Весна 1894 года. Еще недавно безнадежно скованная снегом земля преподносила невероятные калейдоскопы красок, небо удивляло голубизной и глубиной, а солнце теплом и яркостью. На Петербург опустился прохладный майский вечер.
Около девяти вечера молодой человек в форме путейца зашел в парадную петербургской второсортной гостиницы «Европа» на Фонтанке и попросил номер получше. Получив ключи, он вернулся к спутнице. На улице стояла высокая стройная темноволосая дама, пряча лицо под темной вуалью. Пара вошла в гостиницу.
Дверь номера 21 захлопнулась. Двадцатишестилетний студент института инженеров путей сообщения Александр Довнар-Запольский и Ольга Васильевна Палем, двадцати восьми лет, остались одни. Это было одно из свиданий, на которое Ольге было согласиться непросто.
Каждый раз она твердила себе, что это в последний раз и она не потерпит больше, чтобы с ней обращались как с продажной женщиной… И тем не менее, каждый раз соглашалась. Страсть и желание терзали ее так мучительно, что она не подозревала, что такое выпадет на ее долю.
А в последнее время к этим чувствам присоединилась ревность: Саша стремительно отдалялся от нее. Сегодня она захотела расставить все точки над «i».
Открыв принесенное с собой шампанское, любовники присели за стол. Пара провела в номере ночь, а на утро молодой человек заказал чай и опять закрыл дверь на ключ. Около часа дня в номере послышались громкие голоса и дважды раздался звук выстрела.
Дверь распахнулась и из номера вышла пошатывающаяся Ольга, прижимая руки к груди: на ее платье расползалось пятно крови.
Персонал гостиницы сбежался к номеру. Женщина успела произнести: «Помогите! Я убила его и себя!» — и упала. Срочно вызвали врача, который отправил Ольгу в Мариинскую больницу, а ее спутнику уже ничем помочь не смог. Прибыла полиция. В номере лежал револьвер с тремя патронами и двумя пустыми гильзами.
Когда Ольга почувствовала себя лучше (ранение оказалось несерьезным) ее допросили. Она взволнованно повторяла: «Рано или поздно это должно было произойти!»
Оказалось, что девица Палем, уроженка Симферополя, около четырех лет состояла в связи с Александром Довнар-Запольским и рассчитывала выйти за него замуж.
Опьяненный страстью Александр обещал поначалу на ней жениться. Они вместе прибыли в Петербург, где Довнар начал учиться, и поселились как супруги в небольшой квартирке. Хозяин жилья описывал их как молодую любящую пару, которые обращались друг к другу исключительно как «Оленька» и «Сашенька».
Александр Довнар-Запольский знал, что до него в Одессе Ольга сожительствовала с богатым стариком Кандинским, занимавшем видное положение в обществе.
Станислав Васильевич Кандинский поселил молодую возлюбленную в отдельной квартире и заезжал к ней между заседаниями или по дороге из конторы в банк. Так продолжалось два года, до лета 1889 года.
Ольга тяготилась связью, начавшейся с «отеческого» участия и вела себя соответственно: устраивала истерики, нервические приступы и обмороки, что занятому и искавшему «отдохновения» Кандинскому претило. Было понятно, что им надо расстаться.
Как честный человек, Кандинский не мог просто оставить соблазненную Ольгу Васильевну и посоветовался с приятелем, который пообещал это дело уладить. В результате Ольга получила хорошие отступные и что-то вроде временного содержания на первое время помесячно.
Потом Ольга встретила Александра и влюбилась. Барышня занимала квартиру в Одессе и ее соседями было семейство Довнар. Благодаря молодости, утонченной красоте, независимому и самостоятельному образу жизни Ольги Васильевны, все в доме скоро на нее обратили внимание.
И надо заметить, что это «общее внимание» было к Палем в ту пору весьма благосклонным. Мать Александра Довнар-Запольского, госпожа Александра Михайловна Шмидт (эту фамилию она получила во втором браке) сама обратила пристальное внимание на милую соседку. Ольга была добра и угощала младших детей Шмидт сладостями, покупала им игрушки.
Старшему сыну Александру минуло двадцать один год и он был очарован прелестной соседкой. Узнав об Ольгиной страсти к верховой езде, Александр пригласил ее на прогулку.
Изящная, как амазонка, ловко державшаяся в седле Ольга, производила такое впечатление, что даже госпожа Шмидт невольно залюбовалась и стала поощрять ухаживания сына: пусть лучше у сына будет одна постоянная подруга, чем множество случайных связей.
Александр на людях появляется под руку с Ольгой и гордо делится с приятелем, что у него «самый настоящий роман». Влюбленные ездят в театр, на пикники и дачу. Встречая знакомых, Ольга Васильевна, хорошенькая и раскрасневшаяся, беззастенчиво и гордо сообщает: «Знакомьтесь, мой жених!»
Кандинскому Палем также представляет Александра Довнара-Запольского в качестве жениха. Они заходят иногда к нему в гости, вместе провожают его на пароход. Родственники и товарищи Александра становятся своими людьми в квартире Оленьки Палем.
Они у нее обедают, ужинают, заходят, не стесняясь, когда им вздумается. Прислуга, все домашние, весь двор знают о связи Ольги и Александра. Каждая ссора между любовниками обсуждается сообща; мать вставляет свое авторитетное слово, высказывает свое мнение.
Однажды Оленька, приревновав своего возлюбленного к его двоюродной сестре, Круссер, устроила ему сцену на катке. У нее с собой был револьвер, которым она ему и пригрозила.
Полиция всполошилась, затеяла составлять протокол о «покушении на убийство», но сама Шмидт вмешалась в дело и, как дважды два, доказала бдительным властям, что это была простая «вспышка ревности со стороны госпожи Палем», ведь отобранный у нее револьвер оказался незаряженным.
Наступила осень 1891 года. Довнару-Запольскому предстояло ехать поступить в университет Петербурга. Месяца три спустя, Ольга Палем, продав тому же Кандинскому всю свою обстановку, стоившую ей больше пяти тысяч рублей, за 1400 рублей, уезжает вслед за Александром.
В одном из первых писем Довнара матери из Петербурга он, между прочим, вскользь об Ольге упоминает: «Ольги Васильевны в Петербурге нет. Что ей за охота переселяться с благодатного юга в это туманное болото».
В письме звучит досадное сожаление, что ее с ним рядом нет. Петербург вообще Саше не нравится; он на первых порах чувствует себя в нем немного одиноко. Вскоре Ольга Васильевна к его радости приезжает к нему.
Они поселяются вместе на Кирочной и ведут себя как супруги. Письма, получаемые ею, адресуются: «Ольге Васильевне Довнар». Ежемесячное «пособие» от Кандинского направляется Довнару «с передачей Ольге Васильевне Довнар».
Вот только хозяин квартиры, глянув паспорта, присвистнул: фамилия-то у барышни — Палем. Да впрочем, какое ему до этого дело: Ольга отличная хозяйка и за несколько месяцев полностью преобразовала скромное жилище: купила посуду и постельное белье, сама выбрала ткань для гардин, сама сшила и повесила.
А еще она украсила их дом милыми портретами в рамках, лично вбив каждый гвоздь в стену. Прислугу оплачивает та же Ольга, она дает щедрые чаевые. Дворник и горничная уважительно обращаются к ней — «барыня».
Первую петербургскую зиму влюбленные живут спокойно и наслаждаются обществом друг друга. Правда, ссорятся иногда, но примирения между ними быстрые и бурные. Ольга в сыром петербургском климате чувствует себя плохо: начинает кашлять.
Александр тревожится и отправляет ее к врачу. Слава богу, ничего плохого нет! По совету врачей Ольга едет в Славуту на средства, которые ей выслал Кандинский. Александр пишет ей нежные письма и тревожится о ее здоровье.
Ольга тоже скучает и получая письма, удовлетворенно улыбается: на конвертах четким почерком любимого написано: «Ольге Васильевне Довнар». Ольга считает, что ее замужество не за горами — вот поправится и…
Но что-то гнетет ее и она порой в письмах выражает тревогу за будущее. На все ее опасения Саша отвечает одно и тоже: «Как ты можешь вообразить себе, чтобы я тебя бросил!»
После возвращения Ольги ничего не меняется. В их квартире полно товарищей Довнара, но перед более близкими друзьями он перестает выдавать ее за «жену», говоря иронично: «Живу с барынькой!» Это слушать обидно и неприятно.
В это время Ольге кажется, что Саша к ней охладел и она начинает, желая пробудить в любимом ревность, флиртовать с его другом Милицером. Довнар только посмеивается над этим.
Иногда Александр нежен с ней, клянется в любви и Ольга расцветает: «Женись на мне! Я докажу, что буду прекрасной женой!» Довнар отделывается шуткой и напоминает, что студентам вступать в брак нежелательно.
Они чаще ссорятся и даже дерутся. Александр занят учебой и экзаменами; она заботится тем временем о переделке его пальто: отдает его в ремонт, перешивает пуговицы. И ждет каждый вечер своего ненаглядного.
Вскоре Ольга получает письмо от матери Александра с просьбой. Младшего брата Виктора (Виву по-домашнему) решено было устроить в Морской корпус в Петербурге.
Александра Михайловна решила, что именно Ольга должна этим заняться: приехать в Одессу, взять мальчика, доставить его в Петербург и похлопотать об определении его в корпус. Через Кандинского, разумеется. И Ольга самоотверженно бросилась выполнять поручение.
В одном письме госпожа Шмидт благодарит Ольгу Васильевну за выполненное ею поручение, в другом просит: «Балуйте моего Виву, заботьтесь о бедном мальчике». Теперь по выходным Ольга печется и о Викторе.
Вскоре к Довнару собралась с визитом мать. Ольга и Александр подготовили для нее комнату. Особенно старалась Ольга — ей хотелось угодить будущей свекрови. Но что-то пошло не так. Через пару дней вспыхнул ужасный скандал, после которого обе женщины стали непримиримыми врагами.
«Что-то Саша неважно выглядит! Бледный какой-то, худой…» — сказала Александра Михайловна и как-то по-особенному пристально посмотрела на Ольгу. Та вспыхнула: «На что вы намекаете? Вам что неизвестно, что Саша переболел тифом?»
Ольга почувствовала ком в горле и ее глаза наполнились слезами: она каждый день ездила к Саше в больницу, не знала как облегчить его страдания и чем накормить. Это она, Ольга, преданно и самозабвенно ухаживала за Сашей и за это получила оплеуху!
Это она заботится о младшем ее сыне Викторе! Значит, по мнению госпожи Шмидт, она недостойна ее Саши?
Расстроенная Ольга гневно сказала: «За что вы меня ненавидите? Чем я вам не угодила?!» — и схватила тяжелый подсвечник со стола. Александра Михайловна отшатнулась: вот сумасшедшая… Ольга продолжала кричать: «Я вас сама ненавижу! Саша только мой!»
Александра Михайловна устало сказала сыну: «Вызывай полицию, она ненормальная!» В тот же день вечером Шмидт уже выехала в меблированные комнаты на Подьяческую. А наши герои разъехались после ссоры. Ольга, как сомнамбула, безропотно подчинилась.
Из насиженного гнезда, свитого ею с таким старанием, с такой любовью; из квартиры, где каждый угол был ей дорог и мил, где на стене каждый гвоздь был вбит ее собственной рукой, ее выбрасывали прямо на улицу, как не выбрасывают и последнюю тварь.
А теперь мать Александра распространяет о ней дурные слухи, называя Ольгу «продажной женщиной» и «аферисткой».
Знакомые утешают Ольгу: «Ты молода, красива и найдешь еще свою любовь…» Ольга твердит одно: «Мне никто, кроме него не нужен!» Всю свою беду Палем в какой-то упорной наивности продолжала приписывать исключительно матери Довнара. Кандинский, жалея ее, просит Ольгу бросить все и приехать в Одессу.
Она не соглашается. Ее не покидает надежда, что рано или поздно ее Саша вернется к ней. И он возвращается. Для того чтобы предложить ей свидание в гостинице. О том, что было дальше, вы знаете. Говорили о том, что Ольга решила отомстить. Говорили и о том, что Ольга сама «заманила его под вымышленным предлогом».
Но сами предметы в гостиничном номере опровергали это: постель смята после бурной совместной ночи, на стене (простите за прозу!) — эсмарховская кружка, последняя земная предосторожность, которой Ольга воспользовалась для предупреждения нежелательной беременности.
Зачем она нужна в случае, если бы она собиралась его убить и умереть самой?
Есть еще оружие, которым воспользовалась Ольга. Свой «одесский» револьвер она привезла давно в Петербург. Но это был дешевый ни на что не годный револьвер. Недели за две до случившегося, задумав лишить себя жизни, она обменяла его в магазине Лежена на небольшой, вполне исправный револьвер системы «Смит Вессон».
Можно решиться на сaмoубийствo и сознательно идти на него, но покалечить себя, только поранив, благодаря случайности негодного оружия, согласится не всякий. Этого и боялась Ольга Палем, поэтому она и купила «Смит Вессон».
Знаменитый адвокат Николай Платонович Карабчевский начал речь в Петербургском окружном суде 18 февраля 1895 года. В деле Ольги Палем не было запутанных деталей. Барышня встречалась с кавалером четыре года, ждала предложения выйти замуж, не получила его и хотела напугать несостоявшегося жениха.
А вместо этого убила, выстрелив в голову. На первый взгляд, это какое-то странное убийство: слишком простое, даже нелепое, однако накал страстей в нем был нешуточный. На этом и построил свою защиту блестящий адвокат Николай Карабчевский.
«Господа присяжные заседатели! Менее года тому назад, 17 мая, в обстановке довольно специфической, с осложнениями в виде эсмарховской кружки на стене и распитой бутылки дешевого шампанского на столе, стряслось большое зло.
На грязный трактирный пол упал ничком убитый наповал молодой человек, подававший самые блестящие надежды на удачную карьеру, любимый семьей, уважаемый товарищами, здоровый и рассудительный, обещавший долгую и благополучную жизнь. Рядом с этим пошла по больничным и тюремным мытарствам еще молодая, полная сил и жажды жизни женщина..»
Речь защитника заняла около трех часов. Полностью приводить эту речь нет возможности и вы сами можете найти ее без труда. Скажу только, что вначале Ольга была оправдана. Но при повторном слушании дела Ольга была приговорена к 10 месяцам лишения свободы и признана виновной в убийстве, совершенном в состоянии аффекта.
Александр Довнар просто использовал охваченную страстью и надеждой на брак женщину, при этом не брезгуя ее деньгами и протекцией ее любовника. А когда добился своих целей — перестал жить с ней, но продолжал встречаться.
Причем заразил дурной болезнью, и не одной, а сразу двумя… Карабчевский, уж конечно, не преминул выдать публике этот пикантный и компрометирующий убитого факт.
«А револьвер?» — спрашиваете вы. При таких свиданиях — причем же револьвер? Во все это время он был неизменно с ней. Отчасти ей нельзя было бросать его в номере, так как там оставалась девочка (речь идет о номере, который занимала Ольга в качестве жилья последнее время — она поселилась в одном из номеров «Пале-Рояля».
При ней в качестве прислуги, стиравшей ей белье, хозяйка Анна Власова поместила свою четырнадцатилетнюю дочь Софью Власову. Девочка жила в одной комнате с Ольгой — примечание автора статьи) отчасти она намеренно, если хотите, сознательно «носилась» с ним.
В том ее душевном состоянии, о котором мы уже достаточно говорили, это был ее верный друг, верное прибежище, к которому можно всегда, во всякую минуту прибегнуть, раз станет уж очень невыносимо….» — сказал адвокат Карабчевский в защиту Ольги.
P.S. Интересный факт. Согласно воспоминаниям Бориса Утевского, работавшего помощником выдающегося адвоката дореволюционной России Николая Платоновича Карабчевского в 1910-е годы, тот рассказал, что в годы студенчества он сам в состоянии аффекта застрелил любовницу.
Экспертиза показала, что Карабчевский находился в момент убийства в состоянии невменяемости, и до суда дело не дошло. Историк А. В. Кузнецов обращает внимание на то, что косвенное упоминание о произошедшем содержится в воспоминаниях самого Карабчевского. Может поэтому Карабчевский проникся симпатией в Ольге?
