Ее обманули. Муж оказался не богатым фабрикантом, а разорившимся владельцем мастерской, выходцем из крестьян. Родовой замок, который ей обещали, превратился в полуразвалившийся дом на территории старой, заросшей крапивой, усадьбы. И вместо денег у супруга были одни только долги.
Крича и рыдая, Мари убежала от мужа и заперлась в комнате. «Не входите, или я покончу с собой!» — крикнула она.
Муж, этот грубый, недалекий плебей, умолял ее одуматься.
«Вы обманули меня, это не замок, а сырая дыра с крысами! — плакала Мари. — Я хочу развода».
«Потерпите, мадам, я все исправлю! Деньги будут!», — увещевал муж из-за двери.
Мари рыдала, представляя себя в одном ложе с этим чудовищем.
Мари Каппель родилась 15 января 1816 года в Париже в семье простого артиллерийского офицера. Мать Мари также не была знатных кровей, однако, ее сестра являлась супругой директора Банка Франции. Собственно, благодаря этому родству семейство Каппель не прозябало в унизительной бедности: тетя Мари время от времени давала родственникам денег, которых хватало на более-менее достойную жизнь.
Мари росла девочкой замкнутой и мечтательной. Она с болезненным интересом наблюдала за жизнью знатных и богатых дам, одной из которых Мари отчаянно мечтала стать.
В 1828 году, когда девочке едва исполнилось 12 лет, погиб ее отец: мусье Каппель неудачно упал с лошади во время охоты на зайца. Благодаря увеличившейся помощи со стороны тети, жизнь Мари и ее матери не ухудшилась, а даже, напротив, немного улучшилась.
Однако, гибель мусье Каппеля самым разрушительным образом подействовала на здоровье его супруги. Мадам Каппель стала часто хворать, и в 1834 году скончалась. 18-летняя Мари осталась круглой сиротой.
К счастью, тетя не оставила племянницу в беде. Сразу после смерти матери супруга директора Банка Франции оформила опекунство над Мари. Чтобы барышня могла получить достойное образование, ее поместили в институт благородных девиц.
Именно здесь мечта Мари о богатстве и знатности достигла высшей точки. Воспитываясь с дочерьми благородных аристократов, она всей душой мечтала быть такой же, как они. Но ни происхождение, ни ее скромное приданное никоим образом не соответствовало ее амбициям.
И тогда Мари начала фантазировать. Так, она рассказывала своим соученицам, что родовое древо ее бабушки восходило к самому королю франков Карлу Великому. Конечно, бедной сиротке мало кто верил.
Выпустившись из института благородных девиц, Мари стала ожидать жениха. Она была высокой, красивой, с благородным профилем и пышными волосами. Однако, женихи не появлялись. Всем было известно, что приданного за девицу Каппель дают с гулькин нос.
В 1839 году Мари «стукнуло» 23 года — по тем временам возраст для женщины весьма опасный. Остаться старой девой — перспектива безрадостная. Без мужа женщину в большинстве случаев ждала жизнь скудная и унизительная.
Понимая, что безжалостное время уходит, родственники девицы Каппель обратились к брачному посреднику. Посредник изучил свою «базу» женихов, и назвал единственного кандидата — 29-летнего Шарля Лафаржа, сына мирового судьи из города Вижуа. Только этот молодой человек был готов взять в жены женщину с такими данными, как у Мари.
Лафаржи одно время были людьми по провинциальным меркам обеспеченными, но затем разорились. Отец Шарля в 1817 году приобрел бывший картезианский монастырь в Ле-Гландье неподалеку от Корреза. Обитель, построенную еще в XIII веке, старший Лафарж переделал в загородное поместье.
Основной доход семье приносила литейная мастерская, оборудованная в одном из зданий монастыря. Однако, к 1839 году мастерская совершенно разорилась, и единственным выходом из ситуации Шарль Лафарж видел выгодный брак.
Брачному агенту Шарль сообщил, что он — богатый фабрикант-металлург с состоянием в 200 тыс. франков и солидным годовым оборотом. Лафаржа привлекло в Мари то, что она являлась родственницей самого директора Банка Франции.
Шарль совершенно не понравился Мари: он показался ей неотесанным, некрасивым мужланом из захолустья. Однако, 200 тыс. франков и «родовой замок», который Лафарж заботливо вписал в брачную анкету, на дороге не валялись — и мадмуазель Каппель согласилась на брак.
Помолвка была заключена через четыре дня после личной встречи у брачного посредника, а 10 августа 1839 года молодые сыграли свадьбу.
13 августа 1839 года Мари Лафарж прибыла в Ле-Гландье. Сказать, что она испытала глубокое разочарование — ничего не сказать. Это был полный жизненный крах, полное прощание с мечтой. «Родовой замок» Лафаржа оказался старым, мрачным, полуразрушенным монастырем, где по сырым темным помещениям носились полчища крыс.
Оказалось, что отец Шарля был мировым судьей лишь недолгое время. Большинство родственников Лафаржа были обыкновенными крестьянами, а 200 тысяч франков, словно карета из сказки, превратились в тыкву, то есть, в огромные долги.
У Мари случилась истерика. Молодая женщина заперлась в комнате и закричала, что она отравится мышьяком, если Шарль немедленно не даст согласие на развод.
Лафарж из-за двери умолял жену одуматься. В конце концов, Шарль предложил компромиссный вариант: они будут пребывать в браке вплоть до того момента, как дела Лафаржа пойдут на лад. При этом, Шарль полностью избавлял Мари от необходимости исполнять супружеский долг.
Мари успокоилась и осталась в «замке». В письмах к своим парижским родственникам и друзьям она ни разу не жаловалась на жизнь и не высказывала разочарования от того, что с ней приключилось. Кроме того, женщина писала рекомендательные письма всем знакомым богачам и банкирам с единственной просьбой — предоставить кредит литейному предприятию супруга.
В декабре 1839 года Шарль сообщил, что ему необходимо поехать в Париж. Перед поездкой он попросил жену написать ему завещание на все имевшиеся у Мари средства — около 90 тыс. франков. Женщина согласилась, но с условием, что Лафарж в ответ перепишет на супругу все свое имущество.
Шарль схитрил: он завещал Мари все свои деньги (коих было немного), но вот имение Ле-Грандье — основной свой актив — он тайно отписал матери. Разумеется, Мари об этом ничего не знала.
В Париже Шарля настигла посылка от Мари. Это был сладкий черничный пирог — шарлотка. Голодный Лафарж набросился на стряпню жены, и вскоре ему стало плохо. Мужчина не обратил внимания на колики в животе — для Франции тех времен это было обычное дело. Остатки пирога Шарль выбросил, решив, что блюдо испортилось, пока добиралось до Парижа.
Закончив все дела в Париже и получив от нескольких кредиторов приличные суммы денег, мусье Лафарж вернулся в свое поместье.
Мари, заметив недомогание супруга, уложила его в постель. К вечеру симптомы усилились, и Лафаржам пришлось вызывать семейного врача. Доктор Бардон, осмотрев Шарля, пришел к выводу, что бедолага подхватил холеру. То, что накануне Мари брала у Бардона рецепт на покупку мышьяка для травли крыс, доктора никоим образом не встревожило.
Шарлю становилось все хуже и хуже. Родственники, сменяя друг друга, дежурили у постели больного. Больше других старалась Мари, дававшая супругу различные, ей одной ведомые, лекарства. В поместье Ле-Гландье прибыл более опытный доктор Массена, который, впрочем, полностью подтвердил диагноз своего коллеги.
Единственной, кто заподозрила неладное, была дальняя родственница Шарля — Анна Брюн. Девушка обратила внимание на имевшуюся у Мари малахитовую шкатулку, полную белого порошка. Анна решила, что этот порошок мадам Лафарж подсыпает мужу в питье.
Однажды Брюн заметила в напитке, который принесла мужу Мари, странные белесые хлопья. Анна спросила у мадам Лафарж, что это такое, та ответила: побелка, осыпавшаяся в стакан с потолка. Брюн сделала вид, что поверила, однако, стала следить за Мари и сохранять остатки еды и напитков, которые предлагала Шарлю его жена.
В январе 1840 года Анна Брюн умоляла месье Лафаржа не есть и не пить ничего из того, что предлагает ему Мари. Вскоре садовник рассказал Анне, что мадам Лафарж снова отправила его к врачу за мышьяком под предлогом того, что в подвалах монастыря вывелись молодые крысы.
Брюн напрямую спросила у Мари, где мышьяк, и та тут же продемонстрировала ей приготовленную ядовитую пасту. Подозрения Анны на этот раз не оправдались.
12 января Брюн снова заметила белый осадок в компоте, которым напоила месье Лафаржа жена. Анна немедленно вызвала нового доктора, Леспинаса, который определил у больного отравление мышьяком. Через несколько часов после употребления компота Шарль умер.
Мари не выказала ни малейшего расстройства из-за смерти супруга. Через три дня после кончины Лафаржа она отправилась к нотариусу, которому показала завещание.
Между тем, брат Шарля пошел в полицию и рассказал о подозрениях Анны Брюн. 15 января в поместье Ле-Гландье приехал судебный исполнитель по фамилии Моран. Встретила стража порядка Анна Брюн. Девушка показала Морану остатки компота, гуляша и тушеной картошки.
Вся пища, по мнению Брюн, была отравлена. При этом, ядовитая паста, которую готовила для крыс Мари, была … абсолютно безвредной. Анна рассказала следователю, что она давала пасту собаке и свинье — и они не почувствовали ни малейшего недомогания.
Моран отправился к местному аптекарю и выяснил, что Мари приобрела мышьяк за пару дней до того, как отправила посылку с черничной шарлоткой в Париж.
Чтобы полностью убедиться в отравлении, Моран предложил доктору Леспинасу взять пробу Марша — химический тест на наличие мышьяка. Тест был разработан знаменитым английским химиком XIX века Джеймсом Маршем. Однако, врач не мог провести такую процедуру.
Тело Лафаржа отправили в Париж, где было проведено вскрытие и сделана проба Марша, однозначно показавшая — перед смертью бедолага много дней ел и пил продукты, содержащие большие дозы яда.
Это было первое в истории криминалистики применение токсикологической химической экспертизы.
Мышьяк оказался во всех образцах пищи и питья, а также в шкатулке Мари Лафарж с «целебным» порошком. Женщину арестовали и отправили в тюрьму города Брив. Пресса уже знала об этом вопиющем случае и трубила о нем на каждом углу.
Опекуны Мари отказались верить в ее виновность и наняли четырех опытных адвокатов во главе с Теодором Баком.
Пока шла подготовка к суду, журналисты рылись в прошлом Мари. Так, виконтесса де Лето пожаловалась, что во время обучения в институте благородных девиц Мари Лафарж украла у нее дорогое украшение. Дело могло дойти до суда, но виконт де Лето убедил супругу «не пачкать свое имя из-за мелочи».
В комнате Мари в Ле-Гландье был проведен тщательный обыск, в ходе которого полиция обнаружила то самое украшение. Мадам Лафарж в ответ на обвинение в воровстве заявила, что драгоценность была ей подарена виконтессой.
Как ни странно, но симпатии публики были на стороне Мари. Симпатичная молодая женщина, сирота с трудной судьбой, сражалась с аристократическими врагами, «кровопийцами народа».
Суд начался 3 сентября 1840 года. Дело отравительницы из Ле-Гландье привлекло внимание всего мира: в зале заседаний в Париже присутствовали корреспонденты из двух десятков стран.
Адвокаты Мари настаивали на невежестве врачей и на несостоятельности пробы Марша. Теодор Бак потребовал пригласить в качестве независимого эксперта знаменитого французского химика, специалиста по ядам Матьё-Жозефа Орфила. Однако, судья решил, что присутствие европейского научного светила в данном случае не требуется.
Экспертами стали местные аптекари, которые … не обнаружили мышьяк во взятой из желудка Шарля Лафаржа пробы Марша. Собравшая в зале суда публика немедленно начала требовать для Мари оправдательного приговора.
Прокурор был вынужден согласиться на эксгумацию. Однако, и на этот раз аптекари ничего не обнаружили. Сторона обвинения потребовала публично проверить остатки пищи, которой Мари кормила своего мужа. В присутствии сотен людей эксперты нашли в еде мышьяк «которого хватило бы на то, чтобы отравить десяток людей».
Возникшее противоречие — мышьяк был найден в еде, но не был обнаружен в желудке Шарля — позволяло адвокатам Мари надеяться на благополучный исход. Чтобы окончательно поставить все точки над i, прокурор, вслед за стороной защиты, потребовал вызвать в суд Матье-Жозефа Орфила.
Через несколько дней знаменитый химик прибыл в зал суда и в присутствии многочисленных зрителей сделал анализ. Орфила обнаружил мышьяк повсюду — в пробах из желудка Шарля, в еде, в напитках, в шкатулке Мари.
Песенка мадам Лафарж была спета.
19 сентября 1840 года Мари Лафарж была признана виновной в убийстве своего мужа и приговорена к пожизненной каторге. Отбывать наказание 24-летней женщине предстояло на рудниках в Монпелье.
Однако, вмешалось общественное мнение. В газетах возмутились, что «прекрасная, юная Мари» будет гнуть спину на каторге рядом со злодеями и висельниками. Король Луи-Филипп I прислушался к «гласу народа» и заменил каторгу на пожизненное заключение.
Мари отбывала срок в относительно комфортных условиях. У нее была отдельная комната, неплохая пища, книги. В стенах тюрьмы мадам Лафарж даже начала писать мемуары, которые вышли в 1841 году под названием «Тюремные часы». Разумеется, в своей книге Мари всячески доказывала свою невиновность.
В тюрьме обострилась давняя болезнь молодой женщины — туберкулез. В начале 50-х годов XIX века Наполеон III «из гуманистических побуждений» амнистировал Мари. Мадам Лафарж переехала в провинциальный Усса, где и скончалась 7 ноября 1852 года в возрасте 36 лет. До последнего часа Мари уверяла всех, что она невиновна в смерти своего мужа.
Так сложилась судьба женщины, которая с детства мечтала быть богатой и знатной, и ради этого готова была пойти на все…
