— Я сделаю тебя самой счастливой! — повторял Исаак своей краснеющей невесте. — Самой счастливой на свете!
Бывало, София, вспоминала эти слова, когда лежала на грязном матрасе после визита очередного клиента.
— Самая счастливая, — шептала она себе под нос, рассматривая царапины и синяки на руках. — Самая самая…
Чей-то заинтересованный взгляд 13-летняя панна София Хамыс почувствовала на себе, ещё когда они с матушкой выходили из зеленной лавки.
Сначала она решила, что ей показалось — кому она может быть интересна? Кудрявые ломкие волосы, нос горбинкой, слишком глубоко посаженные глаза… На оживленной главной площади было много девушек, гораздо симпатичнее ее.
Однако странное чувство, что за ней наблюдают, все не проходило. София оглянулась и сразу же встретилась взглядом с юношей, лет на десять старше ее. Мужчина широко ей улыбнулся, и девушка смущённо потупила взор.
Когда она отважилась посмотреть вновь, незнакомец был уже совсем близко. С непонятным трепетом София наблюдала за тем, как юноша вежливо поздоровался с ее матерью и спросил, не нужна ли им помощь с покупками. Ей почему-то захотелось тихонько попросить матушку отказаться, но та уже радостно передавала юноше сумки.
Молодой человек представился Исааком Боороским. В их небольшом местечке под Варшавой он был проездом — решал кое-какие семейные дела перед долгим путешествием домой, в Буэнос-Айрес. Исаак рассказал также, что очень переживает за свою пожилую матушку — она осталась совсем одна в большом доме, а местной прислуге совершенно нельзя доверять…
Радушные родители Софии пригласили Исаака в гости и на следующий день, и за ним — ведь оказалось, что у юноши здесь совершенно не осталось родственников. Не сидеть же ему вечерами в одиночестве в холодном номере гостиницы?
— Ты будь к нему помилее, — подсказывала пани Хамыс дочери. — Вон как он на тебя смотрит!
Но у Софии в присутствии молодого человека все как будто начинало валиться из рук. Ей было боязно даже посмотреть ему в глаза, и она не понимала — то ли она хотела ежедневно видеть Исаака у себя дома, то ли желала, чтобы он поскорее уехал за тысячу морей.
В один роковой вечер юноша как обычно жаловался на жадность и нерасторопность аргентинской прислуги, когда пан Хамыс неожиданно предложил:
— А не взять ли тебе, Исаак, в служанки мою Софию? Она и чистоплотная, и скромная, и цену деньгам знает.
Исаак пришел в восторг от такого предложения, а София замерла в ужасе. Она совсем не хотела уезжать из семейного гнёздышка в страшную далёкую Аргентину! На счастье, матушка неожиданно вмешалась:
— Да куда она поедет, недавно только в куклы играть отучилась! И ещё к незнакомым людям!
София уже выдохнула в облегчении, но зря: на следующий день Исаак пришел к ним в дом с огромным букетом цветов и вручил его растерянной девушке. Пока они с матушкой готовили чай на кухне, Исаак с ее отцом о чем-то недолго совещались за закрытыми дверями.
Софью вновь терзало страшное предчувствие, а когда отец сообщил ей, что она выходит замуж, она едва не потеряла сознание. Придя в чувства, она бросилась матушке в ноги, но та уже не стремилась ее защищать:
— У тебя будет там совсем другая жизнь! — увещевала пани Хамыс глупую дочку. — Не как у нас — нищая и бесправная. Будешь там как сыр в масле кататься! Настоящий райский уголок!
Свадьбу сыграли очень быстро: у Исаака был какой-то знакомый, который смог все организовать буквально за два дня. Самый значимый день в своей жизни София почти не запомнила — только руки Исаака на ее руках, и его шепот «Ты будешь самой счастливой!».
Собирались они тоже в спешке — корабль в далёкий и загадочный Буэнос-Айрес отплывал уже через день. При прощании с родными София выплакала все слезы, но Исаак крепко держал ее за руку, и это придавало ей сил. Может быть, все совсем не так страшно, если рядом есть мужчина, готовый о ней позаботиться?
К тому же, Исаак был так бережен с ней, так терпелив… Он даже не настаивал на первой ночи, одни мысли о которой вызывали у Софии священный ужас.
— Только когда ты будешь готова, дорогая, — говорил он ей, мимолётно целуя в щеку.
Очевидно, что София стала «готова» в ту страшную ночь, когда они прибыли в Аргентину. В порту их встретили несколько мужчин, которые сразу же схватили ничего не понимающую Софию под руки и куда-то повели. В страхе она оглянулась на своего «мужа», но Исаак лишь безразлично покачал головой:
— Прости, милая, мне слишком хорошо за тебя заплатили.
Дальше все дни слились для Софии в один непрекращающийся кошмар. В грязном сарае, где кроме нее содержались ещё несколько девушек, бедняжке быстро объяснили ее новое положение: ее свадьба была обычным представлением, а Исаак не был ее настоящим мужем. Столь нехитрым способом он заманил в страшные сети ещё с десяток глупышек, которые были для него лишь расходным материалом.
Исаак Боороский работал на банду Цви Мигдаль, которая в 1860х-1930х годах занималась поставкой белых рабынь — в основном, евреек из бедных местечек, — в Аргентину.
В местечках обычно ничего не знали о загадочном Буэнос-Айресе и запудрить головой родителям девочек, а также им самим было совсем несложно.
Несчастные девушки, оказавшись в Аргентине попадали в совершенно безвыходное положение: без денег и документов они не могли даже связаться с родными и попросить о помощи. «Хозяева» девушек убеждали их, что своими услугами они отрабатывают «долг» — расходы, ушедшие на их перевозку, одежду и питание.
Однако с каждым днём «долг» становился все больше. Только самые наивные продолжали верить, что однажды выберутся из этого ада. Последняя надежда Софии умерла на третий год ее жизни в борделе. А ещё через два года она скончалась — не смогла пережить кустарную операцию по прерыванию беременности. Быть может, она просто не захотела бороться…
Немногим счастливее сложилась жизнь ещё одной «бабочки» Буэнос-Айреса — Ракель Либерман. Она приехала в Аргентину в 1922 году вместе с двумя маленькими сыновьями. Ее муж Яков переехал сюда вслед за своими родственниками чуть раньше, а затем вызвал ее телеграммой. Ракель, в отличие от Софии, никто не обманывал: она знала, куда едет и к кому.
Муж встретил ее с детьми у трапа, и первые пару месяцев они были очень счастливы. А затем Яков заболел. Туберкулёз развивался стремительно, и через несколько недель его не стало. 22-летняя Ракель осталась с двумя малышами без средств к существованию.
В маленькой деревне, где обосновались родственники мужа, не было почти никакой работы. Ракель почти отчаялась, когда к ней с визитом пришел импозантный мужчина по имени Джейми Сиссинджер.
Он поведал ей, что в Буэнос-Айресе категорически не хватает работниц на швейную фабрику и пообещал Ракель очень неплохую сумму. Делать было нечего — она согласилась и, оставив детей на попечение родственников, отправилась на заработки.
Разумеется, никакой фабрики не существовало и в помине: Ракель оказалась в том же месте, где когда-то погибла несчастная София Хамыс. Положение Ракель было, тем не менее, не таким бесправным: она платила «хозяевам» только процент от своей работы в обмен на защиту.
Через некоторое время она смогла накопить даже на покупку маленького антикварного магазинчика и разорвала свои отношения с Цви Мигдаль. По крайней мере, так она полагала.
Вскоре она вышла замуж за обеспеченного еврея — Хосе Саломоне Корне — и, казалось, что самое страшное было уже позади. Ракель не могла подозревать, что синагога, в которой проходила их «свадьба» принадлежала Цви Мигдаль, а ее муж работал на эту преступную группировку.
Не прошло много времени, как Хосе начал торговать и ей — таких «жён» у него, как и у Исаака, было немало. Ракель пыталась обращаться за помощью к разным людям, но все они оказывались связаны с Цви Мигдаль.
К счастью, власти встали на сторону бедной женщины. Комиссариат давно уже пытался выйти на банду, и свидетельские показания Ракель оказались очень кстати. Начались облавы и суды. Некоторым членам Цви Мигдаль удалось сбежать в другие страны, но 108 человек были заключены в тюрьму.
Организация начала сыпаться как карточный домик, и к 1939 году была упразднена окончательно. К сожалению, Ракель до этого времени не дожила: за четыре года до этого она скончалась от рака.
