Не смея вымолвить и слова, Катя глядела на своего немолодого жениха, на маменьку, исподволь грозившую пальцем.
— Катюша согласная! — громко объявила Авдотья Афанасьевна. — Будем играть свадебку!
Профессор Императорской Академии художеств Иван Петрович Мартос, овдовев, не спешил жениться. В его почтенные годы, — на седьмом-то десятке, — это казалось почти неприличным. Ведь студенты-шутники только рады окажутся посмеяться над старым мэтром. Да и зачем жену в дом приводить? Детишками его жизнь не обделила: будет, кому стакан воды подать…
Однако судьба повернулась так неожиданно, что Иван Петрович сделал предложение Дуняше Спиридоновой, которую приютил у себя по доброте души. Заметив, что его дочери обижают бедную сироту, Мартос не мог не заступиться: Дунечка стала Авдотьей Афанасьевной — уже не приживалкой, а законной женой и хозяйкой в большой квартире.
Благодарная мужу, Авдотья изрядно порадовала Ивана Петровича, подарив ему девочку. Не чая в 61 год вновь сделаться отцом, Мартос оказался безмерно рад: малышка, его последыш, стала светом в оконце.
Над Катенькой, — так Мартосы нарекли дочку, — тряслась вся большая семья. Авдотья Афанасьевна перевезла к себе многочисленную родню — сестер да племянниц, которые холили и лелеяли дитя, опекая сверх всякой меры.
Окруженная заботой, Катя росла тихой и ласковой, не смея и шагу ступить без родительского дозволения. «Наша телятинка», — прозвала ее тетушка Наталья Афанасьевна, не имевшая свои детей, а потому души не чаявшая в племяннице.
Едва Катюша заневестилась, как Авдотья Афанасьевна стала нашептывать мужу, что не худо бы позаботиться о будущем. Да и сам Мартос, уже отпраздновавший свой семидесятипятилетний юбилей и давно подумывавший подать в отставку, беспокоился о дочери.
Следовало найти человека состоятельного и по всем статьям солидного. А то, не дай-то Господь, попадется на глаза какому-нибудь бойкому студентику, и мамки-няньки не заметят, как Катенька окажется в досадном положении.
Оттого-то, когда к Ивану Петровичу подошел академик Василий Алексеевич Глинка, старик выдохнул с облегчением. Жених был уже немолод, но недостатка в том Мартос не видел. Ведь все знали, что Василий Алексеевич был в чести у знати, хорошо платившей за выполнение архитектурных заказов, и деньги у него водились. При таком муже Катя никогда не знала бы нужды!
Глинка бывал в доме у Мартосов, и Катенька его не сторонилась. Однако она и подумать не могла, когда папенька призвал ее в гостиную, что в один миг решится ее судьба.
— Катенька! — торжественно провозгласил Иван Петрович. — Вот почтеннейший Василий Алексеевич делает нам честь просить твоей руки. Я и маменька за это очень ему благодарны и даем ему наше согласие. Теперь дело только за тобой, скажи: согласна ты или нет?
Катенька, оробев, упорно молчала.
— Молчание — знак согласия! — воскликнул Мартос, прервав неловкую паузу. И бросился целовать дочь и будущего зятя.
В тот вечер Катя так и не сказала ни слова.
*
Надолго откладывать свадьбу не стали. В 1830 году пятнадцатилетняя Катенька пошла под венец с академиком Глинкой, разменявшим пятый десяток.
Однако брак Кати продлился всего год: жизнь Василия Алексеевича внезапно унесла холера. И шестнадцатилетняя вдова вернулась обратно под отчий кров. На этом настояла Авдотья Афанасьевна, твердо решившая, что негоже ее дочери становиться самовластной хозяйкой. «Годков-то ей всего ничего. Один ветер в голове! — объявила она мужу. — Поживет еще с нами. А то, глядишь, уведут!».
Опасения Авдотьи Афанасьевны были не напрасны: непривыкшая к вольной жизни, Катя стала единственной наследницей покойного мужа, завещавшего ей все свое имущество. Денег — сто тысяч наличностью, всю обстановку, экипажи, лошадей…которых Мартосы тотчас же продали. Средств своих Катенька не видела: родители кормили, поили, наряжали да выдавали мелочь «на булавки».
Впрочем, и без капиталов, которые держались в строжайшей тайне, Кате было, чем прельстить кавалеров. Хорошенькая и добродушная — «чистая телушка» — она нравилась мужчинам.
Едва прошло время траура, как к ней посватался Петр Карлович Клодт. Небогатый барон, слушавший курс в Академии художеств, в свои 26 лет Клодт увлекался скульптурой, но громкой славы еще не снискал. Оттого-то, не разглядев в женихе достойного кандидата, Авдотья Афанасьевна встретила его гневной отповедью:
— Опомнитесь, дорогой Петр Карлович! Разве наша Катенька вам пара? Она у меня единственная дочка, балованная, нежная, ни к какой работе непривычная…А вы человек бедный, — возмущалась она.
Бедный Петр Карлович был так оскорблен, что чувства его мгновенно погасли. Клодт отступился от задуманного, предпочтя Кате ее дальнюю родню — нищую девушку Ульяну Спиридонову, которую и повел к алтарю.
Через несколько лет Авдотья Афанасьевна с горечью вспоминала свой необдуманный отказ: Петр Клодт стал известен своими скульптурными работами, которые принесли ему и славу, и немалое состояние.
— Как же это я с бароном-то промахнулась! — жаловалась она, сокрушаясь об уплывшем из рук счастье.
*
История с Клодтом не отвадила от Катеньки женихов. И вскоре разыгралась еще одна драма. В Петербург приехала из деревни старая знакомая Мартоса, помещица Крашенинникова, захотевшая повидать сыновей, которые служили в столице: двое старших — чиновниками в министерствах, а младший — по военной линии.
Крашенинниковы нередко бывали в доме Мартосов: почтительные и добрые нравом, они приглянулись даже недоверчивой Авдотье Афанасьевне, попросившей старшего — Федора Петровича — разобраться в бумагах покойного Глинки и привести в порядок денежные дела Катеньки.
Незаметно для почтенной госпожи Мартос, Федор Петрович, проводивший много времени в Катиной компании, прикипел душой к юной вдовушке. Не предвидя беды, как человек с хорошим состоянием, он решился посвататься…Разразился грандиозный скандал!
— Как вы посмели! — бушевала, выйдя из себя Авдотья Афанасьевна. — Проведали, роясь в бумагах, сколько у Катеньки денег! А не выйдет! Не выйдет у вас на ней жениться! Не отдам!
Федору Петровичу было навсегда отказано от дома, и даже слезы Кати, полюбившей Крашенинникова, не смогли умилостивить сердце матери.
О том, как история Кати сложилась дальше, версии расходятся. В мемуарах ее знакомой, Марии Федоровны Каменской, записано:
«Обиженный этим поступком, Федор Петрович вышел в отставку и уехал в свою деревню. Слабохарактерная, привыкшая к вечной покорности, вдовушка осталась по-прежнему в полной власти матери; она заперлась у себя дома и только потихоньку плакала по уголкам».
В рассказе Валентина Пикуля «Наша милая, милая Уленька» финал Катиной жизни представлен весьма плачевно:
«Екатерина Ивановна Глинка, дочь Мартосов, утешилась в браке с врачом Шнегасом и умерла молодой в 1836 году, упрекая мать за то, что дважды сделала ее несчастливой».
Доподлинно неизвестно, откуда он взял такую информацию. Однако, есть предположение, что писатель все же ошибался.
Причиной тому метрическая запись о браке, заключенном Федором Петровичем Крашенинниковым с Екатериной Ивановной Глинкой, урожденной Мартос, в апреле 1838 года.
Долго ждали влюбленные! Уже не стало старого Ивана Петровича Мартоса. Ушла вслед за ним и Авдотья Афанасьевна, не пускавшая дочь к алтарю. И лишь тогда, прежде покорная родителям Катя отстояла свое право на счастье.
Вместе с вышедшим в отставку мужем она поселилась в имении в Воронежской губернии. Вела большое хозяйство, воспитывала сына и четырех дочерей…
Прожив долгую жизнь, Екатерина Ивановна скончалась в 1879 году. Федор Петрович ушел в 1887 году, и был погребен на Смоленском кладбище, рядом с любимой женой.
