Самый известный армянский певец в России. Или самый известный французский? Его песни, казалось, стали визитной карточкой французской эстрады…
Всякому было ясно: когда выступает дуэт «Рош и Азнавур», послушать приходят Роша. Азнавур пел смешно и странно. Публике не нравилось… Что же изменилось потом?
Перемена судьбы
Шарль и сам всё понимал – фактически он работал перебивкой для Роша, и ещё взял на себя сочинение песен. Настоящим певцом был Рош, конечно, а не стеснительный армянский юноша из латинского квартала. Когда Эдит Пиаф – сама Эдит Пиаф – пригласила дуэт в своё турне в США, Азнавур счёл, что ему очень сильно повезло работать вместе с Рошем.
На дворе был 1946 год. Вторая мировая разорила Европу, и не всем музыкантам везло зарабатывать себе на хлеб, а Азнавур – спасибо дуэту с Рошем! – побывал в другой стране, неплохо заработал.
Вообще зарабатывать он привык с малых лет. Уже в пять выходил на сцену со скрипкой. Не в конкурсах, нет. Именно ради денег.
Родители устраивали его и в кино сниматься, в эпизодах. Каждый копейка после переезда в Париж была у них на счету очень долгое время, хотя они крутились как могли. Нередко вспоминали вслух прежнюю сытую жизнь. Азнавур-старший до революции был поваром самого губернатора города Тифлиса – теперь Тбилиси.
Азнавур-старшая выросла в купеческой семье в Турции и до страшного 1915 года не знала, что такое экономия на мелочах. Азнавуры-младшие, брат и сестра, росли в крохотной съёмной квартирке…
Мальчик с царским именем
Шарля звали на самом деле вообще не Шарлем. У него было гордое персидское имя Шахнур – «пресветлый шах». И ещё одно имя было у него, армянское, чтобы всегда помнить, кто он такой – Вахинак. Вообще он с малых лет знал, что в Париже они временно.
Нет, на историческую родину семья не собиралась. Из Тифлиса-Тбилиси Азнавуры переезжали в США; Франция для них, как для многих эмигрантов из распавшейся Российской Империи, должна была быть промежуточным этапом. Но на этот раз сработало правило – нет ничего более постоянного, чем временное.
В США Шарль-Шахнур всё же поехал, с Пиаф. Но даже не попытался там остаться. Он уже больше не был армянином-скитальцем. Он был французским армянином – и всю жизнь прожил во Франции.
В двадцать четвёртом он появился на свет. В двадцать седьмом итальянка Эльза Скиапарелли обеспечила работой половину армянок Парижа – а их там нашло прибежище после страшного 1915 немало – заказывая им свитера по своим эскизам. В двадцать девятом Шарль со скрипкой вышел на сцену ресторана своего отца. Крохотного, говоря честно, ресторанчика.
Тридцатые прошли неплохо. Все Азнавуры, от мала до велика, трудились, чтобы прокормиться. Шарль и его сестра ещё и учились. После школы Шарль играл в театральном кружке – родители связывали его будущее со сценой, и Шарль тоже привык надеяться на сцену. После кружка он бежал в ресторанчик отца. Надо было работать.
В конце тридцатых ресторан и школа закончились почти одновременно. В Европе бушевал экономический кризис. Но это было только начало бед. Ведь в тридцать третьем году в соседней Германии пришёл ко власти Гитлер. В тридцать девятом началась Вторая Мировая. Франция вступила практически сразу – и практически сразу проиграла.
В сороковом году страна оказалась оккупирована. Приметы оккупации были неожиданны. Например, закрылись все журналы. Буквально все, кроме одного, посвящённого истории страны.
Более ожидаемо: на улицах начали хватать людей. Прежде всего – евреев и цыган.
Когда-то, во время Первой Мировой, как хорошо помнил Азнавур-старший, быстро стало не хватать еды. Каждый месяц с началом Второй мировой он стал покупать немного больше припасов – может быть, раза в два. В качестве излишков брал дроблёное зерно, растительное масло и сахар. Всё это было калорийно и хорошо хранилось.
Когда-то, как раз во время Первой Мировой, в Турции принялись забирать армян из домов и куда-то гнать. Куда бы их ни гнали, мало кто дошёл. Погибали по дороге – и вовсе не из-за несчастных случаев. Видя, как евреев собирают, чтобы вроде бы отослать куда-то, Азнавуры узнали ситуацию сразу.
Не покидайте Париж!
Ещё в начале Второй мировой началась дикая паника. Проходя мимо вокзала, можно было увидеть десятки (а может быть, сотни?) брошенных велосипедов. Новых, старых, дамских, детских… Это люди уезжали из Парижа, захватив всё, что могут унести на себе.
До вокзала доезжали на велосипеде. В поезда их было брать нельзя – так и бросали. Попросить забрать было некому. Уезжали семьями, уезжали компаниями. О будущих зверствах немцев рассказывали друг другу ещё до того, как немцы успели показать худшее, на что способны.
Азнавур-старший ушёл добровольцем на фронт. Азнавур-старшая плакала: ты ведь не так молод, повторяла она. Что бы ни случилось, в ответ повторял Азнавур-старший, не покидайте Парижа. Если выживете, то здесь. Азнавуры-младшие, Шахнур и Аида, два подростка, стояли тут же потерянные и чувствовали, как неотвратимо приходит взросление.
На случай выживания у Шарля-Шахнура был свой план. Вместе с приятелем они набрали несколько велосипедов поновее из тех, что валялись у вокзала. Потом, когда сбегать перестанут – или если? – можно будет попробовать продать. Только покрасить, чтобы были как с витрины…
Как повара – и человека действительно немолодого – Азнавура приписали к кухне. Весь его полк состоял из добровольцев. Они тут были двух видов – те, кто помнил русский язык, и евреи. Многие совмещали.
Решив выкладываться на все сто, Азнавур-старший не только кормил днём, но и устраивал концерты вечерами, чтобы поднять дух товарищей. Петь он умел хорошо. В своём ресторанчике, когда тот ещё был, часто выступал.
Дух поднимало и то, что он знал много русских блюд и готовил не по методичке для армейских поваров, а профессионально.
Велосипеды продать не удалось, да и французы почти моментально утратили платёжеспособность. Немецкие власти установили свой курс франка к марке. Франк теперь не стоил ничто. Шарль, ставший в одночасье кормильцем семьи, на одном из припасённых велосипедов ездил к немцам. Продавал им добытые грошовые чулки – те одаривали ими любовниц.
Но чулки от Шарля очень быстро перестали покупать. Они ползли при попытке надеть их. Шарль стал снимать с набранных велосипедов шины. Вот их-то продавать, в отличие от целых великов, удавалось, и на этот раз французам. А до того он распродал весь шоколад из запасов еды, сделанных отцом.
А потом по городу начали красться дезертиры. Многие во французской армии после того, как власть досталась немцам, не захотели оставаться и воевать за Гитлера. Азнавур-старший дезертировал тоже. Вскоре в крохотной квартирке в Латинском квартале появились посторонние люди.
Такие же дезертиры – русские и армяне. Азнавуры прятали их, а потом провожали, не задавая лишних вопросов, чтобы потом не было шанса выдать.
Дезертиров сменили евреи – Азнавуры-старшие по приглашению знакомого коммуниста Манушяна вступили в Сопротивление. «Как мы могли не прятать этих людей», — скажет потом Шарль, знаменитый певец, когда его попросят прокомментировать полученный им в преклонном возрасте орден. «Мы помнили, что было с семьёй моей матери… Мы помнили, что было с армянами в 1915».
Шарлю задания доставались простые. Когда в доме был дезертир, юноша должен был вечером выйти из квартиры в его форме. От формы надо было избавиться, чтобы никаких улик. Шарль шёл – в форме и без документов – по городу, пока не находил безлюдное место и канаву. Форму снимал и кидал туда. Оставался в том, что поддел заранее, и шёл назад.
Это было опасно, но не так трудно. Труднее обычно было найти штатскую одежду тем, кого прячут. Однажды Шарль чуть не подставил семью. Кругом были проблемы с обувью, и юноше было невероятно жалко выкидывать казённые сапоги.
Он спрятал их в подвале. Найди их при обыске – семье конец. Но рука не поднималась избавиться – а благоразумие не давало надевать их вместо давно растоптанных ботинок. А потом Вторая мировая кончилась. Настало время любви: молодость, мир, музыка, Париж.
Главные женщины Шарля Азнавура
Обычно первая любовь считается вехой в жизни мужчины. Но для Азнавура такой вехой была Пиаф. Она открыла его, когда в него никто не верил (и даже он ей не верил, что его ждёт слава). Она была невыносима, третировала, ругалась, давила. И толкала, продвигала, учила, объясняла.
Её нельзя было назвать идеальной учительницей. Но она была великолепная учительница. Он перенял у неё многое. Даже, кажется, мимику – они одинаковым жалобным движением поднимали брови, когда пели.
В благодарность Азнавур таскал её гастрольные чемоданы, возил на машине, сопровождал в кино (женщине одной было неприлично туда ходить!). Кино, кстати, было самым тяжёлым испытанием. Пиаф пересматривала одни и те же фильмы по двадцать раз. Она была сентиментально и могла бесконечно наблюдать по кругу, как герой признаётся героине в любви.
И, конечно, Азнавур писал для неё песни. Это уже не в качестве дружеской услуги – это работало на его карьеру. Они даже некоторое время жили вместе – хотя Пиаф не позволила ему стать её мужчиной. Другие у неё были мужчины, другие.
«С твоим носом нельзя лезть на сцену», – сказала Пиаф. Во время тура в США она оплатила ему пластическую операцию. Это казалось странным. Шарль долго привыкал к новому лицу, хотя ему всего-то поставили некогда свёрнутый нос на место, а не перекроили его.
Он в то время был уже женат, мысли о женском теле не туманили ему голову, как другим молодым мужчинам того времени. Пиаф он слушался, как… как Пиаф. С ней его карьера начала как-то двигаться. Правда, из-за гастролей его бросила жена. Но через некоторое время он нашёл другую, тоже певицу. Семейная жизнь не задалась.
«Ты работаешь на Пиаф, всё для неё делаешь, и где же деньги?» – резонно спрашивала вторая жена. Деньги Азнавур с Пиаф, говоря откровенно, пропивал на посиделках. Пиаф невозможно было отказать, а она любила выпить – и ненавидела делать это в одиночестве. Разладился и второй брак.
Эти странные отношения из-за выпивки и закончились. Эдит должна была выступать – Шарль, как всегда, приехал заранее, подготовил сцену. Зал был набит битком. Эдит опаздывала. Сильно. Зрители начали злиться. Когда Шарлю уже казалось, что сейчас его, забалтывающему зал, начнут бить отремонтированный нос, Пиаф явилась.
Она не могла стоять – напилась с каким-то очередным любовником. На упрёки ответила – ну а что, вино было хорошее. С трудом начала петь. Зал ошалело наблюдал – и взорвался новой волной негодования. Концерт был сорван. Шарль ушёл навсегда.
В день её смерти он рыдал.
Третьей женой уже знаменитого тогда певца стала шведка Улла. Женщина его жизни номер четыре. Первыми были мама, сестра и Пиаф. Своим возлюбленным прежде Азнавур не придавал так много значения. Улла родила троих детей.
Миша, Коля и Катя – такие они выбрали детям имена. Катя выросла и пела с отцом – пятая главная женщина в его жизни. Для семьи Азнавур, наконец, покинул Париж – купил уютный дом в тихой Швейцарии. Улла не любила суету. В Швеции вообще никто не суетился.
Потом было страшное землетрясение в Спитаке. Азнавур создал фонд помощи, собирал деньги, высылал пострадавшим. Потом был тот самый орден. И он, и его сестра написали воспоминания о тех днях, за которые орден вручили. Было множество гастролей по миру и особенно – по России. Он даже написал для советского фильма «Тегеран-43» оригинальный саундтрек. «Вечную любовь».
К фильму у него было особое отношение. Ведь в реальной истории именно армянские подростки-разведчики – Гоар Пахлеванян и Геворк Вартанян – обеспечивали безопасность встречи в сорок третьем.
В 2018 Азнавур умер. Можно сказать – имел право. Он сделал за жизнь столько, сколько иногда трое мужчин не сделают.
