— Дочку не отдам, — возмутилась Авдотья Афанасьевна. И, чуть снизив тон, добавила: — Ты уже не серчай, голубчик, балованная она у меня, любименькая.
У Петра Карловича от злости захватило дух.
В семье профессора Императорской Академии художеств Ивана Петровича Мартоса детей любили и баловали. Особенно прикипел старый скульптор, давно разменявший седьмой десяток, к своему последышу — дочке Катеньке.
Единственной малышке, подаренной молодой женой, с которой он сошелся вторым браком. А Авдотья Афанасьевна в своей девочке и вовсе души не чаяла.
Над разнеженной Катей — тихой и мягкой — тряслись, не давая самой и шагу ступить. А Катюша, опекаемая матерью, и не пыталась идти наперекор, во всем слушая родителей.
Уговорившись с мужем, Авдотья Афанасьевна выдала Катю замуж, едва той исполнилось пятнадцать лет. Очень уж хорош был жених. Не кто-нибудь из шальных студентов академии посватался, а сам профессор Василий Алексеевич Глинка!
Пусть был он не слишком молод, но зато богат — больше ста тысяч одними деньгами, не считая квартиры, обстановки и прочего. А капиталы Авдотья Афанасьевна ценила куда выше прочих достоинств: сама без любви замуж выходила, за крышу над головой и кусок хлеба.
И дочери своей такого же счастья желала: в тепле и сытости жить.
Однако Катенька недолго пробыла замужем: Василий Алексеевич внезапно скончался, оставив ее богатой вдовой. Но о том, чтобы начать самостоятельную жизнь, и речи не шло. «Не пристало тебе в 16 лет своим домом жить», — постановила Авдотья Афанасьевна.
Так Катя вернулась под отчий кров, где все пошло по-прежнему. Маменька окружила ее заботой: поила, кормила, наряжала да выдавала денег «на булавки», прибрав к рукам полученное дочерью наследство.
Хорошенькая, словно картинка, Катенька притягивала внимание кавалеров. Вскоре о том, чтобы посвататься к ней, задумался Петр Карлович Клодт. Небогатый барон, слушавший курс в Академии художеств, Петр Карлович увлекался скульптурой. В свои 26 лет он не снискал большой славы, но был на хорошем счету у учителей.
Оттого-то Клодт и решился заговорить с Авдотьей Афанасьевной о браке. Очень понравилась ему Катенька, да ведь и сам он — жених не из последних. Однако у госпожи Мартос было свое мнение.
Авдотья Афанасьевна выслушала Клодта с изрядным удивлением. И, как женщина простая и открытая, ответила ему без всяких затей:
— Опомнитесь, дорогой Петр Карлович! Разве наша Катенька вам пара? Она у меня единственная дочка, балованная, нежная, ни к какой работе непривычная…А вы человек бедный, только маленьких солдатиков да лошадок и лепите…Разве на эту мелочь вы можете прокормить и одеть жену?
Петр Карлович задохнулся от обиды, не найдясь с ответом.
А Авдотья Афанасьевна продолжала, не щадя чувств Клодта:
— Нет, голубчик, барон, выкиньте из головы эту затею. Я ведь не со зла, а как мать, любя, вам говорю: ищите жену по себе, право, лучше будет…Поверьте, я обидеть вас не желаю, и будь моя дочь бедная, трудолюбивая и работящая девушка, как племянница моя Улинька, например, я бы вам слова поперек не сказала!..
А отдать родное дитя на верную нужду, простите меня, я не согласна и опять-таки должна повторить, что моя Катенька вам не пара.
Возмущение Петра Карловича было так велико, что он воскликнул:
— Если полагаете, что ваша дочь мне не пара, а бедная девушка Ульяна — пара, так изменю свое предложение. Прошу у вас руки Уленьки! И точка.
Авдотья Афанасьевна только охнула.
— Да вы шутите, барон!
— Нисколько, — холодно ответил успевший собраться Петр Карлович, — совершенно не шучу! Раз бедная трудолюбивая девушка будет мне больше пара, чем дочь профессора, которая к нужде не привыкла, то хочу на ней жениться! Пусть весь свет видит, как жена барона Клодта будет ходить у него голодная и неодетая! Вы ведь за Ульяну не боитесь?! Так отдайте её мне!
Авдотья Афанасьевна тут же кликнула Ульянку, племянницу, жившую у нее и следившую — в благодарность за угол и хлеб — за хозяйством Мартосов.
Растерявшаяся, заалевшая маковым цветом Ульяна Спиридонова отказываться от неожиданного предложения не стала. Отчего бы и не пойти за хорошего человека? Клодт был недурен собой, а бедности она не боялась. Все лучше хозяйкой в собственном доме, чем по чужим углам мыкаться.
Впрочем, Уле очень повезло: страшные предсказания Авдотьи Афанасьевны не сбылись. И нескольких лет не прошло со свадьбы, как Петр Карлович Клодт приобрел славу своими скульптурными работами. А вместе со славой пришли и деньги.
Семейная жизнь барона Клодта тоже оказалась на диво удачной. От своей темнобровой Ульяши — Ульяны Ивановны — он был совершенно без ума, балуя ее и ни в чем не отказывая. Средства, которые Петр Карлович получал за «лошадок», позволяли исполнять любой каприз жены.
Впрочем, боготворя своего мужа, Ульяна многого и не требовала. Она родила ему 6 детей, которых воспитала в большой любви.
Говорят, только одна Авдотья Афанасьевна сокрушалась по поводу удачного брака Клодта.
— Как же это я с бароном-то промахнулась! Да кто же тогда мог знать, что он не одних маленьких солдатиков да лошадок, а и большие статуи сумеет лепить и в такую славу попадет? — жаловалась она. — Моей бы Катеньке такой случай!
Однако жизнь Кати сложилась не так удачно. О ней — в следующий раз.
