Вымазанная зеленоватой жижей, в резиновых сапогах, с всклокоченными грязными волосами, Брижит ловко закапывала траншею. Раф в белом костюме застыл, как вкопанный – это была не та звезда, не та знойная красотка, к которой он привык.
Подождав несколько минут и убедившись, что на него не обращают внимания, он сел в «Феррари» и уехал. Навсегда от виллы «Мадраг», навсегда от Брижит. «Невелика потеря», — хмыкнула она. Ей было с кем продолжать это танго втроём.
Помыться можно было, только нагрев воду в большом тазу. Единственным источником тепла был камин. Но Брижит и Жан-Луи Трентиньян чувствовали себя абсолютно счастливыми. Они проводили Рождество вместе, и это были редкие минуты их единения – дело в том, что Жана-Луи… призвали.
Брижит ложилась спать, не смывая косметики. От туши на подушках оставались следы. Но родители так убедительно доказали ей, что она некрасива, что она бесцветна, что даже после успеха нескольких картин, она всё ещё не чувствовала себя уверенно.
Утром первым делом бежала умываться, а потом накладывала макияж заново. Даже в лесном домике, где она встречала Рождество, карандаш и тушь доставались из косметички ежедневно.
Праздники пролетели незаметно, и приходилось возвращаться к будничным проблемам. Незадолго до Рождества, на скопленные деньги, Брижит приобрела домик на авеню Поль-Думер, в Париже, и теперь старалась сделать его уютным.
Но тихим и спокойным это гнёздышко не стало: только что вышла новая картина «Новобрачная была слишком красива», и пресса буквально сошла с ума. Едва Брижит появлялась на улице, щелкали фотоаппараты.
«В то время я редко видела родителей, — писала она в своих мемуарах, — они уверяли, что не хотят вмешиваться в мою жизнь. Но со временем деликатность стала походить на чёрствость. Отношения дали трещину. Трещина разрасталась».
Мижану, младшая сестра, блестяще сдала экзамены и получила сразу два диплома. Семья Бардо гордилась ею и не упускала случая рассказать Брижит об успехах второй дочери. Старшая, при всём своём статусе восходящей звезды, одобрение от родителей получала редко: ей едва за двадцать, а за плечами уже неудачный брак!
Отдушиной был Жан-Луи, которого, благодаря знакомствам, перевели из Трира в Париж. С ним вместе Брижит ездила отдыхать, он же по возможности сопровождал её на съемках. А вот на Каннском кинофестивале 1957 года Бардо появляться отказалась:
«Я не хотела быть дивой, увешанной бриллиантами, как Лоллобриджида и Софи Лорен. Я выходила на публику в майке и джинсах, и еще я безостановочно снималась. Прерваться ради фестиваля — значило затянуть работу. Я не могла себе позволить сорвать контракт или нарушить данное обещание».
Следующую картину снимали в Испании, и разлука с Жаном-Луи растянулась на несколько месяцев. Крошечный городок на побережье, где расположилась съемочная группа, мог предоставить всего одну телефонную линию. Связь была настолько плохой, что Брижит кричала в трубку, чтобы хоть что-то услышать. Помехи, шум, она почти не разбирала слов…
Писала Трентиньяну в Париж, но письма шли по две недели. А когда съемки завершились, заболела. Это вынудило Брижит остаться в Испании еще ненадолго. Когда же она добралась до своего французского дома, Жан-Луи встретил ее холодным высокомерием.
Он был уверен, что в Испании у Брижит с кем-то завязались отношения. У него и прежде бывали вспышки, но эту Брижит пережила тяжело. Уставшая с дороги и еще не совсем окрепшая, она не находила сил для разбирательств.
Когда ей предложили участвовать в новогоднем телешоу, Брижит поначалу отказалась. У нее был расписан каждый день, буквально по минутам. К тому же, передача должна была идти в прямом эфире 31 декабря, на что Жан-Луи снова отреагировал крайне резко… Махнув рукой на всё, Брижит дала согласие. В кадре с ней должен был находиться популярный в ту пору певец, Жильбер Беко.
Это было похоже на удар молнии. Только встретившись с ним глазами, Брижит почувствовала, как сквозь неё проходит электрический заряд. Слишком много магнетизма во взгляде, слишком много эмоций… Они улыбались, как было положено по сценарию, желали Франции счастливого нового года, а когда софиты погасли, так и сидели еще какое-то время в полной темноте.
«Я влюбилась в один момент», — признавалась Брижит.
Но после этого пришло и другое чувство – вины. Чтобы как-то успокоиться, чтобы избавиться от этого гнетущего неприятного ощущения, она купила для Жана-Луи спортивный автомобиль. Не было никаких планов делать «прощальный подарок», потому как с Жильбером Беко все было слишком туманным. Начиналось танго втроём.
Жильбер Беко не был свободен. И вёе, что он мог предложить Брижит – это тайные встречи, вдали от посторонних глаз. Но она, потерявшая голову от любви, была согласна на все. Одна из таких встреч закончилась внезапным появлением Жана-Луи — кто-то доверительно сообщил ему о Беко.
Хлопали двери, мужчины говорили на повышенных тонах, как в плохой комедии… Объяснение было бурным, но кратким, Трентиньян бросил ключи от машины на стол, но Брижит предложила ему оставить автомобиль. Трентиньян возражать не стал.
Она быстро устала от тайн и от одиночества. Ожидаемо, что праздники Беко проводил с семьёй, выходные – тоже. Брижит приходила на концерты Жильбера и смотрела, как жена подаёт ему концертные костюмы… У Беко всё было прекрасно: супруга, Брижит, толпы поклонниц.
Вечером на авеню Поль-Думер Брижит плакала в ванной. Это была ошибка, минутное помутнение, и совсем не стоило терять Жана-Луи. Но осознание пришло слишком поздно, когда Трентиньяна было уже не вернуть.
Она искала выход из ситуации, и снова получилось танго втроём. Подруга, Кристина, познакомила Брижит с итальянским актером Рафом Валлоне. Прекрасный и обаятельный, он умел ухаживать. Приглашал Брижит только в самые дорогие рестораны, и, в отличие от Беко, с гордостью представлял ее знакомым.
Брижит признавалась – ей пришлось полностью перетряхнуть свой гардероб, чтобы соответствовать и даже надеть ту самую единственную норковую шубу, которую она необдуманно приобрела «для статуса». Раф был доволен: с ним самая красивая женщина в мире! Беко отступил легко и без выяснения отношений — словно облегченно вздохнул от такого финала.
Съемки шли бесконечно. Заканчивались одни, и начинались другие. Парижское лето было таким удушающе жарким, что Брижит стала мечтать о собственном доме у моря. Так она приобрела виллу «Мадраг» неподалеку от Сан-Тропе (в ту пору это место еще не было таким популярным), вытряхнув из кошелька всё, что у неё было. «Я оказалась на мели, — писала Брижит, — но зато был настоящий рай».
Но у рая обнаружились «нюансы». Вода из крана шла из рук вон плохо. А канализация забилась буквально за пару месяцев. Пришлось вызывать сантехников, а те, в свою очередь, принялись откапывать трубы… Территория вокруг виллы превратилась в стройплощадку, и Брижит сама орудовала лопатой. В этом-то странном виде ее и обнаружил элегантный Раф Валлоне.
Он привык видеть в ней только звезду, а Брижит подыгрывала ему. Но теперь она – настоящая, в резиновых сапогах, – была перед Валлоне. И итальянцу эта «новая Брижит» не пришлась по вкусу. Он укатил на новенькой машине. Навсегда. Следовало всё начинать сначала.
