— Раз ты купил себе эту грёбанную лодку, чтобы катать на ней своих дружков на рыбалке, то и я не буду сидеть дома! Мы с дочкой едем в Турцию одни, а ты можешь жить теперь со своими друзьями и этой лодкой!
Лена заявила это мужу, едва войдя в квартиру. Она бросила на журнальный столик свою сумку и тонкую папку с логотипом туристического агентства, из которой выглядывали яркие глянцевые листки путёвок. Максим, сидевший на диване, медленно повернул голову. Он смотрел на неё несколько секунд, пытаясь уловить в её голосе нотки шутки или сарказма, но не нашёл ничего, кроме ровной, почти металлической твёрдости. Её лицо было непроницаемым, как у человека, принявшего окончательное и бесповоротное решение.
— Ты шутишь? — его голос прозвучал неуверенно, почти растерянно. — Какая Турция? Мы же не планировали.
Лена пожала плечами и, не удостоив его больше взглядом, прошла в детскую. Через минуту она вернулась с большим, наполовину пустым чемоданом и раскрыла его прямо посреди гостиной на ковре. Она опустилась на колени и методично, одно за другим, начала складывать в него маленькие платьица и футболки их шестилетней дочери, которые доставала из комода. Каждое её движение было выверенным и спокойным, словно она занималась этим всю неделю, а не только что вернулась домой.
— Ты тоже не планировал со мной советоваться, когда тратил почти четыреста тысяч на пьянку в камышах. Я просто последовала твоему примеру. Решила проблему единолично.
Максим поднялся с дивана. Его лицо из удивлённого стало недоумевающим, а затем и возмущённым. Он подошёл ближе, глядя то на жену, склонившуюся над вещами, то на ворох детской одежды, который рос в чемодане, превращаясь в аккуратные стопки.
— Погоди, ты сейчас серьёзно? Ты взяла и купила путёвки? На какие деньги, Лена? Ты хоть понимаешь, что эта лодка — это было вложение! А твоя Турция — это просто выкинутые деньги!
Она аккуратно сложила пару детских сандалий и положила их в боковой карман чемодана. Только после этого она подняла на него глаза. Взгляд был абсолютно спокойным, что пугало Максима гораздо больше, чем если бы она кричала или билась в истерике.
— Вложение? Ты называешь вложением покупку резинового корыта с мотором, чтобы вы с Витькой могли глушить водку вдали от цивилизации? Хорошее вложение, Максим. Очень дальновидное. Особенно когда у ребёнка за всё лето не было ни одного дня на море, потому что её папа копил на свою «мечту».
Он пропустил мимо ушей её ядовитое замечание, зацепившись за главное — за деньги. Это была единственная категория, в которой он сейчас мог мыслить.
— Но это были общие деньги! Мы их откладывали! Ты не имела права вот так просто пойти и…
— А ты имел? — Лена прервала его, не повышая голоса. Её тон был ровным, как у хирурга, который констатирует факт. — Ты пришёл вчера, сияющий от счастья, и объявил, что мечта твоей жизни сбылась. Ты купил лодку. Ты не спросил, согласна ли я. Ты не поинтересовался, может, у нас были другие планы на эти почти четыреста тысяч. Ты просто поставил меня перед фактом. Так вот, я делаю то же самое. Ставлю тебя перед фактом. Завтра в семь утра у нас самолёт. Можешь не провожать.
— Последние деньги? Ты серьёзно? — Максим взорвался. Его растерянность мгновенно сменилась яростью. Он сделал шаг вперёд, нависая над ней, и его голос сорвался на крик. — Это были последние деньги, Лена! Последние! У нас больше ничего не осталось! Ты безответственная! Как ты могла?
Лена остановилась. Она как раз держала в руках стопку аккуратно сложенных летних шорт дочери. Она медленно положила их в чемодан, расправила, а затем так же медленно поднялась на ноги. Она встала прямо перед ним, заставляя его смотреть ей в глаза. Её взгляд был ледяным, лишённым всяких эмоций, и от этого Максиму стало не по себе. Он ожидал слёз, криков, чего угодно, но не этой холодной, пронизывающей пустоты.
— Нет, Максим. Безответственный здесь только ты, — её голос звучал тихо, но каждое слово било наотмашь, точнее любого крика. — Я свои деньги вложила в здоровье и отдых своего ребёнка, который всё лето дышал пылью в этом городе, пока ты рассказывал ей сказки про море, которое будет «когда-нибудь потом». А ты свои деньги вложил в похмелье. В будущие посиделки со своими дружками, которые для тебя, очевидно, давно стали важнее.
Он отшатнулся, словно от удара. Обвинение было настолько точным и унизительным, что он не нашёлся, что ответить сразу. Он попытался защититься, перевести разговор в другую плоскость.
— Это не просто посиделки! Это отдых! Я работаю, Лена, вкалываю как проклятый, чтобы вы ни в чём не нуждались! Я что, не заслужил себе отдушину? Место, где я могу просто расслабиться, побыть мужиком, а не только «папой» и «мужем»?
Лена горько усмехнулась. Уголки её губ дёрнулись в едва заметной гримасе.
— Отдушину? Ты нашёл себе отдушину, когда у Ани был выпускной в садике, а ты «помогал Витьке переезжать»? Или когда я просила тебя в выходной съездить к моим родителям, помочь отцу на даче, а ты уехал на весь день, потому что у Серёги «сломалась машина посреди трассы»? У тебя этих отдушин по три штуки на неделе, Максим. И эта лодка — просто вишенка на торте. Апофеоз твоего эгоизма. Ты купил себе свободу от нас. Ну так пользуйся ей.
Каждое её слово вскрывало старый нарыв. Он и забыл уже про тот выпускной, про ту машину. Для него это были мелкие, незначительные эпизоды, оправданные мужской дружбой и взаимопомощью. Для неё же они складывались в одну большую, уродливую картину его безразличия.
— Ты всё переворачиваешь! — он снова начал заводиться, чувствуя, что теряет почву под ногами. — Друзья — это святое! А ты просто не понимаешь этого! Ты хочешь, чтобы я сидел возле твоей юбки двадцать четыре на семь!
— Я хочу, чтобы у моего ребёнка был отец, а не гость по праздникам, который иногда ночует дома. Я хочу мужа, для которого семья — это не обуза, от которой нужно сбегать на рыбалку. Но, видимо, я слишком многого хочу. Поэтому я больше ничего от тебя не хочу. Вообще. Когда мы вернёмся, надеюсь, тебя тут уже не будет. Потому что я не хочу больше жить с человеком, для которого рыбалка важнее семьи.
Сказав это, она снова опустилась на колени и спокойно продолжила укладывать вещи в чемодан, как будто только что обсуждала прогноз погоды, а не выносила приговор их браку. Для неё этот разговор был уже закончен.
— Когда вернётесь, меня тут не будет? — Максим нервно рассмеялся, но смех получился сухим и неприятным, как скрежет металла по стеклу. — А ты подумала, на что ты вообще жить будешь? На что ребёнка содержать? Или ты думаешь, твоей зарплаты хватит на все твои хотелки? Я ведь всё это время в дом тащил, всё для вас!
Он начал ходить по комнате, от одного угла к другому, словно загнанный зверь. Его гнев, не найдя выхода, переключился на новую тактику — контратаку. Он решил напомнить ей о её месте, о своей роли добытчика, которую, как он считал, исполнял безупречно.
— Шубу тебе в прошлом году кто купил? Я! Телефон новый, последней модели, кто тебе подарил на день рождения? Я! Ты забыла уже? Или когда ты говоришь «спасибо», это действует ровно до следующей зарплаты? Я пахал, чтобы ты могла красиво одеваться и не думать о деньгах, а ты… Ты просто взяла и предала меня!
Лена, не отрываясь от своего занятия, достала из комода аптечку и начала перебирать лекарства, откладывая в сторону пластырь, жаропонижающее и капли для носа. Её спокойствие выводило его из себя ещё больше.
— Давай по фактам, Максим, — сказала она ровным тоном, не глядя на него. — Шубу ты мне купил, верно. Взамен той, которой было семь лет и у которой рукава протёрлись до дыр. Телефон ты мне подарил, потому что мой старый перестал держать зарядку и выключался по три раза на дню. Это не роскошь, это необходимость. Ты не баловал меня, ты просто выполнял базовые функции мужа и отца. А вот когда ты купил себе новый спиннинг за тридцать тысяч, потому что старый «уже не тот», или когда вы с Витькой просидели в баре десятку за вечер, празднуя победу какой-то футбольной команды, — вот это были деньги, потраченные на удовольствие. Только удовольствие почему-то всегда было твоё.
Её логика была безупречной и оттого ещё более ядовитой. Она не обвиняла, а лишь раскладывала по полочкам их совместную жизнь, и в этом разборе Максим выглядел жалким эгоистом. Поняв, что финансовый аргумент проигран, он сменил пластинку.
— Да дело не в деньгах! — выкрикнул он. — А в отношении! Ты никогда не ценила то, что я для вас делаю! Никогда не поддерживала мои увлечения! Для тебя рыбалка — это пьянка в камышах! Ты хоть раз спросила, почему это для меня важно? Что это для меня значит? Нет! Тебе всегда было плевать! Ты видела только потраченные деньги, а не то, что я хоть как-то пытаюсь отвлечься от всего этого… — он неопределённо махнул рукой, обводя квартиру. — От этой рутины.
Вот теперь она остановилась и посмотрела на него. В её глазах мелькнуло что-то похожее на жалость, но тут же исчезло, сменившись холодной усталостью.
— Ты хочешь знать, когда я перестала это ценить? Я тебе скажу. Я перестала ценить твои «подвиги» после того, как ты обещал Ане повести её в зоопарк в её день рождения, а сам сорвался к Серёге, потому что ему срочно нужно было «помочь выбрать диски для машины». Я перестала ценить тебя, когда на нашу годовщину свадьбы ты пришёл домой в одиннадцать вечера, потому что вы с друзьями «засиделись и обсуждали важные дела». Я перестала ценить, когда поняла, что любой звонок от твоего дружка важнее любой моей просьбы. Твоя лодка, Максим, это не отдушина. Это памятник всем твоим предательствам. И я не хочу больше жить рядом с этим памятником.
Она застегнула карман с аптечкой и решительно положила её в чемодан. Он стоял посреди комнаты, раздавленный её словами. Все его обвинения разбились о стену её холодных, неопровержимых фактов. Ему больше нечего было ей предъявить.
Лена защёлкнула последний замок на детском чемодане. Звук получился сухим и окончательным, как выстрел в тихой комнате. Она поднялась, окинула взглядом гостиную, словно проверяя, не забыла ли чего, и её взгляд наткнулся на Максима. Он стоял у окна, прислонившись плечом к стене, и смотрел на неё с выражением беспомощной злости. Все его аргументы были исчерпаны, все обвинения отбиты. Он был пуст. И в этой пустоте в нём зародилось последнее, самое уродливое желание — ударить побольнее, уязвить, оставить на ней шрам.
— Ну и катись, — процедил он сквозь зубы, его голос был низким и хриплым. — Да кому ты нужна будешь? С ребёнком. Думаешь, там тебя принц на белом коне ждёт? Побудешь одна, нахлебаешься, сама же приползёшь. Только я уже не приму. А я хоть не один останусь. У меня хоть лодка будет! И друзья, настоящие друзья, которые не предают!
Он сказал это с вызовом, почти с торжеством, цепляясь за эту мысль, как утопающий за соломинку. Лодка и друзья. Его нерушимая крепость, его мужской мир, который она никогда не понимала и в который ей не было входа.
Лена, которая уже двинулась было в коридор, остановилась. Она медленно повернулась к нему. На её лице не было ни гнева, ни обиды. Лишь какая-то странная, отстранённая сосредоточенность. Она смотрела на него так, как смотрят на незнакомого человека, который задал глупый вопрос.
— Кстати, о лодке и друзьях, — сказала она тихо, но её голос заполнил всё пространство комнаты. — Я тут подумала, что раз уж ты так легко потратил наши общие деньги на свою мечту, то будет справедливо, если часть этой мечты пойдёт на отдых для твоей дочери. Поэтому сегодня днём, пока ты был на работе, я позвонила твоему лучшему другу. Витьке.
Максим замер. Он перестал дышать. Что-то в её интонации, в этом ледяном спокойствии, заставило его почувствовать животный страх.
— Я предложила ему выкупить у тебя эту грёбанную лодку, — продолжала Лена, чеканя каждое слово. — Сказала, что нам срочно нужны деньги. Я не стала жадничать. Предложила за полцены. За двести тысяч. Отличная сделка, правда? Твой лучший друг, который, как ты говоришь, не предаёт, думал секунд тридцать. Наверное, прикидывал, где быстрее найти нужную сумму. А потом радостно согласился. Сказал, что о таком подарке судьбы и мечтать не мог.
Она сделала паузу, давая ему осознать услышанное. Лицо Максима медленно менялось. Неверие, шок, а затем ужас — все эти эмоции проносились на нём, искажая черты. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог произнести ни звука.
— Деньги он мне уже перевёл на карту, — закончила Лена своим ровным, бесцветным голосом. — Так что путёвки, можно сказать, частично оплачены твоей мечтой. И твоей дружбой. Так что нет у тебя больше лодки, Максим. И насчёт друзей я бы на твоём месте не была так уверена.
Она повернулась и пошла в детскую. Через секунду она вышла оттуда, ведя за руку сонную Аню. Девочка тёрла глаза и непонимающе смотрела на отца. Лена, не глядя на мужа, прошла мимо него к входной двери, подкатила чемодан. Максим так и стоял посреди комнаты, окаменевший, глядя в одну точку. Он смотрел на жену, но, казалось, уже не видел её. В его голове была только одна звенящая мысль: Витька. Купил его лодку. За полцены.
Щёлкнул замок входной двери. Лена и Аня вышли на лестничную площадку. Дверь за ними закрылась, не хлопнув, а просто тихо встав на своё место. Максим остался один в квартире, наполненной тишиной. Он стоял и смотрел на то место, где только что была его семья. Но он видел не их. Он видел, как его лучший друг спускает на воду его лодку. Его мечту…
