Вечер опустился на город мягким одеялом. Сегодня Аня с Олегом планировали посмотреть новый сериал, который она так долго ждала. Она только что закончила мыть посуду, на кухне царил идеальный порядок.
Они с Олегом поженились три месяца назад, и Аня вложила в этот брак, в эту квартиру, в эти отношения всю себя. Переехала к мужу, оставила свою работу, которая не могла сочетаться с новым местом жительства, взяла на себя большую часть бытовых забот.
Она старалась наладить отношения с его семьёй, особенно с матерью Олега, Верой Ивановной, которая держалась с ней холодно, но, к счастью, не вмешивалась напрямую в их жизнь. Анна всегда думала, что нужно просто ей дать время. Время всё расставит по местам, и они привыкнут друг к другу.
Олег вошёл на кухню. Он был в домашней футболке, но держался как-то необычно прямо, словно готовился к чему-то. В его глазах не было привычной усталости, скорее – странное, отстранённое выражение.
– Ань, – начал он, и его голос был удивительно ровным, без единой эмоции. – Нам надо поговорить.
Анна отложила полотенце, которым вытирала тарелку.
– Что-то случилось, Олег?
Он подошёл к столу, оперся на него руками.
– Да. Случилось. В общем… мама не одобрила наш брак.
Анна медленно опустилась на стул. Её сердце замерло, а потом заколотилось где-то в горле.
– Что значит «не одобрила»? Олег, о чём ты говоришь?
– Ну, вот так. Не одобрила, – он посмотрел в сторону окна, избегая её взгляда. – Она считает, что мы не подходим друг другу. Что ты… не для меня.
– И что это значит? – её голос едва не сорвался на шёпот.
Олег повернул голову к ней. В его глазах не было ни боли, ни сожаления, ни даже намёка на растерянность. Только какая-то будничная, почти деловая решимость.
– Это значит… снимай кольцо, Аня. И уходи. Я не могу идти наперекор маме. Ты же понимаешь.
Анна чувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. Всё было сказано так спокойно, так обыденно, словно они обсуждали доставку новой мебели или заказ пиццы. Без скандала, без криков, без слёз. Просто – факт.
Она посмотрела на свою руку, на обручальное кольцо, которое ещё вчера казалось символом их любви, их будущего. Теперь оно превратилось в тяжёлый, бессмысленный кусок металла.
Анна сидела на диване в гостиной, прижимая к себе подушку. Вся квартира казалась ей огромной, пустой и чужой. Она не верила. Неужели это происходит на самом деле? Нет ни ссоры, ни явных претензий, ни причин для такого резкого разрыва. Просто – отрезано. Как будто кто-то взял острый нож и одним движением перерубил все нити, связывавшие их жизнь.
Олег ходил по квартире. Он не смотрел на неё, не пытался объясниться. Она ждала, что он подойдёт, обнимет, скажет, что это была глупая шутка, что он погорячился. Но он молчал.
– Олег, – тихо позвала она. – Что мне делать? Мне некуда возвращаться. У меня всё здесь. Я ушла с работы, переехала к тебе. Мой дом тут.
Он остановился у шкафа, повернулся к ней. В его глазах по-прежнему не было никаких эмоций.
– Это твои проблемы, Аня, – сказал он. – Я же не могу идти против мамы. Ты же понимаешь. Она сказала, что мы не подходим друг другу. И что это… не твой дом.
Пугало не только расставание. Пугало то, насколько это было холодно и буднично.
Он не проявлял ни боли, ни сожаления, ни даже тени сомнения. Только уклончивое: «Мама против…». Словно он был просто исполнителем чужой воли, а не взрослым мужчиной, принимающим решения о своей жизни.
Анна чувствовала, как её мир рушится. Это было не просто отказ от отношений. Это было уничтожение их значимости. Всё, что они делали вместе, каждый прожитый день, каждое слово, каждая мечта – всё оказалось ничего не стоило. Как будто её здесь и не было. Как будто она была просто временной мебелью, которую можно было легко вынести, если она переставала вписываться в интерьер.
Она была уверена, что у них была любовь, что они строили будущее. А теперь она оказалась просто чужой женщиной в его квартире, которую он выгонял по первому слову своей матери. Ей было невыносимо от осознания того, насколько ничтожным оказалось её место в его жизни.
Олег сидел на кухне с Верой Ивановной, попивая чай. На лице его было выражение глубокого облегчения.
Он не знал, как поговорить с женой. Он давно чувствовал, что что-то не так, но не мог сформулировать. Ему было удобно.
И тут вмешалась мама. Вера Ивановна всегда была женщиной с сильным характером. Она часто высказывала своё недовольство Анной, хотя и не напрямую Олегу.
– Холодная она какая-то, Олег, – говорила она ему по телефону. – Не наша. Не умеет вот так, по-простому, по-домашнему.
– Она же не готовит тебе борщ, сынок, – вздыхала она. – А мужчине нужен горячий обед.
Когда мать начала высказывать своё недовольство более открыто, Олег понял: это шанс. Идеальный шанс. Теперь не он бросает. Его поставили в ситуацию. Он просто исполняет волю матери. Это же благородно. Он же слушает свою родительницу.
«Ну вот, – думал Олег, глядя в чашку чая. – Теперь всё само собой решилось. Я не виноват. Это всё мама. Я просто… послушный сын».
Он боялся сделать выбор. Боялся принять решение. Ему было страшно брать на себя ответственность за чьи-то чувства, за чью-то жизнь.
И он был несказанно рад, что этот выбор сделали за него. Ему не пришлось говорить «я тебя не люблю» или «я не хотел на тебе жениться». Всего лишь «мама не одобрила». Это было так просто. Так удобно. Он чувствовал себя свободным от тяжелого груза.
– Ну вот, сынок, – говорила Вера Ивановна, поглаживая его по плечу. – Молодец, что послушал маму. Правильное решение принял. Отделался от неё.
Олег кивал. Он был уверен, что сделал всё правильно. И он был счастлив, что всё закончилось так «легко».
Анна собирала вещи молча. Она не спорила, не кричала, не унижалась. Она просто собирала. Спокойно, методично. Складывала в чемодан свою одежду, книги, которые она привезла с собой. Не спешила, не дрожала.
Он ждал. Ждал, что она заплачет, что будет умолять, что попытается удержать его. Он даже приготовил для этого пару дежурных фраз, чтобы не показаться слишком жестоким. Но она ничего не говорила. Только её губы были плотно сжаты в тонкую линию.
Он наблюдал за ней из дверного проёма. Её движения были точными, почти механическими. Она достала из шкафа их совместные фотографии, взяла одну, свадебную. Она посмотрела на неё, потом положила обратно в коробку. Не взяла с собой. Это поразило его больше, чем её молчание.
Когда всё было собрано, она застегнула молнию на чемодане, подняла его. Посмотрела на Олега. В её глазах не было ни слёз, ни обиды. Только пустота. И что-то ещё – какая-то незнакомая ему сила.
– Прощай, Олег, – сказала она, и её голос был глухим, но абсолютно уверенным. – Будь счастлив со своей мамой.
Она развернулась и вышла из квартиры. Дверь за ней закрылась тихо. Без хлопка. Без истерики.
Прошла неделя. Олег поймал себя на мысли, что постоянно ищет её взглядом в квартире. Утром. Вечером. Но её не было. Квартира была пуста. И тишина была оглушительной. Он начал чувствовать себя неловко.
Он решил позвонить. Просто так. Из вежливости. Узнать.
– Привет, Аня, – сказал он, стараясь звучать непринуждённо. – Как ты там? Как дела?
– Привет, Олег, – ответила она. Голос был спокойным. Никакой агрессии, никаких истерик. – Нормально. Живу у подруги. Нашла работу.
– А… а что насчёт… – он запнулся. – Насчёт нас?
– А что насчёт нас? – голос Анны был ровным, как гладь озера. – С тобой всё ясно, Олег. Ты сделал свой выбор. Я приняла его.
Он слышал голос человека, который был ему близок. Который делил с ним постель, завтраки, мечты. И теперь этот человек был далёк. Не просто далеко – он был в другом мире. В мире, куда ему, Олегу, больше не было доступа. Он слышал голос человека, который был рядом – и больше не будет никогда. Это было окончательно. Неоспоримо. И это осознание ударило его, как ледяной душ.
Олег остался в пустой квартире. Мать была довольна. Она звонила ему каждый день.
– Ну вот, сынок, – щебетала Вера Ивановна в трубку. – А я же говорила. Молодец, что послушал маму. Не вляпался. Теперь найдёшь себе нормальную, послушную.
Он вяло кивал в трубку. Мать была счастлива. Он – нет.
Через пару недель он начал вспоминать. Не что-то глобальное. Мелочи. Завтрак, который Анна готовила по утрам. Её смех, когда он рассказывал глупые шутки. Как она всегда покупала его любимый хлеб, даже если ей самой не нравился. Как она оставляла ему записки на холодильнике. Как она просто была рядом.
Теперь всё лежало на нём. Покупки. Уборка. Приготовление еды. И тишина. Оглушительная тишина в квартире. Мать не жила с ним – она только звонила. И каждый её звонок, каждое её одобрение всё сильнее давили на него. Он слушал её, и ему становилось физически тошно.
Он не сделал выбора. Он просто позволил себе плыть по течению, принять чужое решение, чтобы избежать дискомфорта. И в итоге – потерял всё. Не было семьи, не было тепла, не было человека, который был бы рядом не по обязанности, а по любви.
Анна же пошла дальше. Не как брошенная, униженная женщина. А как спасённая. Она обрела себя. И теперь строила свою жизнь по своим правилам. Без Олега. Без его мамы. Без чужой власти. И это было её освобождением.
