках немалые средства, крестился, чтобы не подвергнуться гонениям. Но в кругу близких, в тиши родного дома Диего мог оставаться собой.
Между тем, в Испании становилось все беспокойнее: в 1478 году весьма рьяными католическими монархами — Фердинандом II и его супругой Изабеллой Кастильской, испросившими разрешения у папы Сикста IV, — в государстве была учреждена инквизиция.
И первая священная канцелярия, стараниями «молота еретиков» Томаса Торквемады, должна была быть создана в Севилье. Сам выходец из семьи «конверсо» — новообращенных — Торквемада посвятил жизнь тому, чтобы искоренить из умов и сердец бывших иудеев их веру.
Зная о планах инквизитора, новообращенные, занимавшие достаточно стабильное положение в севильском обществе, решились протестовать. Дон Диего, один из лидеров заговора, готов был взяться за оружие и вооружить других — только бы защитить своих единоверцев.
Планы его были глобальны: к восставшим евреям присоединились бы угнетенные мусульмане, беспорядки поддержали бы моряки, готовые в любой момент проявить удаль за приличное вознаграждение, освобождены были бы заключенные…
И эта разношерстная толпа, финансируемая из карманов ростовщиков, подняла бы такой мятеж, что правители отказались бы от своей идеи, занятые более насущными делами.
Однако случилось то, о чем Диего Сусон и помыслить не мог. Дочь его, красавица Сусана, страстно влюбленная в некоего дворянина-католика по имени Алонсо, поспешила раскрыть ему замыслы отца…Опасаясь, что пострадает ее друг сердца, она совсем забыла о близких ей людях!
Алонсо же не был столь заботлив: посвященный в планы смутьянов, он направился к дону Диего де Мерло, помощнику севильского главы. Имена, намерения, даты — все, что знал, выдал Алонсо, а де Мерло медлить не стал: провел расследование и арестовал всех, причастных к заговору.
История получилась громкая: купцы, банкиры, чиновники из Севильи и близлежащих городов оказались замешаны в этом темном деле. И заплечных дел мастера принялись за работу: признания были получены!
В начале февраля 1481 года на главной площади города запылал костер: 6 человек, включая дона Диего Сусона, были обречены на страшную казнь. Печальная участь ожидала их родных и близких: все имущество заговорщиков было изъято в казну, а значит дети и внуки их лишались не только прав, но и состояния.
Легенда гласит, что Сусана, предавшая отца, была отвергнута своим народом. Оставил ее и возлюбленный, о котором она так пеклась. Отчаявшейся женщине инквизиторы оказали последнюю милость: ей позволили постричься в монахини. Но и под сводами католической обители не нашла она покоя.
Оттого-то и составила свое страшное завещание: просила Сусана, когда смерть заберет ее, отрубить ей голову, повесив ее над дверями отчего дома «в память о моем доносе и в искупление моих проступков, в пример и предостережение другим дочерям».
Воля ее была исполнена: несколько веков провисел череп Сусаны, пока силы природы не разрушили его. Лишь в конце 18 века был он заменен на табличку, дабы проходящие помнили о женщине, ее предательстве и раскаянии.
