— Фанни, иди спать!
Миссис Брон, стоявшая на пороге комнаты, строго посмотрела на дочь. Силуэт девушки в траурном платье, сидевшей у окна, остался неподвижен. И мать снова окликнула ее:
— Фанни…
— Мама, вы ложитесь, а я еще немного посижу.
Миссис Брон хотела возразить, но потом ничего не сказав, вышла. Конечно, она переживала, что дочь не высыпается и до сих пор страдает. Но вместе с тем радовалась, что Фанни нашла утешение в переводах с итальянского и немецкого. Со смерти жениха Фанни прошло шесть лет, но она похоже, не пришла в себя.
Дождавшись, пока мать закроет дверь, Фанни склонилась над толстой книгой с кожаном переплете. Переведенные ею рассказы охотно печатали. Но скромных гонораров едва хватало на то, чтобы миссис Брон, ее старшая дочь Фанни и младшая Маргарет изменили своим экономным привычкам.
Правда, мясо теперь подавали не раз в неделю, а три — небольшая семья была рада и такому незначительному разнообразию.
Закончив с переводом, Фанни вложила закладку и закрыла книгу. Затем она достала чистый лист бумаги и приступила к написанию письма сестре покойного Джона, своей тезке, Фанни Китс.
«Дорогая Фанни. Иногда мне кажется, что наша с тобой переписка — это мой разговор с самой собой. Возможно, дело в схожести наших имен. Но я склонна отнести это к схожести нашего мышления и вкусов. Поэтому, не спрашивая у тебя совета, уже знаю, каков он будет, и радуюсь, когда получаю твое благословение. И, конечно, наши с тобой чувства к Джону…»
Написав имя жениха, она на миг оцепенела. Раньше она едва могла написать имя умершего на бумаге, но за шесть лет душевная боль притупилась.
«…полностью совпадают. Мы были, наверное, самыми близкими Джону женщинами, и сила нашей привязанности к нему, думаю, одинакова. Милая Фанни, я затеяла этот полуночный разговор — ведь сейчас полночь, мама и Маргарет давно уснули, — для того чтобы поведать тебе о самом важном решении за последние годы.
Я прерываю траур. Пишу тебе эти строки в своем обычном черном облачении. Но завтра, когда это письмо окажется в руках почтальона, я буду наливать утренний чай в простом ситцевом платье, которое на днях закончила. Оно бледно-голубое, именно этот цвет всегда так нравился Джону.
Хочу, чтобы ты знала, Фанни, я делаю это и для тебя. Помню наш первый откровенный разговор, который состоялся спустя два года после смерти Джона, когда ты приехала погостить к нам.
Помнишь, ты сказала, что я не могу скорбеть вечно? Что ради памяти твоего брата я должна быть счастлива? Я потихоньку выполняю твою волю.
Не знаю, принесет ли мне счастье это бледно-голубое платье. Не знаю даже, нужно ли мне счастье».
Закончив письмо и запечатав конверт, Фанни подошла к зеркалу. За шесть лет траура она едва ли подходила к нему. А ведь раньше она так любила вертеться перед зеркалом, примерять шляпки и наряды, и любоваться своим отражением. И вот впервые незамужняя 27-летняя мисс Борн внимательно вглядывалась в свое отражение.
Из зеркальных глубин на нее смотрела изможденная девушка в строгом черном платье. Когда-то у нее, как у младшей сестрички Маргарет сейчас, был румянец и при улыбке появлялись очаровательные ямочки на щеках. Теперь кожа потускнела и нос стал как будто острее, отчего лицо приобрело неприветливое, строгое выражение. Она стянула с головы чепец и густые темные пряди волос рассыпались по плечам…
«Хорошенькая старая дева», — подумала Фанни и задула свечу. Ей так хотелось спать, но сон, как назло не шел. Она пыталась думать о предстоящем дне, но мысли вновь и вновь возвращались к Джону и ее недолгой помолвке.
…Джон Китс как жених для нее был невыгодной партией во всех отношениях. Его печатали, но издатели были не в восторге от того, как продавались сборники стихов поэта.
К тому же, каждый уважающий себя критик, кажется, считал своим долгом очернить его творчество. Лорд Байрон называл его «маленьким черномазым бездельником», намекая на его низкое происхождение — Китс был сыном служителя конюшен.
Ему бы искать богатую невесту, состояние которой бы позволило Джону пережить период безвестности, но он, как нарочно, влюбился в Фанни.
Отец Фанни умер когда девочке было десять лет. Миссис Брон осталась с тремя детьми. Кроме Фанни у нее были шестилетний Сэм и годовалая Маргарет. Завещанных денег едва хватало на жизнь чтобы не умереть с голоду и на образование сыну. Что касается девочек…
Миссис Брон оставалось надеяться, что девочек полюбят обеспеченные молодые люди. Но при первом же взгляде на поношенный сюртук и выцветший галстук Джона Китса она поняла — сбыться надеждам не суждено.
Но она не хотела потерять доверие и любовь дочери. И поэтому согласилась на помолвку с одним условием: пока дела жениха не наладятся, она не выдаст за него дочь.
…Фанни лежала, уткнувшись в подушку. Почему мать не дает согласие на брак? Джон сегодня положил ей на колени листок со стихами:
День отошел и все с собой унес:
Влюбленность, нежность, губы, руки, взоры,
Тепло дыханья, темный плен волос,
Смех, шепот, игры, ласки, шутки, споры.
Она с тех пор не могла заснуть и повторяла про себя эти стихи:
И вновь молюсь — войди же, Сон, в мой дом!
…Она проснулась с ощущением счастья. Открыв глаза, Фанни вспомнила, что ей предстояло идти на бал. Сестра ворочалась в кровати, утро было ясным и солнечным.
Вчера она впервые за несколько месяцев выбралась на танцы в местную Ассамблею. Джон Китс приболел и она знала: наверняка он расстроится. Мать уговорила ее — неприлично сидеть дома в 20 лет безвылазно!
Надев платье, сшитое на днях по французской выкройке, из нежнейшего батиста цвета абрикоса, и высоко заколов темные волосы, она приготовилась стоять у стенки, дабы никто, даже ее собственная совесть не могла упрекнуть ее в неверности жениху.
Но стоило ей войти в зал, как ее окружили вниманием. Через минуту она приняла приглашение высокого стройного офицера на танец. Вернувшись под утро, она стояла у зеркала и гадала, стоит ли рассказать Джону о вчерашнем бале. А почему бы и нет? За время их знакомства это был всего лишь второй бал который она посетила.
А до знакомства она выезжала на балы каждую неделю. Их помолвка длится год, но она танцевала лишь два раза. Но жених отреагировал бурно:
— Где ты была вчера вечером? Перестань делать вид, что я тебе дорог. Зачем тебе нужен больной поэт, который влачит жалкое существование?
Джон закашлялся, спешно достал белоснежный платок и поднес его к губам. На платке осталось несколько капель ярко-красной крови.
За последние шесть месяцев Фанни не раз слышала подобные речи. Здоровье Джона ухудшилось в феврале, когда он простыл. Порой состояние глубокой депрессии сменялось у Джона оптимизмом — он обещал Фанни, что скоро он станет знаменитым и они поженятся.
Спустя час Китс вновь предавался отчаянию. Тогда он превращался в собственника и устраивал сцены ревности. Когда отношения между ними только зарождались, друзья Джона в один голос говорили, что 17-летняя мисс Брон — пустышка, способная лишь на шитье нарядов.
Да и сам Китс после первого знакомства, состоявшегося в доме его друга, не почувствовал к девушке особой симпатии. «Она элегантна, хороша собой, но глупа и чересчур общительна», — отозвался Джон о будущей невесте в письме к брату.
Постепенно он изменил о девушке свое мнение. Фанни стала первой, кому Джон Китс читал свои стихи, его самой преданной поклонницей и слушательницей. А сейчас болезнь опасно обострилась и друзья Джона отправили его в Италию. Он стал медленно угасать, но протестовал:
— Я для себя все решил. Это мои последние дни и я хочу провести их с Фанни.
Друзьям, оплатившим поездку, пришлось прибегнуть к хитрости: в туманной сырой Англии он не дотянет до Рождества, всего несколько месяцев в солнечной Италии — и он вернется здоровым и сможет жениться на любимой.
Фанни шила свадебное платье, но из Италии Джон так и не вернулся. Друг Китса, художник Джозеф Северн написал Фанни, что 25-летний Джон скончался 23 февраля 1821 года в Риме.
Фанни облачилась в в траур. Неожиданно после смерти Джона девушку закидали неожиданными просьбами. Разбирая корреспонденцию, она нашла письмо:
«Мне стало известно, что вы являетесь обладательницей уникального портрета-миниатюры кисти Джозефа Северна, изображающей великого поэта Джона Китса. Учитывая мой интерес и ваши стесненные обстоятельства, думаю, мы быстро договоримся…»
Мать буднично поинтересовалась:
— Выгодное предложение?
Фанни отшвырнула от себя письмо.
— Мама… Пожалуйста, ни при каких обстоятельствах я не продам ни письма Джона, ни его портрет, ни тем более подаренное им кольцо. Вы будто желаете этого!
— Девочка моя, сейчас тебе кажется, что важнее памяти об ушедшей любви ничего быть не может. Но это не так. Знаешь, что важнее? Семья, которую нужно содержать. Когда ты видишь, что у твоих детей нет самого необходимого, то можно продать не только святыни, но и душу…
— У меня нет детей и никогда не будет, — возразила Фанни и вышла из комнаты.
…Зал аукционного дома в Лондоне был переполнен.
— Уважаемые гости, прошу тишины! Передо мной 35 писем великого поэта Джона Китса к его невесте, мисс Фанни Брон, в замужестве миссис Линдон. Все письма написаны между 1819 и 1821 годами. Письма будут распроданы по отдельности. Они предоставлены сыном миссис Линдон, мистером Гербертом Линдоном. Торги начинаются!
Для Оскара Уайльда, присутствовавшего на торгах, Джон Китс был почти Богом. Видеть, как сокровенные чувства, доверенные бумаге, продаются с молотка, было нестерпимо.
«Никогда раньше я не знал такой любви, которую ты в меня вдохнула» — продано! «Любовь сделала меня эгоистом. У меня лишь одно желание — увидеть тебя снова!» — продано! «Я встречал женщин, которые были бы рады обручиться с сонетом или выйти замуж за роман в стихах. Но ты любишь меня таким, какой я есть…» — продано!
Спустя год Оскар Уайльд напишет: «Слова любви и нежные упреки; взволнованные, выцветшие сроки, глумясь распродает аукцион…»
В ХIХ веке каждый английский поэт считал своим долгом наградить презрением музу Китса Фанни Брон. Мало того, что после смерти Китса она вышла замуж, родила троих детей и дожила до старости… Фанни еще распродала все, что было связано с именем Джона: его портрет-миниатюру, кольцо, подаренное поэтом, и вот теперь ее сын нажился на имени матери.
…Когда аукцион закончился, все письма были раскуплены, половина присутствующих обсуждала произошедшее. Звучало имя Фанни Брон и в зале не нашелся человек, который отозвался о ней хорошо или встал на ее защиту.
«Кокетливая простушка», «корыстная девчонка», «ветреная особа»! Самые смелые ораторы даже рассуждали о том, что Джону Китсу повезло умереть — с такой женой, ему пришлось бы нелегко. Казалось, каждый знал, что именно было нужно поэту.
А что касается Фанни… Она вступила в брак только спустя пять лет после смерти матери. Ей еще раз пришлось облачаться в траур, когда умер ее брат Сэм от той же «болезни бедняков», что и Китс. Фанни вышла замуж за неудачливого предпринимателя Луиса Линдона.
У нее родилось трое детей, денег на содержание которых постоянно не хватало. Фанни все-таки продала миниатюрный портрет Джона, а когда дети выросли, она завещала им письма поэта, которые, она знала, будут представлять огромную ценность. Джон Китс не осудил бы ее. Это она тоже знала.
