Зелёная обивка бархатного дивана была пропитана кровью. Эвелин рассеянно провела по ней рукой — на ладони остались бурые следы. Несколько минут она не понимала, почему на ее теле нет одежды и откуда могла взяться кровь — о вчерашнем дне она не помнила почти ничего…
Эвелин Несбит была самой счастливой девочкой в Питтсбурге. У нее было все, о чем может только мечтать маленькая модница: нарядные платья, шелковые бантики, море разнообразных игрушек… Отец души не чаял в своей малышке и был готов подарить ей даже Луну с неба, если бы это заставило ее улыбнуться.
Все изменилось в один миг, когда на излёте 1893 года ещё совсем молодой отец 10-летней Эвелин внезапно скончался от инсульта. Тогда же выяснилось, что Уинфилд Несбит за свою недолгую жизнь умудрился накопить огромное количество долгов.
Его вдове и двум детям оставалось только с тоской наблюдать за тем, как судебные приставы опечатывают их дом и забирают все вещи, которые только можно было продать с аукциона. Жить небольшому семейству было совершенно не на что.
Тогда Эвелин-старшая вспомнила о том, что когда-то давно училась шитью. После свадьбы она ни дня не работала, но былых навыков, как оказалось, не растеряла. Однако ее скромного заработка было катастрофически недостаточно, чтобы снимать даже самые бедные меблированные апартаменты и кормить детей.
Богатые родственники отдали в распоряжение вдовы пансион, в котором они могли бы жить, сдавая остальные комнаты, но из этого ничего не вышло: миссис Несбит совершенно не умела распоряжаться финансами.
В конце концов, семье пришлось переехать в Филадельфию, где Эвелин-старшая устроилась продавщицей в небольшой универмаг. Через какое-то время туда же поступили работать и ее дети — 14-летняя Эвелин и 12-летний Ховард.
Никто не делал скидки на их нежный возраст, и юные Несбиты трудились так же тяжело, как и все остальные — по 12 часов шесть дней в неделю.
Тем временем, Эвелин из угловатого подростка начала превращаться в прекрасного лебедя. У ее прилавков всегда толпилось больше народу, чем у других, что невероятно радовало ее работодателей. Однажды к матери Эвелин подошла молодая женщина, представившаяся художницей.
Она попросила у вдовы разрешения использовать ее дочь в качестве модели для одной из свой картин. Миссис Несбит не очень понравилось такое предложение: она прекрасно знала, кем впоследствии становились хорошенькие натурщицы! Однако деньги художница предлагала неплохие, и нужда вынудила Эвелин-старшую согласиться.
За первый сеанс позирования Эвелин заплатили один доллар, но с каждым последующим визитом в художественную мастерскую сумма эта росла. Вскоре на юную красавицу обратили внимание и весьма уважаемые мастера своего дела, и дела Несбитов пошли в гору.
В 1900 году семейство перебралось в Нью-Йорк. Сначала миссис Несбит ещё тешила себя надеждами, что сможет найти успешную работу и обеспечивать детей самостоятельно — идея продавать свою дочь ей все ещё не нравилась.
Однако месяцы шли, долги их неуклонно росли, и у вдовы не оставалось другого выбора, как вновь позволить дочери работать натурщицей. Первое время мать еще настаивала на том, чтобы Эвелин позировала в закрытых нарядах, но позже махнула рукой и на это — слишком уж привлекательными были ее гонорары.
Вскоре Эвелин стала одной из самых востребованных моделей Нью-Йорка — фотографии и картины с ее изображением разлетались как горячие пирожки. Даже Чарльз Гибсон, один из самых известных художников страны, сделал ее портрет для своих знаменитых «Девушек Гибсона».
Слава Эвелин росла как на дрожжах: она появлялась на обложках журналов, ее фотографии в различных образах использовали на этикетках известных брендов, открытках, календарях, табачных карточках… Казалось, что ее изображение было повсюду.
Через какое-то время позирование наскучило молодой мисс Несбит. Пока ее наряжали в причудливые наряды и вертели как куклу, заставляя принять разнообразные соблазнительные позы, Эвелин только и могла думать о том, как хотела бы блистать на сцене, срывая зрительские овации.
Театральных предложений ей приходило немало, так что вскоре 15-летняя «девушка с обложки» начала работать хористкой на Бродвее.
Первое шоу с ее участием — «Флородора» — имело ошеломительный успех. И именно тогда Эвелин познакомилась с 46-летним женатым архитектором Стэнфордом Уайтом.
В близком — и не очень — кругу «Стэнни» имел славу сластолюбивого интригана, не пропускавшего ни одной юбки. Особенно же его привлекали юбки — и другие части гардероба — юных танцовщиц. Неизвестно, почему мать Эвелин, зорко следившая за моральным обликом дочери, подпустила к ней человека с такой дурно пахнущей репутацией.
Возможно Уайт умел первоклассно пускать пыль в глаза или же наивная вдова просто не могла предположить, что такой порядочный джентльмен осмелится делать непристойные предложения ее несовершеннолетней дочери.
Стэнфорд действительно постарался втереться в доверие к матери хорошенькой хористки. Проникновенно убедив вдову, что лишь «заботится о юных дарованиях», он переселил все семейство Несбитов из небольшой квартиры в номера дорогого отеля и оплатил обучение младшего брата Эвелин в военной академии.
Вдова была очарована щедростью их неожиданного благодетеля и полностью ему доверилась. Без колебаний она оставила дочь на попечение «доброго дядюшки Стэнни» и на несколько дней уехала к друзьями в Питтсбург.
В тот же вечер Уайт пригласил Эвелин к себе, в свою роскошную квартиру на Западной 24-ой улице. Жилище архитектора было обставлено по последнему писку моды. В одной из комнат были подвешены красные качели, а другая — с огромным зелёным бархатным диваном посередине — была полностью заставлена зеркалами.
Именно сюда Уайт и привел Эвелин, попросив ее ради него облачиться в жёлтое шёлковое кимоно. Девушка выполнила его просьбу, не слишком хорошо осознавая свои действия — голова ее кружилась от нескольких бокалов шампанского.
Проснулась Эвелин, по своим словам, только на следующее утро и обнаружила себя полностью обнаженной в луже собственной крови. Однако даже если произошедшее той ночью и было насилием со стороны неугомонного Уайта, Эвелин, казалось, не особо была этим огорчена.
Неизвестно, поведала ли она матери о случившемся или же оставила все между ним, но, как бы то ни было, девушка позволила этим отношениям развиваться и на протяжении несколько лет грела постель своего благодетеля.
У Уайта было, разумеется, и много других девушек, но ему не нравилось, когда у Эвелин появлялись ухажёры. От особенно настойчивых Стэнфорду приходилось избавляться своими руками.
Например, от некоего Джона Бэрримора, с которым Уайт случайно познакомил Эвелин сам, на одной из своих вечеринок. Он попросту не мог подумать, что его комнатный цветок так страстно влюбится в какого-то небогатого иллюстратора.
Когда же их роман расцвел в полную силу, Уайт и мать Эвелин на пару забили тревогу. В качестве акции устрашения Стэнфорд устроил «свою воспитанницу» в интернат и пригрозил там же ее и оставить.
То ли Эвелин действительно испугалась оказаться запертой в заведении с тюремными порядками, то ли Уайт имел на нее слишком большую власть, но она публично разорвала всяческие отношения с возлюбленным и вернулась под крыло «доброго дядюшки».
Их связь длилась ещё несколько лет, пока на Эвелин не обратил внимание Гарри Кендал Тоу, наследник неприлично богатого питтсбургского железнодорожного барона.
Гарри с детства отличался жестокостью и время от времени впадал в маниакальные припадки, о чем всем было прекрасно известно. Однако Эвелин это не остановило — она надеялась, что сможет обуздать бешеный нрав миллиардера. Также ее подкупала жгучая ненависть, которую питал Гарри к ее благодетелю.
Это разрушительное чувство только укрепилось, когда модель поведала своему любовнику о том, как бесчестно обошелся с ней Уайт в ту роковую ночь. Эвелин понимала, что сможет выпутаться из лап Уайта, только получив поддержку кого-то столь же могущественного, и Гарри отлично подходил на эту роль.
Однако первая совместная поездка заграницу показала Эвелин, что Гарри болен гораздо серьезнее, чем она предполагала. Девушка испугалась — в какой-то момент ей показалось, что ухажёр способен насмерть забить ее своим кнутом.
Первое предложение о замужестве она отклонила, но Гарри был настойчив. Он клялся, что никто больше не поднимет на нее руку и исполнит любое ее желание, даже если таковым будет никогда не спать в одной постели. Эвелин панически боялась остаться одна, когда неминуемо наскучит Уайту, а других предложений ей никто не делал… Девушка согласилась.
Пара сыграла свадьбу в 1905 году, и первое время их дела шли весьма неплохо — или, по крайней мере, так оно выглядело со стороны. Они готовились к огромному свадебному путешествию, которого Эвелин одновременно и ждала, и боялась до дрожи.
За день до отплытия Гарри заявил, что хочет посетить премьеру пьесы «Mam’zelle Champagne», и Эвелин должна составить ему компанию. Она не возражала, даже не подозревая, что этот вечер закончится кровавым убийством. На глазах у всего театра Гарри вытащил из-под полы своего пальто пистолет и три раза выстрелил в упор в лицо Стэнфорда Уайта со словами «Ты погубил мою жену!».
Это дело получило ошеломительную огласку, и в прессе было прозвано «Судом века». Журналисты с радостью смаковали все пикантные подробности жизни Эвелин Несбит и даже нарекли ее «девушкой на красных качелях».
После нескольких заседаний Гарри был признан сумасшедшим и помещён в Государственную больницу для невменяемых преступников. Однако он имел право практически беспрепятственно уходить из лечебницы, а через несколько лет и вовсе получил амнистию.
Жизнь Эвелин после этих трагических событий нельзя было назвать счастливой. В 1910 году она родила сына — то ли от супруга, то ли от другого неизвестного мужчины, и продолжила появляться в небольших спектаклях и водевилях, а позже и в немом кино.
Карьера ее была не очень успешной, но на жизнь ей хватало. После развода с Гарри она ещё раз — неудачно — выходила замуж. Всю жизнь Эвелин боролась с зависимостями, которые несколько раз едва не привели ее к самоубийству.
Эвелин Несбит скончалась в доме престарелых в 1967 году в возрасте 82 лет.
