— Ты вообще понимаешь, что дальше так продолжаться не может?! — голос Оли дрожал от злости, а в глазах блестели слёзы.
— Да что я опять сделал-то?! — Костя нервно вцепился руками в край кухонного стола.
— Если я и сейчас промолчу, у меня лопнет терпение! — Оля отшвырнула пустую кружку так, что та громко стукнулась о раковину и раскололась. — Хочешь знать, что случилось? Пожалуйста! Я больше ни копейки не потрачу на твоё содержание!
В комнату вбежала маленькая дочка Настя, перепуганная криками, но тут же попятилась назад, увидев искажённое злостью лицо матери.
— Настенька, иди к себе, всё нормально! — произнес Костя, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Оля прикусила губу, чтобы не расплакаться, и, громко топнув ногой, выскочила в прихожую. Там на крючке висела её куртка, рядом болтался Костин рюкзак. Она резко дёрнула молнию этого рюкзака и что-то стала искать внутри, а потом вдруг швырнула его на пол.
— Слушай, что это за цирк?! — Костя подскочил, схватил жену за руку.
— Цирк? Цирк — это твоя бесконечная безработица и оправдания! — Оля вырвала руку и оттолкнула мужа. — Сколько можно, Костя, я больше не могу одна всё тянуть!
В эту минуту раздался звонок на мобильник. На экране засветилось: «Татьяна Викторовна». Оля устало выдохнула и нажала на громкую связь:
— Алло, Олечка, я тут волнуюсь… У вас с Костиком всё хорошо? Вы не ругались? — раздался напряжённый голос свекрови.
— Да мы не просто поругались, Татьяна Викторовна, — прошипела Оля в трубку. — Я тут решила, что с меня хватит… Ваш сынок три года сидит на моей шее, забирайте-ка его обратно!
Костя притих. Даже Настя перестала всхлипывать за стеной. И лишь из трубки доносилось:
— Ой, девочка моя, да что случилось-то?
Но Оля ничего не ответила. Она смахнула слёзы, сжала губы и прервала вызов.
Оля всегда была простой, жизнерадостной девушкой с активной жизненной позицией. Работала бухгалтером в небольшой частной фирме. Зарплата у неё была более-менее стабильная, но не заоблачная. С родителями она особенно близка не была — в детстве много времени проводила у бабушки в деревне, потому что мама была вечно занята в поликлинике, а отец надолго уезжал в командировки.
В университете Оля познакомилась с Костей. Худощавый, с вечно взлохмаченными тёмными волосами и искрящимися голубыми глазами, он показался ей самым обаятельным парнем на потоке. Костя заражал энергией: обожал музыку, играл на гитаре, показывал Оле аккорды. Часто говорил о том, как важно заниматься любимым делом и жить в кайф.
— Оль, да брось ты свой бухучёт, — любил он говорить. — Неужели ты не чувствуешь, что это скукотища? У тебя ведь талант к рисованию! Давай откроем студию, галерею — всё, что угодно. Просто не надо тратить себя на офис.
Оле было приятно, что Костя подбадривает её верить в собственные увлечения. Она действительно когда-то любила рисовать, но считала, что художеством сыт не будешь. Бабушка приучила её к мысли, что нужна стабильная «человеческая» работа.
Когда они поженились, всё было прекрасно. Костина мама, Татьяна Викторовна, показалась Оле доброжелательной, пусть и немного навязчивой. Она любила давать советы:
— Олечка, пусть Костик больше отдыхает, а то эти поиски работы такие утомительные. Талантливый он у нас, но чувствительный…
Вскоре в семье появилась Настя — их дочка. И тогда изменилось всё. Изменилось не сразу, но неотвратимо. Оля, находясь в декрете, вдруг ощутила: деньги уходят быстрее, чем появляются. Костя иногда подрабатывал где-то: то фотографом, то монтажёром видео, то пытался вести курсы игры на гитаре — но постоянного дохода не было.
Когда Насте исполнилось полтора года, Оля вернулась в бухгалтерию. И потянула на себе весь быт, ребёнка и заработок, ведь Костя настаивал, что «душа просит творчества».
В первое время Оля старалась не замечать, что денег он не приносит почти совсем. Она себя убеждала, что, мол, муж в поиске. Потом начала намекать, что нужно бы что-то стабильное. Но Костя увиливал.
— Оленька, я ищу, правда! Но меня угнетает идея офисной рутины. Представь, я сижу там девять часов, возвращаюсь никакой… Разве я тогда смогу что-то писать, сочинять музыку?
Оля видела, что её муж больше времени тратит на компьютерные игры, чем на создание песен, и грустно вздыхала. Но продолжала терпеть. Она же любила его… Да и Настю хотелось растить в полной семье.
Постепенно ссоры стали ежедневными. Костя раздражался, когда Оля отказывала в очередной покупке. Оля кипела, когда замечала, что Костя проводит день «в поисках вдохновения», а дома ни посуда не помыта, ни продукты не куплены.
За следующие три года Костя поменял десяток «подработок». На одной перестали устраивать условия, на другой «серьёзный дядя-начальник» давил, на третьей клиентка не оценила его видеомонтаж. Так или иначе, Костя долго нигде не задерживался, а деньги приходилось постоянно брать с Олиной карты.
— Да всё будет, — успокаивал он. — Я уверен, у меня скоро появится мегапроект, и мы разбогатеем.
В тот вечер скандал в квартире разгорался нешуточный. Не прошло и полчаса после разговора со свекровью, как в дверь позвонили несколько раз подряд. Оля открыла с выражением обречённости.
На пороге стояла Татьяна Викторовна. Женщина в возрасте, она всегда следила за собой и выглядела моложе своих лет. Сзади высовывался отец Кости, Сергей Петрович, понурый и несмелый, он держал в руках какой-то пакет.
— Ну, Олечка, впусти, поговорим по-человечески, — Татьяна Викторовна постаралась улыбнуться, но вышло нервно.
— Да проходите, чего уж там, — Оля отошла в сторону. — Кость, иди сюда, к тебе родители приехали.
Костя не спеша вышел в прихожую. Вид у него был обиженный: плечи ссутулены, глаза покрасневшие, но старался не показывать перед матерью всей глубины своего унижения.
— Сынок, ну что вы тут устроили? — вздохнула Татьяна Викторовна. — Можно же всё мирно решать.
Оля глубоко вздохнула, чтобы не сорваться снова:
— Татьяна Викторовна, уже не получается у нас мирно. Я три года назад вышла из декрета и всё жду, что Костя повзрослеет, перестанет скидывать на меня все счета и начнёт приносить в дом деньги. Хватит.
— Олечка, ну ты когда замуж выходила, разве не понимала, какой у нас Костик? Он творческий человек, таких ведь надо вдохновлять.
— Вдохновляла, — буркнула Оля. — И кормила, и одевала… Но творческий человек может тоже работать, хотя бы на удалёнке. У меня же как-то получается и ребёнка растить, и деньги зарабатывать, и вести дом. Почему муж не может, если это и его семья?
Вмешался Сергей Петрович. Он так тихо говорил, что все невольно прислушались:
— Может, у вас просто временные трудности, а вы сразу всё рубите…
— Какие временные, Сергей Петрович? — голос Оли дрогнул. — Три года мы живём только на мою зарплату. Да если бы Костя хоть что-то делал постоянно, я бы не сказала ни слова. Но все его «творческие порывы» заканчиваются у компьютера в играх или на диване!
Татьяна Викторовна вздохнула, посмотрела на сына:
— Костик, а может, тебе вернуться к нам на время? Посидишь, передохнёшь… Подумаешь, чем заняться.
— Я вот именно этого и прошу, — Оля откинула прядь волос со лба. — Забирайте его. Я устала.
Сергей Петрович осторожно поставил пакет на пол и спросил:
— А как же Настенька? Она-то чем виновата в ваших ссорах?
— Настя останется со мной, — резко сказала Оля. — Я, по крайней мере, смогу её обеспечить.
— Ты не можешь запретить мне видеться с дочерью! — вскинулся Костя.
— И не собираюсь. Но жить мы вместе больше не будем, — Оля упёрла руки в бока. — Я собираюсь подать на развод.
После эти слова в воздухе повисла тишина. Было слышно, как в соседней комнате Настя всхлипывает.
— Олечка, это всё эмоции, вот останешься одна, быстро устанешь, — осторожно проговорила Татьяна Викторовна.
— А я и так одна, — вздохнула Оля. — Прошу меня понять: я не хочу жить в вечной гонке. У меня нет сил.
— Да сколько можно повторять? — Костя снова завёлся. — Почему я должен слушать постоянные претензии? Разве я виноват, что у нас в городе нет нормальной работы для меня?
— А кто виноват, что «нормальная работа» для тебя — это когда ничего не надо делать и платят миллион? — Оля всплеснула руками. — Вася вон, твой друг, занялся переводами, устроился удалённо, получает вполне прилично. И это без всякого «творчества».
Костя насупился:
— И что, мне теперь жить как Вася?
— Да хоть как Петя или Катя, лишь бы деньги в дом шли, — огрызнулась Оля. — Я не против творчества, но оно не должно превращаться в паразитирование.
Сергей Петрович покачал головой:
— Костик, сын, что ж ты молчал? Мы бы помогли найти работу, знакомые у меня есть, могли бы пристроить…
— Я не хочу сидеть в душном офисе, как вы все, — выкрикнул Костя, повысив голос. — Лучше уж вернусь в свою комнату…
Оля поджала губы, прошла на кухню и тяжело опустилась на стул. Кухня у них была маленькая, но уютная: светло-бежевые обои, пара цветочных горшков на подоконнике. Однако сейчас Оля ощущала себя так, будто вокруг нет воздуха.
Татьяна Викторовна робко вошла следом.
— Давай хоть сядем, поговорим, успокоимся.
— Не о чем говорить, — отрезала Оля, затем всё-таки вздохнула и предложила: — Садитесь.
Сергей Петрович присел рядом, потерев уставшие глаза.
— Может, Оля, ты действительно дашь Косте ещё один шанс? Ну вдруг найдётся хороший проект.
Оля усмехнулась, покачав головой:
— Я уже пыталась давать шансы. Я знаю, что дальше будет. Мне надо кормить ребёнка, платить ипотеку. А Костя будет «ждать призвания»? Я так не могу больше.
Татьяна Викторовна положила руку на плечо невестки:
— Олечка, пойми, может, у него по-другому не выходит?
— Может, вы сами его так воспитали, — прошептала Оля, невольно выдав внутреннюю обиду. — Сколько помню, вы всё время всё за него решали, выгораживали, а теперь просите, чтобы я продолжала заниматься этим же. Но я не его мама, я его жена, и мне нужен партнёр, а не ещё один ребёнок.
Костя зашёл в кухню, опустился на табурет:
— Так, ладно… Если ты решила разводиться, тогда что мы сейчас обсуждаем? Давай оформлять документы, делить имущество.
— Единственное имущество, которое у нас есть, — это ипотечная квартира, которую я оплачиваю, и машина, которую подарили мне родители. Что делить-то? — Оля пожала плечами.
Сергей Петрович кашлянул:
— А если бы мы часть оставшегося долга выплатили за квартиру? Может, тогда оставим всё как есть?
— Пап, — Костя вздохнул, — ты же понимаешь, что я не заработаю так много за раз.
— Я ничего не прошу, — ответила Оля. — Пусть Костя просто уйдет и заберёт свои вещи. Настя останется со мной, но я не против, чтобы вы общались.
— И куда мне идти? — тихо спросил Костя.
— К родителям, конечно — ответила Оля, в голосе зазвучал холод. — Раз уж вы считаете, что Косте нужно вдохновение и свобода, пусть он вдохновляется в вашей квартире.
Татьяна Викторовна обречённо кивнула:
— Ну, если другого выхода нет… Только я очень прошу, вы не скандальте при ребёнке.
— Я уже ничего не прошу, — буркнул Костя. — Собираю вещи, ухожу.
Настя, услышав, что папа уходит, вынырнула из-за двери:
— Папа, а ты меня с собой возьмёшь?
Оля нахмурилась:
— Настенька, давай мы со взрослыми тут договоримся…
— Нет, мам, я хочу понять, где папа будет жить, — девочка всхлипнула, взгляд у неё был непонимающий и жалостливый.
Костя склонился и обнял дочь:
— Зайка, я буду у бабушки с дедушкой, но ты будешь приходить в гости, хорошо?
— То есть ты не будешь жить дома? — Настя ошарашенно посмотрела на маму. — Мама, а так можно?
— Настенька, мы с папой не можем больше вместе жить, — Оля почувствовала, как горло перехватывает спазм. — Но папа тебя очень любит, и мама тоже. Просто так бывает, что взрослые разъезжаются…
Девочка тихо заплакала, крепко сжимая пальцы отцовской руки. Костя поднял её на руки, покачал, а Оля отвернулась, чтобы не разрыдаться перед всеми.
— Давайте оставим Настю в комнате, — предложил Сергей Петрович, поднимаясь. — Мы поможем Косте вещи собрать.
— Я сам соберу, — хрипло проговорил Костя, переложив Настю в руки Оли. — Вы только пакеты принесите.
Слова закончились, осталась лишь обидная тишина. Каждый чувствовал свою неправоту и свою правоту одновременно. Время шло, и вскоре три больших пакета были набиты Костиными вещами.
Оля молчала, но внутри у неё всё бурлило. В голове всплывали многочисленные моменты, когда она верила, что у них всё наладится, когда муж уверял, что надо «ещё чуть-чуть» потерпеть и всё изменится, когда он клялся ей в любви, но не делал никаких шагов, чтобы обеспечить семью.
— Ну всё, — Костя бросил взгляд на Олю. — Я пошёл.
Оля кивнула, не оборачиваясь, погладила плачущую дочку по голове. Татьяна Викторовна и Сергей Петрович прошли следом за Костей.
— Олечка, позвони, если что… — осторожно предложила Татьяна Викторовна, уже стоя на пороге.
— Позвоню, конечно, если это будет касаться Насти, — коротко ответила Оля и прикрыла дверь.
Она встала посреди опустевшей прихожей, глядя на собственное отражение в зеркале. Слёзы катились, но внутри было что-то вроде облегчения.
— Мама, папа правда ушёл? — спросила Настя.
— Ушёл, — тихо подтвердила Оля, присаживаясь к дочке на корточки. — Но он всё равно останется твоим папой.
Настя сжала губы, пытаясь держаться.
— А мы теперь будем жить вдвоём?
— Почти, котёнок. Но если тебе захочется поговорить с папой, мы можем позвонить. Ты можешь к нему съездить на выходные.
Девочка молча кивнула, потом обняла Олю за шею. Оля почувствовала, как ей передаётся детская печаль, но и она сама была неспособна её унять.
Хлопнула дверь подъезда и послышался глухой гул уезжающей машины. В квартире стало совсем тихо.
— Ну что, Настюш, будем вместе ужин готовить? У нас ведь впереди новые порядки, — Оля попыталась улыбнуться, хотя глаза всё ещё были на мокром месте.
— Давай, мам, — Настя кивнула, — а ты меня научишь?
— Конечно, милая, всё научимся делать вместе. У нас теперь всё будет по-другому.
Мать и дочь прошли на кухню. Оля хотела было достать сковороду, но внезапно застыла, вспомнив, как недавно ругалась, кинув кружку в раковину. Надела резиновую перчатку и неспеша собрала осколки. В душе была странная смесь боли, опустошения и… спокойствия. Возможно, она, наконец, сделала то, что следовало сделать уже давно.
Оля понимала: дальше будет непросто. Но теперь ничьи пустые обещания не будут её обманывать. Так лучше, чем жить в бесконечном ожидании, что муж возьмётся за ум. Она выбрала новую жизнь для себя и для Насти, без бесполезных скандалов и без упрёков, которые накопились за эти три года.
Оля обвела взглядом кухню, где так долго жили обиды, мечты и разговоры о будущем. Теперь это всё останется позади — вместе с человеком, который так и не смог повзрослеть.
— Настюш, — позвала Оля дочку, — давай-ка включим музыку. Сегодня можем сделать яичницу, а потом включим твой любимый мультик. Посмеёмся вместе.
