— Марин, не кипятись. Считай, я дачу уже продал, — сказал Игорь, не отрываясь от телефона, будто речь шла о каком-то пустяке.
Марина застыла. Она стояла в зале около телевизора, не понимая, правильно ли расслышала.
— Что ты сказал? — переспросила она, вцепившись в пульт. — Это как — продал?
— Ну, нашёлся покупатель, нормальные деньги предложил. Я с ним уже руки пожал, по сути, договорились. Осталось на бумаге оформить.
Марина села. Нет, не присела — ноги подкосились, и она опустилась на стул как мешок с мукой.
— Игорь, ты с ума сошёл?.. Мы же даже не обсуждали это! Это же наша дача!
Он наконец поднял взгляд. Вздохнул, как будто с ней — капризным ребёнком — надо было говорить медленно и по слогам.
— Да не переживай ты так. Всё равно ты туда не ездишь, одна морока. Трава, комары, жара… А деньги пригодятся. Я тут смотрю, рыбалка на Байкале — космос просто. Хочу поехать с ребятами летом. Отдохнуть как следует.
Марина ничего не ответила. Не могла. В голове звенело. Рыбалка. Байкал. Комары. Дача, которую она любила всем сердцем. Которую они строили вдвоём, своими руками. Где у неё была клумба с ромашками, а в кладовке пахло засушенным душистым чабрецом…
— Подожди, Игорь. А как ты мог без меня решать? Она ведь записана на нас двоих. Мы же её вдвоём покупали. Я платила за стройматериалы, помнишь? Я проект планировки рисовала, окна заказывала.
Игорь поморщился.
— Марин, ну что ты опять за своё? Я же не чужому её отдал. Миша мой знакомый, нормальный человек. Домик не сломает, ничего портить не будет. Просто… пора двигаться дальше. Ты сама говорила, что устала туда ездить. Да и у тебя отпуск в сентябре, а у меня в июне.
— Я говорила, что устала. Но не то чтобы хочу ПРОДАТЬ, — голос дрогнул. — А ты даже не спросил…
— Ну что за истерика-то? — фыркнул Игорь, встал из-за стола и направился в коридор. — Я всё решил. Считай, дачи у нас больше нет.
Марина осталась одна. Она посмотрела в окно. За ним плавилось солнце. Где-то на юге области, за городом, стояла теперь не их дача. Уже не её.
Он даже не спросил. Просто… взял и предал.
Марина не спала всю ночь. Лежала, уставившись в потолок. Игорь храпел, как ни в чём не бывало, переворачиваясь с боку на бок, а у неё внутри всё бурлило. Предательство — оно ведь не всегда с любовницей и ночными звонками. Иногда оно приходит вот так — с пустым взглядом, без слов «прости», с деловой интонацией в голосе.
Утром она встала раньше обычного. Сварила себе кофе. Сидела на кухне и смотрела в точку.
Продал. Даже не спросил. Как будто её нет. Как будто и не было ничего общего за двадцать лет.
Когда Игорь появился в дверях, потянувшись и зевая, она уже знала, что скажет.
— Игорь. Я всё-таки хочу разобраться. Ты не имел права продавать дачу без моего согласия.
Он глянул на неё как на непонятную зануду.
— Да ты опять за своё? Всё уже решено. Не вставай поперёк — ты же сама себе хуже сделаешь.
— Хуже? — Марина вскинула брови. — Это ты сейчас мне… угрожаешь?
— Господи, да не угрожаю я! — отмахнулся он. — Просто… всё уже идёт своим ходом. Покупатель внёс предоплату, бумаги готовим. Не лезь. Не твоя это забота.
— А чья же? У нас всё нажито в браке, между прочим. Это общая собственность. Ты мне что, вообще в голосе отказываешь?
— Да не драматизируй. Ты же никогда ничем не занималась из этих вопросов — что продать, как оформить… Я всё всегда делал. Вот и сейчас тоже. И правильно делаю.
— Нет, Игорь. Не правильно. Ты поступаешь как… как чужой человек. Как прохвост.
Он подошёл ближе. Прислонился к косяку. Смотрел на неё почти с жалостью — почти. Скорее с раздражением и усталостью.
— Марин, ну чего ты хочешь? Скандала? Развод? Из-за какой-то старой дачи?
— Не из-за дачи. А из-за отношения. Ты меня… предал.
Он вздохнул. Повернулся и ушёл в ванную, захлопнув дверь.
В тот же день Марина поехала к подруге. Ульяна жила в трёх остановках, в старенькой двушке, но всегда держала дома аромат корицы и порядок в голове. Ульяна слушала внимательно, не перебивая.
— Он тебе сказал это в лицо? Вот так — считай, я продал?
— Ага… Представляешь?
— Представляю. Мой бывший то же самое провернул с машиной, которую мы покупали пополам. Пока я на работе была — продал. А потом сказал: «Ты же на ней всё равно не ездишь».
— Тебе стало легче после развода?
Ульяна кивнула.
— Через пару месяцев — да. Потому что поняла, что жила рядом с человеком, который считает, будто ты — придаток. Вроде есть, вроде даже любимая, но решения — это не твоё. И вообще, не лезь, когда взрослые дела обсуждаются.
Марина обхватила руками кружку.
— Я не хочу развод. Я хочу, чтобы он проснулся и понял, что нельзя так.
— Мариночка, — мягко сказала Ульяна, — они не просыпаются. Они делают, как им удобно. А ты либо молчишь… либо встаёшь. И говоришь: нет.
Вечером Марина вернулась домой с новым выражением лица. Она больше не волновалась. Она читала статьи, искала документы. И, когда Игорь вышел из душа, встретила его спокойным, но жёстким тоном:
— Игорь, я съезжу в Росреестр. Проверю статус. Если без моего согласия сделка оформлена — будет суд. Понял?
Он от неожиданности даже полотенце чуть не уронил.
— Марин… ты что… собралась против меня воевать?
— Я — не против тебя. Я — за себя. И за право, которое ты у меня отнял. Без спроса.
Игорь не ожидал. От слова совсем.
Он-то думал — вспылит, поплачет, походит с трагическим лицом, ну и отпустит. Как обычно.
Марина же — взялась. С серьёзным лицом. С папкой в руках. С выдержкой.
На третий день она уже вернулась из МФЦ с распечаткой: по кадастровой базе сделка пока не завершена. Документы только начали оформляться.
— Я поговорю с юристом, — сказала она спокойно, словно читала погоду на завтра. — Ты совершаешь мошенничество. Без подписи второго владельца сделка считается недействительной. Ты это знал?
— Марина… — он шагнул к ней, как будто собирался обнять, но она не позволила. — Я думал, ты не будешь так… устраивать цирк.
— Цирк — это то, что ты устроил за моей спиной. Я тебе доверяла. А ты… даже в глаза не посмотрел, прежде чем нож воткнуть.
Он сел на диван, сцепив руки. Было видно — нервничает.
— Марин… Да ты же всегда была… тише воды, ниже травы. Чего вдруг? Ты же раньше не вмешивалась…
— А зря, — перебила она. — Вот и распоясался.
Он вскинулся:
— Я распоясался? Это я ради нас старался! Дом — это балласт. Мы туда почти не ездили последние годы. А тут — выгодно, по-человечески. Ты должна быть благодарна!
— За то, что ты мне в лицо плюнул?
Он замолчал. А она добавила:
— У тебя даже нет мужества признать, что сделал это из корысти. Ты врал. Врал, когда делал вид, что мы — семья. Потому что в семье — спрашивают. А ты счёл меня помехой. И обошёлся без меня.
Подруга порекомендовала Мариночке толковую женщину — адвоката, Ирину Павловну. Та внимательно выслушала, кивала, перелистывая бумаги.
— Так. Доля жены — 50 процентов, всё верно. Сделка невозможна без подписи. Сейчас идёт «преддоговорная стадия», так? Значит, можно спокойно заявить возражение в Росреестр. Вы хотите это сделать?
Марина сглотнула. Боялась, да. Но иного выхода не было.
— Да. Хочу. Пусть знает, что я не тряпка.
— Молодец. Сейчас много таких «предпринимателей»… Продают, покупают, оформляют — жене в конце бросают фразу: «Считай, всё уже решено». Как будто она — собачка на поводке. А вы — молодец. Такие женщины, как вы, у нас — последняя опора справедливости.
Марина заплакала прямо в кабинете.
Игорь тем временем вел себя как ни в чём не бывало. Продолжал ходить по дому, включал телевизор, подкручивал что-то в машине. Но когда Марина принесла ему копию юридического возражения — побледнел.
— Ты серьёзно?!
— Угу, — кивнула она. — Поигрался — теперь разберись, что значит быть взрослым.
Он вскочил.
— Ты же не понимаешь, что я уже взял задаток! Мне теперь возвращать! Меня Миша порвёт! У него с деньгами всё чётко, он не шутит!
Марина впервые за долгое время улыбнулась — печально, но с достоинством.
— А ты, значит, шутил? Надо было думать, Игорь. Когда женщину — жену! — обманываешь. Когда свою семью за спиной продаёшь.
Он смотрел на неё, как будто впервые.
Словно не знал эту женщину. Где та, которая когда-то молча стирала его рубашки, гладила носки, прощала забытые даты, срывы, поездки на рыбалку без предупреждения?
— Ты изменилась, Марина…
— Нет, Игорь. Я просто проснулась.
Весна незаметно сменилась летом. Соседи уже вовсю сажали рассаду, обсуждали грядки и погоду, а Марина впервые за долгие годы не поехала на дачу.
Потому что больше не было их дачи.
Потому что осталась только бумажная половина — та, что принадлежала ей юридически.
А душевно — всё, что там было: воспоминания, яблоня у ворот, скрип ступеней, шорох дождя по крыше — ушло вместе с доверием.
Игорь после скандала сбавил обороты. Угрюмый, раздражённый, он теперь уходил из дома рано, возвращался поздно. Почти не говорил. Мечтал «загладить» всё подарком — однажды даже принёс новый смартфон, положил молча на стол.
Марина его не взяла.
— Мне не вещь нужна, Игорь. Мне уважение нужно было. Но ты, похоже, не понял.
— Ну хочешь — я Мише задаток отдам, сделку отменим. Зачем ты на конфликт пошла, а?
— Я не на конфликт. Я на защиту.
Когда всё затихло, Марина съездила на дачу одна. Открыла скрипучие ворота, прошлась босиком по траве. Коснулась ладонью скамейки, на которой когда-то сидела с детьми. Заплакала.
Прощалась.
Спасибо тебе, дом. Ты был настоящим. Но я теперь — другая.
Через месяц она подала заявление на раздел имущества. Игорь вскипел — сначала кричал, потом умолял, потом обиженно молчал. Но было поздно.
— Я двадцать лет жила с человеком, которого считала близким. А он в один момент доказал, что я — не более чем приложение к его жизни, — сказала она на суде. — Я не претендую на его душу. Только на свою долю — и своё достоинство.
Суд встал на её сторону.
Продажа дачи официально признана недействительной.
Марина получила право на компенсацию.
Прошло два месяца.
Марина сняла себе уютную студию. Простую, но свою. Купила новые занавески — в ромашку, как в дачном домике. Устроилась на подработку в цветочный магазин. А по выходным ездила к озеру — с книгой, пледом и тишиной.
Одна.
Но не одинока.
Однажды Ульяна спросила её:
— Не жалеешь, что так резко? Могла бы потерпеть, сгладить…
Марина усмехнулась.
— Я двадцать лет сглаживала. Терпела. Втихаря плакала. А потом он просто сказал: «Считай, я продал».
Вот только я не продана. И больше — не продамся. Даже за мир в доме. Даже за мужчину.
— Ты сильная, Марина.
— Нет, Ульяна. Я просто… наконец-то стала собой. Не «жена Игоря». А просто — Марина. И мне этого достаточно.
Она больше не была женой, которой не спросили.
Она была женщиной, которая выбрала себя.
