— А это не мои серьги, Тамара Павловна?
Вопрос повис в воздухе, пока свекровь с невозмутимым видом поправляла на себе блузку.
На её мочке уха поблескивал знакомый рубин, подарок моего мужа на первую годовщину. Камень бросал на её морщинистую щеку кровавые отсветы.
— Твои? — она хмыкнула, поворачиваясь ко мне. — Девочка моя, у тебя такой хороший вкус, я всегда говорила. Решила вот выгулять красоту, а то лежит без дела.
Она говорила так, будто одолжила сахар у соседки. Легко и просто.
— Выгулять? — я сглотнула, чувствуя, как внутри всё начинает сжиматься. — Вы взяли их без спроса.
— Ну какие же это спросы между своими людьми, Анечка?
Я молча прошла в спальню. Сердце колотилось где-то в горле. Открыла шкатулку, которую мне дарила ещё бабушка.
Пусто. Не просто пусто — вычищено.
Пропала не только пара серёг. Исчезла тонкая золотая цепочка, подаренная родителями на совершеннолетие, и даже скромное серебряное колечко с гравировкой, которое я купила себе с первой зарплаты.
Вернулась в гостиную. Руки слегка дрожали, и я сцепила их за спиной.
— Где остальное?
Тамара Павловна как раз наливала себе воды из графина. Она обернулась с видом оскорблённой невинности.
— Что значит «остальное»?
— Мои украшения. Из шкатулки. Где они?
Она поставила стакан на стол с лёгким стуком. Посмотрела на меня в упор, и во взгляде её не было ни капли раскаяния. Только холодное, расчётливое превосходство.
— А, ты про эти безделушки, — протянула она. — Так я их раздала.
Комната качнулась.
— Как… раздали?
— Ну а что? — она развела руками, и рубиновая серьга снова полыхнула огнём. — Иринке, соседке моей, отдала цепочку.
Она так обрадовалась! Женщине нужно сиять, Аня, а не в четырех стенах киснуть. А колечко твоё это… Людмиле Петровне с работы презентовала.
У неё юбилей скоро, а человек она хороший, заслуженный.
Она говорила об этом так буднично, будто распоряжалась старыми вещами, которые я сама попросила её выбросить.
— Но это мои вещи! Мои!
— А зачем они тебе? — её голос стал жёстче, напористее. — Красивое зря пылиться не должно, ты же всё равно дома сидишь.
С ребёнком, с кастрюлями. Кто на тебе эту красоту видит? Муж? Так он и так твой. А подруги мои — женщины видные, в обществе бывают. Пусть носят и радуются. Тебе жалко, что ли?
Она смотрела на меня с вызовом, будто это я была виновата — в своей жадности, в своей глупой привязанности к каким-то там железкам. Будто она оказала мне услугу, освободив от ненужного груза.
— Жалко? — я выдавила из себя, чувствуя, как щёки заливает краска. — Это память. Это подарки.
— Память в сердце надо хранить, а не в пыльных коробках, — отрезала она. — Спасибо бы сказала, что я о людях забочусь. Неблагодарная.
Она подхватила свою сумку, собираясь уходить. На пороге обернулась и с той же наглой усмешкой добавила:
— Особенно Иринка была рада. Говорит, у её мужа связи хорошие. В юридической фирме.
Теперь я под надёжной защитой, если вдруг кто-то вздумает права качать.
Дверь за ней захлопнулась, оставив меня одну посреди комнаты.
И я поняла, что она не просто украла мои вещи. Она продумала всё наперёд. И это было уже не про «безделушки». Это было объявление конфликта.
Первые несколько минут я просто стояла, глядя на закрытую дверь. В ушах звенело от её последних слов. Угроза была даже не завуалированной — она была прямой, как удар. Не просто украла, а ещё и подстраховалась.
Я набрала номер мужа.
— Дим, твоя мама… она забрала все мои украшения и раздала своим подругам.
В трубке на мгновение повисло молчание, потом он вздохнул.
— Ань, ты уверена? Может, она просто…
— Уверена. Она сама сказала. И на ней были мои рубиновые серьги. Она отдала цепочку соседке Ирине, а кольцо — Людмиле Петровне.
— Господи, — выдохнул он. — Ладно, я поговорю с ней. Не переживай, что-нибудь придумаем. Купим новые, ещё лучше.
— Мне не нужны новые! — я сама не узнала свой голос, он стал твёрдым, как камень. — Мне нужны мои. Понимаешь?
— Понимаю, но ты же знаешь маму. С ней ругаться — себе дороже. Давай я всё улажу, спокойно.
Я нажала отбой. Спокойно не получится. Он будет «улаживать» неделями, пытаясь угодить и мне, и матери, а в итоге всё останется как есть. Нет. Это моя битва.
Я знала, где живёт Людмила Петровна, коллега свекрови. Это был первый пункт моего плана.
Она открыла дверь не сразу, на её лице было написано удивление, которое быстро сменилось тревогой. Моё скромное серебряное колечко тускло блестело на её пальце.
— Здравствуйте, Людмила Петровна. Я жена Дмитрия, Аня.
— Да, я знаю, — она нервно теребила халат. — Чем обязана?
— Вы знаете, чем, — я прямо посмотрела на её руку. — На вас моё кольцо. Тамара Павловна не имела права его вам дарить.
Женщина вспыхнула.
— Но она сказала… она сказала, тебе не нужно, что это просто старая вещь…
— Она солгала. Это подарок, и он мне дорог. Я прошу вас его вернуть. Прямо сейчас.
Людмила Петровна замялась, её взгляд забегал. Видимо, сценарий свекрови не включал моего визита.
Она не была такой наглой, как Тамара Павловна, в ней было больше страха перед неловкостью. Поколебавшись, она стянула кольцо с пальца и протянула мне.
— Вот, держите. Мне чужого не надо. Я и не знала, честное слово.
Я молча взяла кольцо. Маленькая победа придала мне сил.
Следующей была Ирина. Её квартира была в соседнем подъезде. Дверь открыла ухоженная женщина лет сорока пяти, с идеальной укладкой и презрительной складкой у губ.
Моя золотая цепочка обвивала её шею.
— Я слушаю вас, — произнесла она тоном, будто я пришла просить милостыню.
— Здравствуйте. Меня зовут Анна. На вас моя цепочка. Ваша соседка, Тамара Павловна, украла её у меня.
Ирина даже бровью не повела. Лишь слегка усмехнулась.
— Девушка, вы в своём уме? Мне эту вещь подарили. Если у вас претензии к дарителю — с ним и разбирайтесь.
— Я разбираюсь с тем, кто носит краденое. Я прошу вернуть мою вещь.
— Просите? — она рассмеялась коротким, неприятным смехом. — У меня для вас плохие новости.
Я ничего вам возвращать не собираюсь. И если вы ещё раз появитесь на моём пороге с подобными обвинениями, мой муж с удовольствием объяснит вам в суде, что такое клевета.
Она сделала шаг назад, её рука легла на дверную ручку.
— Тамара предупреждала, что вы немного… несдержанная. Теперь я вижу, что она имела в виду. Всего хорошего.
Дверь захлопнулась с сухим щелчком. Я осталась стоять в полутёмном коридоре, глядя на номер квартиры.
И поняла, что лёгкая победа была лишь разминкой. Настоящий враг ждал за этой дверью, и он был уверен в своей полной безнаказанности.
Я вернулась домой, и впервые за долгое время позволила себе слабость. Села на кухне, обхватив руками чашку с давно остывшим… нет, с остывающим компотом.
Я чувствовала себя загнанной в угол. Прямая атака провалилась. Юридическая угроза была реальной.
Мой муж пытался помочь, но его методы «тихого урегулирования» были бесполезны против такой бронированной наглости.
Вечером Дима пришёл с работы и увидел моё состояние. Я рассказала ему про визит к Ирине, про её усмешку и прямую угрозу судом.
В его глазах что-то изменилось. Мягкость уступила место холодной решимости. Он понял, что это не просто семейная ссора. Это была травля.
— Так, значит, — сказал он медленно. — Играем по-крупному.
И тут у меня родился план. Непростой, рискованный, но единственно верный. Я поняла, что уязвимое место свекрови — её фасад.
Её репутация в глазах тех самых подруг, которых она так отчаянно пыталась впечатлить. Бить нужно было именно туда.
Через два дня я обзвонила всех её приятельниц из записной книжки, которую незаметно сфотографировала, когда забирала у неё свои вещи для стирки на прошлой неделе.
Пригласила всех на «семейный ужин-сюрприз в честь любимой мамы и свекрови». Ирину и Людмилу Петровну я пригласила лично, с особой теплотой.
Ирина колебалась, но любопытство и желание увидеть моё унижение пересилили.
Субботним вечером наша квартира была полна гостей. Подруги свекрови, нарядные и благоухающие духами, ворковали в гостиной.
Сама Тамара Павловна сияла, как начищенный самовар, принимая комплименты. Она была в своей стихии. Дима стоял рядом со мной, его рука на моей талии была твёрдой, как сталь.
Когда все сели за стол, я встала с бокалом.
— Дорогие гости! Я так рада всех вас видеть. Я собрала вас, чтобы публично поблагодарить мою невероятную свекровь, Тамару Павловну.
Свекровь расправила плечи, ожидая дифирамбов.
— Вы знаете, — мой голос слегка дрожал, но я держала его под контролем. — Мы с Димой — молодая семья.
Мы не всегда можем позволить себе дорогие подарки. И моя свекровь, видя это, нашла гениальный выход! Она решила помочь мне… подружиться с вами.
Я сделала паузу, обводя взглядом застывшие лица.
— Она взяла мои самые дорогие вещи — подарки мужа, память о родителях — и от своего имени преподнесла их вам.
Чтобы вы думали, какая она щедрая и обеспеченная женщина. Она пошла на этот обман, рискуя своей репутацией, только чтобы произвести на вас впечатление!
Людмила Петровна залилась краской и уставилась в тарелку.
— Мою цепочку она подарила вам, Ирина, — я повернулась к главной противнице. — А рубиновые серьги… она оставила себе, чтобы соответствовать статусу.
Она даже предусмотрела вашу защиту, зная, что ваш муж — юрист! Вдруг я, неблагодарная, захочу вернуть свою память назад.
Это ведь не просто воровство. Это — жертвенность! Давайте поаплодируем этой великой женщине!
В комнате повисла мёртвая, звенящая пустота. Никто не хлопал. Подруги смотрели на Тамару Павловну так, будто увидели её впервые.
Не как на щедрую благодетельницу, а как на жалкую обманщицу, укравшую у собственной невестки, чтобы пустить им пыль в глаза.
Весь её авторитет рассыпался в прах за тридцать секунд.
Ирина сидела с каменным лицом. Её щеки пылали. На глазах у всех она резким движением расстегнула замок на шее и положила мою цепочку на стол.
— Кажется, это ваше, — процедила она сквозь зубы, глядя не на меня, а на Тамару Павловну.
Свекровь сидела белее скатерти. Она открывала и закрывала рот, но не могла произнести ни звука.
Её мир рухнул. Она была раздавлена, унижена перед теми, чьё мнение было для неё всем.
Мы с Димой молча вышли из-за стола. Нам больше нечего было там делать. Я забрала свою цепочку.
Это была полная и безоговорочная победа. И дело было не в золоте. А в том, что иногда, чтобы защитить своё, нужно не стучать в закрытую дверь, а уничтожить весь фасад, за которым прячется враг.
