— Мам, ты что, покрасилась?! — Лиза застыла в дверях, разглядывая мою рыжую гриву.
Я прячу глаза, теребя новые волосы. Четыре года не меняла цвет. Четыре года вообще ничего не меняла.
— Ну да… Решила попробовать.
— Супер! Как раньше! — дочь обнимает меня. — Помнишь, на старых фотках у тебя такие же были?
Помню. До него. До того, как стала серой мышью.
Смотрю в зеркало в прихожей. Рыжие пряди горят в свете лампы. Чужое лицо. Нет, не чужое — забытое.
— Мам, а пап что сказал? — Лиза снимает кроссовки.
— Мы больше не живем вместе.
Тишина. Дочь замирает с рюкзаком в руках.
— Что? Когда?
— Месяц назад. Я не хотела тебе по телефону…
— Мам!
Сажусь на стул в прихожей. Ноги не держат. Месяц прошел, а рассказывать все равно страшно.
— Лиз, садись. Поговорим.
Идем на кухню. Ставлю чайник — руки дрожат. Дочь смотрит выжидающе.
— Он… он меня не любил, Лиза. Давно уже.
— Как не любил? Вы же…
— Жили вместе? Да. Но это не любовь была.
Вспоминаю последний год. Каждое утро одно и то же.
«Посмотри на себя! Старая развалина! Повезло тебе, что я еще не ушел!»
Сначала не верила. Потом начала замечать — морщинки, седые волосы, уставшие глаза. Он прав. В сорок два года я действительно стала старухой.
— Мам, ты плачешь?
Вытираю глаза. Не заметила.
— Нет, просто… Сложно объяснить.
— Он тебя обижал?
Как объяснить подростку? Что обижал не кулаками — словами. Каждый день по капле выедал душу.
«Опять эту рубашку надела? Как уборщица!»
«Подруги твои? Да они над тобой смеются!»
«Куда собралась? В твоем возрасте по дому сидят!»
— Он говорил гадости, — наконец выдавливаю. — Что я старая, никому не нужная. Что без него пропаду.
Лиза вскакивает.
— Козел!
— Лиза!
— А что? Мам, ты же красивая! И умная! И вообще!
Улыбаюсь сквозь слезы. Моя девочка. Единственная, кто во мне верит.
— Знаешь, я ведь поверила ему. Перестала краситься — зачем старухе косметика? Перестала с подругами встречаться — стыдно было. Даже платья красивые выбросила.
— Мам…
— И знаешь что самое страшное? Я забыла, кто я. Забыла, что люблю танцевать. Что пеку лучший в мире чизкейк. Что обожаю детективы Донцовой. Все забыла.
Чайник свистит. Наливаю воду, руки все еще трясутся.
— Но ты ушла! — Лиза сжимает мою ладонь. — Ты молодец!
— Он сказал, что я приползу обратно. Что в мои годы никто не нужен.
— Дурак он!
Смеемся. Первый раз за долгое время смеемся вместе.
— А волосы? — спрашивает дочь.
— Это твоя идея была. Помнишь, на прошлой неделе приезжала?
Помню тот день. Лиза притащила краску, упрямо сунула в руки.
«Мам, хватит ходить серой мышью! Ты же рыжая была! На фотках такая красивая!»
Долго отнекивалась. А вдруг люди засмеются? Баба ягодка опять, волосы красит.
Но Лиза не отставала. И я сдалась.
Сидела в ванной, мазала краской седые пряди, плакала. Не от химии — от страха. А вдруг он прав? Вдруг я правда смешная старуха, которая молодится?
Смыла краску, посмотрела в зеркало — и обомлела.
Рыжая. Яркая. Живая.
Не старуха — женщина.
— И как? — спрашивает Лиза.
— Страшно было. Но… но мне нравится.
— А на работе что сказали?
Вспоминаю утро понедельника. Как заходила в офис, пряча глаза. Как коллеги оборачивались.
«Анна? Это ты? Вау!»
«Какой цвет! Тебе так идет!»
«Помолодела лет на десять!»
А Михаил из соседнего отдела вообще онемел. Смотрел, смотрел, потом выдал:
— Анна Сергеевна, вы… вы прекрасно выглядите.
— Мам, ты покраснела! — смеется Лиза.
— Глупости!
— Не глупости! Кто такой Михаил?
— Коллега просто.
— Ага, просто! Мам, да ты влюбилась!
— Лиза!
Но дочь права. Михаил… С ним легко. Он смеется над моими шутками. Приносит кофе по утрам. И смотрит так, будто я не сорокадвухлетняя разведенка, а королева красоты.
— Он тебя на свидание звал? — не отстает дочь.
— Ну… предлагал кофе выпить.
— И?
— Я отказалась.
— Мам! Почему?
Почему? Потому что голос бывшего все еще звучит в голове. «Кому ты нужна? Посмотри на себя!»
— Испугалась, — честно признаюсь.
— Мам, хватит бояться! Ты красивая, умная, классная! Любой мужик счастлив будет!
— В моем возрасте…
— При чем тут возраст? Мам, ты же не старуха! Сорок два года — самый расцвет!
Улыбаюсь. Моя мудрая девочка.
— Знаешь, я еще кое-что сделала.
— Что?
— На танцы записалась. Латина для взрослых.
Лиза взвизгивает, обнимает меня.
— Мам! Серьезно? Ты же обожала танцевать!
— Обожала. До того, как он сказал, что это глупо. Что взрослые женщины так не ведут себя.
— Забудь, что он говорил! Как там? Нравится?
Вспоминаю первое занятие. Как тряслась, заходя в зал. Кругом молодые, стройные. А я…
«Новенькая? Добро пожаловать! Я Игорь, ваш инструктор.»
Высокий, седой, с добрыми глазами. Протянул руку, улыбнулся.
«Не бойтесь, у нас все начинали с нуля. Главное — желание.»
И я танцевала. Неуклюже, сбиваясь с ритма. Но танцевала!
«У вас природная грация, — сказал Игорь после занятия. — Это редкость. Приходите обязательно!»
— Мам, ты сияешь! — замечает Лиза.
— Правда?
— Правда! Как раньше! Помнишь, ты пела всегда? И блинчики по воскресеньям пекла? И с подругами в кино ходила?
Помню. Другая жизнь. Другая я.
— Я многое потеряла, Лиз.
— Но ты возвращаешься! Волосы — это только начало!
Обнимаю дочь. Моя опора. Моя радость.
— Кстати, про подруг, — вспоминаю. — Ленка звонила. Девчонки в пятницу собираются. Зовут.
— И?
— Не знаю. Три года не виделись. Вдруг…
— Никаких вдруг! Идешь и точка!
— Но…
— Мам! Хватит! Иди к подругам, танцуй латину, пей кофе с Михаилом! Живи!
Смотрю на дочь. Когда она стала такой мудрой?
Звонит телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Анна? Это Виктор. Ваш бывший муж дал номер.
Холодею. Виктор — его друг. Зачем звонит?
— Что нужно?
— Анна, он просил передать… Хочет встретиться. Поговорить.
— Нет.
— Анна, он изменился. Жалеет. Говорит, дурак был.
— Передайте ему — нет. И больше не звоните.
Кладу трубку. Руки снова трясутся.
— Мам? — Лиза обнимает меня. — Все хорошо?
— Да. Все хорошо.
И правда хорошо. Потому что я больше не поверю. Не поверю, что я старая. Что никому не нужна. Что без него пропаду.
Вечером стою перед зеркалом. Рыжие волосы, чистое лицо без косметики. Морщинки есть. И седина пробивается уже. Но это не старость — это жизнь.
Беру телефон, набираю сообщение.
«Михаил, добрый вечер. Если предложение о кофе еще в силе, я согласна. Анна.»
Отправляю. Сердце колотится.
Ответ приходит через минуту.
«Анна! Конечно в силе! Завтра в обед? Знаю чудесную кофейню!»
Улыбаюсь. Завтра. Кофе. С мужчиной, который смотрит на меня с восхищением.
— Мам! — кричит Лиза из комнаты. — Что надеть в пятницу к подругам?
— Сейчас посмотрим!
Иду к дочери. По дороге включаю музыку — старые хиты восьмидесятых. Те самые, под которые танцевала в молодости.
И танцую. Прямо в коридоре. Кружусь, смеюсь.
— Мам, ты чего? — Лиза выглядывает из комнаты.
— Живу, доча! Просто живу!
Она смеется, выбегает, кружится со мной. Две рыжие — я да дочь-блондинка, которая в душе такая же огненная.
— Мам, а чизкейк испечешь? Как раньше?
— Испеку! В воскресенье! И подруг позову!
— И Михаила?
— Лиза!
— Шучу, шучу! Хотя…
Смеемся. Танцуем. Живем.
А ночью лежу без сна. Думаю. Четыре года в аду. Четыре года умирала по кусочку. И чуть не умерла совсем.
Но выжила. Вырвалась. Покрасила волосы — и словно сбросила старую кожу.
Я не старуха. Не развалина. Не никому не нужная.
Я женщина. И у меня все впереди.
Танцы. Подруги. Кофе с Михаилом. Чизкейки по воскресеньям. Книжки Донцовой перед сном. Простые радости, которые делают жизнь жизнью.
Телефон пиликает. Сообщение от Ленки.
«Аня! Слышала, ты снова рыжая! Не могу дождаться пятницы! Столько новостей!»
Улыбаюсь. Подруги ждут. Не смеются — ждут.
Еще сообщение. От Игоря-инструктора.
«Анна, добрый вечер! Хотел напомнить — завтра изучаем румбу. Не пропустите, у вас отлично получается!»
У меня отлично получается. Танцевать. Жить. Быть собой.
