Маленькая девочка застыла как вкопанная. На нее надвигались мужские фигуры в серой нацистской форме. «Патруль!» — промелькнуло в голове. Что же делать? Неужели это конец и для нее, и для тех, кого малышка защищала?
Девочку звали Одри Кэтрин Растон. Хотя это имя ни о чем не говорит, а вот Одри Хепберн… Но это потом она станет звездой. А сейчас маленькой испуганной девочке, хотя ей было уже тринадцать лет, из-за худобы и невысокого роста выглядела она едва ли на девять. Мать девочки была урожденная баронесса Элла ван Хеемстр, а отец барон Арнауд ван Химстер… Отец ушел от них, когда мать застала его с няней.
Родители Одри Хепберн поженились в 1926 году в Джакарте (Индонезия), тогда известной как Батавия в Голландской Ост-Индии. Её отец работал там в банковской сфере, но вскоре переехал в Европу.
Они часто переезжали, живя между Брюсселем, Лондоном, Гаагой и Арнемом. Одри родилась в Брюсселе, и несколько лет они жили в роскошном комфорте в Линкебеке во Фландрии. Благодаря частым переездам Одри росла, говоря на нескольких языках.
Шестилетняя Одри плакала, тянула к отцу тоненькие ручки и умоляла не оставлять их, но мать строго сказала: «Не унижайся! О любви не просят. Она либо есть, либо нет». Позже Одри назовёт его уход самым травмирующим событием в своей жизни.
В самом начале Второй мировой войны Элла перевезла своих трех детей в голландский городок Арнем, где жили ее родственники. Голландия была нейтральной страной, тогда никто и предположить не мог, что ее оккупируют.
Маленькая Одри посещала консерваторию и брала уроки балета, она мечтала танцевать и мечтала, что однажды выступит на сцене, а ее семья будет аплодировать. И хотя Одри этого не знала, но ее отец, сбежавший в Англию, симпатизировал нацистам, он даже стал директором издательства, занимавшегося нацистской пропагандой.
А вот мать и ее семья примкнули к движению Сопротивления. Представляться английским именем было опасно, будущей актрисе поменяли имя на Эдда Ван Хеемстра.
Мать волновалась за Одри, она росла высокой, но очень уж тоненькой, а чего еще можно ожидать, они все голодали. С утра до темна баронесса работала в огороде, чтобы хоть как-то прокормить детей. А ночью глотала слезы, не зная ничего о судьбе своего сына.
Старшего брата Одри схватили на улице и увезли в лагерь в Германии. Любимый дядя Одри, Отто ван Лимбург Стирум, был казнён в отместку за акт саботажа со стороны движения сопротивления. С тех пор вся семья была под прицелом у немцев.
Еды не было совсем, банка с сухарями — настоящее сокровище. Когда семью выгнали из дома и им пришлось переехать в дом дедушки в Вельпе, мать вспомнила, что забыла забрать спрятанную банку. Вернуться — опасно, но даже эти жалкие запасы могли помочь Элле и ее детям выжить. Одри вызвалась пойти в Арнем и найти банку. Было страшно, но она пробралась в дом.
Сухарей уже не было. Зато по дороге в разрушенной пекарне девочка нашла засохшие булочки и несколько яблок. Это было словно чудо. На обратном пути ей пришлось прятаться в подвале от немецкого патруля, а ее съедобное сокровище попытались отобрать крысы. Вернулась домой она в укусах, но очень счастливая, что донесла свою добычу. С тех пор Одри до ужаса боялась грызунов.
Раньше она была такой пухленькой, кругленькой, обожала шоколад, и мама предупреждала ее — будешь так много есть сладостей, растолстеешь. А теперь ей снились конфеты и сдобные булочки. Проснувшись, Одри уговаривала саму себя: «Я терпеть не могу шоколад! Я не люблю хлеб!». До конца жизни она сохранит эту хрупкость и тонкость, ценой которой был детский голод. Иногда еды не было совсем, и в пищу шли луковицы тульпанов.
«Я обходилась без еды целых три дня, — вспоминала она о первых месяцах 1945 года, — и большую часть времени мы существовали на голодном пайке. Месяцами завтрак состоял из горячей воды и одного куска хлеба, приготовленного из коричневой фасоли. Бульон на обед варили из одной картофелины, и не было ни молока, ни сахара, ни каких-либо круп».
В небе над Арнемом союзники проводили операцию, и однажды самолет английского летчика потерпел крушение. Военный скрывался в лесу, а местные жители как могли помогали ему. Одри выпала миссия передавать ему информацию. От группы Сопротивления.
«Все дети что-то делали, многие были смелее меня, мне нечем хвастаться», — вспоминала она. Иногда мама вкладывала ей под стельку туфельки записки, иногда нужно было играть на улице, ждать, когда мимо пройдёт связной, или считать машины нацистов.
Чего Одри не боялась, так это танцевать. Доктор из местного госпиталя Хендрик Виссер Хуфт придумал проводить «черные вечера», по-другому их называли «молчаливые балы». В комнате плотно занавешивали шторы, свет не включали, никакой музыки, чтобы не привлекать к собранию внимания немцев.
Дети танцевали молча и без аккомпанемента. Вырученные средства с таких благотворительных вечеров шли на помощь тем, кто скрывался от немцев.
*
В тот день Одри должна была отнести записку английскому летчику, скрывавшемуся в лесу. Спрятав записку под указанным кустом, девочка со всех ног бросилась домой. Она не видела этого летчика и не хотела встретиться ни с ним, ни с немцами, патрулировавшими окрестности. Ее и посылали потому, что надеялись, ребенок, гуляющий в лесу, не привлечет много внимания. По пути Одри нарвала букет незабудок.
Но вдруг из-за холма показался пеший немецкий патруль. Испуганная Одри не знала, что делать, сердце билось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Она будто во сне присела в изящном реверансе, какому учила ее мать, и протянула немцам букет цветов. Растроганные столь очаровательным зрелищем мужчины не тронули девочки, пошли своей дорогой.
«Меня воспитали мать и война», — говорила Одри Хепберн. Те голодные и страшные годы никогда не стирались из ее памяти.
