Его пальцы вонзились в ее нежные плечи, горячий шепот обжег шею: «Ты вся в моей власти». Княжна рванулась, но сильная рука мигом зажала ей рот. «Молчи, — прошипел граф Орлов, — или я уничтожу тебя».
Всего несколько месяцев назад она блистала в европейских салонах, мечтая о российском троне. Теперь же, запертая в каюте русского корабля, она со страхом осознавала: ее жизнь ничего не стоит…
Красавица-авантюристка появилась на исторической сцене словно из ниоткуда в самый разгар политических потрясений. В Европе был недавно произведен раздел Польши, а в России полыхало пугачевское восстание.
И лишь четыре года она блистала на мировой арене, прежде чем сгинуть в безвестности. Как часто бывает в таких случаях, за спиной привлекательной и ветреной барышни угадывались тени влиятельных политических сил, умело дергавших за ниточки марионетку в своих интересах.
…Но начиналось все довольно безобидно. Впервые наша красавица объявилась в 1770 году в Берлине под именем фройляйн Франк. По свидетельствам современников,
«она была юна, прекрасна и удивительно грациозна. У нее были пепельные волосы (как у императрицы Елизаветы), а цвет глаз постоянно менялся — от синего до иссиня-черного, что придавало лицу загадочность и мечтательность. У нее были благородные манеры — похоже, она получила прекрасное воспитание».
Молодая особа, разъезжавшая по Европе то как мадемуазель Шейль, то как госпожа Тремуйль, привлекала внимание высшего общества безупречными манерами, обширными познаниями, владением языками и невероятным шармом. Незнакомка покоряла с первого взгляда.
«Принцесса сия имела чудесный вид и тонкий стан, возвышенную грудь, на лице веснушки, а карие глаза ее немного косили», — рассказывали современники. Все признавали несомненную красоту девушки, ее обаяние и жизнерадостность.
«При естественной быстроте ее ума, при обширных по некоторым отраслям знаний сведениях, наконец, при привлекательной и вместе с тем повелительной ее наружности нимало не удивительно, что она возбуждала в людях, с ней обращавшихся, чувство доверия и даже благоговения к себе», — писал позднее князь Голицын.
Экзотическая красавица в совершенстве владела французским, немецким, итальянским, немного знала арабский с турецким, но при этом ни слова не понимала по-русски и по-польски. Она метко стреляла из лука и пистолетов, фехтовала на шпагах, прекрасно играла на арфе, разбиралась в драгоценных камнях.
Чаровница легко кружила головы мужчинам, безрассудно тратила на свои прихоти целые состояния. Известно, что в нее были страстно влюблены сын богатого голландского негоцианта ван Турс и барон Шенк. Пылкие любовники шли на всё ради прекрасной дамы, разоряясь, залезая в непомерные долги и даже бросая семьи.
Ван Турс, польстившись на репутацию отца, набрал огромных кредитов в торговых домах Гента. Но все деньги избранница спустила на ветер, и в итоге от кредиторов пришлось спасаться бегством в Лондон и Париж. После очередного скандала, когда любвеобильная барышня довела воздыхателя до разорения, ей приходилось спешно перебираться на новое место.
Поначалу прелестница рассказывала публике трогательную историю о своем персидском происхождении. Якобы она приходилась внучкой могущественному шаху Назиру. Будто бы она осиротела совсем юной и мало что помнит о родителях.
Опекуном девушки был таинственный дядя-перс, баснословный богач. Он-то и отправил племянницу в Европу на поиски некоего наследства, следы которого теряются в России.
Но после знакомства с польским посланником князем Огинским и влиятельнейшим магнатом-конфедератом князем Карлом Радзивиллом легенда резко поменялась. Отныне загадочная незнакомка именовала себя княжной Владимирской, происходящей из древнего русского княжеского рода.
Хотя подлинных князей Владимирских в России не было еще с XVI века, но откуда об этом знать французам, для которых русское звучало также экзотично, как алжирское. К тому же княжеский титул иностранки подтверждали сами поляки, а уж они-то, как рассуждали французы, в русских делах разбираются.
Именно под влиянием новых польских друзей-аристократов у очаровательной искательницы приключений возник дерзкий план. Она решила объявить себя законной претенденткой на российский трон.
В великосветских салонах Парижа, Берлина и Вены заговорили о внезапно объявившейся принцессе Елизавете, якобы плоде тайного брака покойной императрицы Елизаветы Петровны и графа Разумовского.
Экзальтированным шляхтичам чудился успех. Почему бы не выставить против Екатерины соперницу, имеющую права на трон по праву крови? В России то и дело случались дворцовые перевороты, на окраинах бушевали восстания. Чем княжна хуже Емельяна Пугачева, севшего на царство под именем Петра III?
Распаленное воображение лукавой интриганки рисовало радужные перспективы.
Так или иначе, дерзкая самозванка основала резиденции в Венеции и Рагузе, где зажила на широкую ногу, содержа целый «двор». По всем правилам этикета она принимала просителей, раздавала милости и покровительство. Куртизанка рассылала судьбоносные манифесты, требуя помощи и содействия.
Она писала османскому султану, с которым тогда воевала Россия, а также могущественным вельможам Екатерины II — графу Панину и братьям Орловым. Послания подписывались без ложной скромности: «Божией милостью, мы, Елизавета II, княжна всея Руси!»
Самозванка уверяла адресатов, что обладает подлинным духовным завещанием покойной императрицы Елизаветы, где та якобы признает ее своей дочерью и наследницей. Она обещала сказочные награды тем, кто не побоится пойти против Екатерины и поможет ей взойти на прародительский престол.
Поверив россказням вертихвостки, ее почитатели потеряли голову. Даже князь Лимбургский, с которым красотка крутила роман, официально сделал ее своей невестой и завещал ей все свое баснословное состояние.
Особые надежды княжна Тараканова возлагала на Алексея Орлова, брат которого Григорий был когда-то фаворитом Екатерины II, но впал в немилость. Однако Орлов даже не соизволил ответить назойливой самозванке. Получив дерзкое письмо, граф только выругался про себя: «Ах, (цензура)! И ведь пронюхала уже, что мы в немилости у государыни!»
Разумеется, подобная активность не могла остаться без внимания тайной канцелярии императрицы. Встревоженная слухами о самозванке, Екатерина II пришла в ярость. Она прекрасно понимала, что авантюристка наглая самозванка.
Тем не менее императрица была обеспокоена, и потому решила незамедлительно перейти к действиям. Она поручила одному из самых доверенных и влиятельных вельмож, генерал-аншефу графу Алексею Орлову, любой ценой заманить в ловушку и арестовать польскую авантюристку. При этом Екатерина дала четкие инструкции:
«Постарайтесь выманить самозванку на наш корабль и тайно переправить в Россию. Если она по-прежнему скрывается в Рагузе, отправьте туда эскадру и потребуйте выдачи этой (цензура), присвоившей имя, которое ей не принадлежит. В случае отказа разрешаю применить силу и угрозы, вплоть до пушечного обстрела города. Но если удастся схватить ее без лишнего шума — тем лучше».
Опытный царедворец с энтузиазмом взялся за щекотливое поручение. Теперь ему предстояло защитить трон государыни от назойливой самозванки. Но как заманить эту пройдоху на корабль? Не мытьем так катаньем!
По счастливой случайности, в 1775 году Алексей Орлов оказался в Италии, где занимался строительством русского флота для войны с османами. Узнав, что Тараканова обосновалась по соседству в Рагузе, граф решился на хитрость. Он отправился с визитом в роскошную резиденцию, которую занимала самозванка, и притворился ее пылким поклонником.
Алексей Орлов был известным покорителем женских сердец. Разве могла устоять перед чарами блестящего екатерининского вельможи доверчивая провинциалка, грезящая о короне? По свидетельствам современников, генерал-аншеф
«имел вид привлекательный: рост его был высок, сложение крепкое, лицо мужественно-красивое, глаза быстрые и проницательные. Излишняя тучность нимало не затмевала его благородной осанки и приятности в обращении».
Ничего не подозревающая княжна приняла ухаживания за чистую монету. Ей льстило внимание влиятельного вельможи, приближенного к императорскому двору. А уж когда Орлов, якобы воспылав неземной страстью, сделал ей предложение руки и сердца, бедняжка совсем потеряла голову. Невеста простодушно поверила, что стоит ей только захотеть, и русская эскадра падет к ее ногам, признав законной государыней.
Генерал-аншеф торжествовал. Он докладывал Екатерине, что авантюристка «весьма к нему благосклонна», и он всячески «старался пред нею быть очень страстен». На самом деле циничный ловелас и не думал увлекаться «тощей девкой».
Что ему эта доверчивая провинциалка в сравнении с пышнотелой государыней, которую он когда-то возвел на престол! Орлов лишь хладнокровно выполнял поручение своей венценосной благодетельницы. Птичка сама летела в расставленные сети.
Развязка последовала совсем скоро. Генерал-аншеф завлек свою пассию на флагманский корабль, обещая устроить прогулку и представить офицерам. Ничего не подозревающая авантюристка с охотой согласилась, прихватив в компанию верных спутников Доманского и Чарновского.
На палубах звучала музыка, матросы были выстроены по стойке смирно, офицеры щеголяли в парадных мундирах. В честь высокой гостьи палили пушки. Зрелище было захватывающим и обещало приятное развлечение.
Самозванка сияла от радости, купаясь в почестях, оказываемых ей как венценосной особе. Она обратилась к офицерам и матросам с трогательной приветственной речью, мысленно считая корабли уже своими.
Но торжество честолюбивой мечтательницы длилось недолго. Пока она наслаждалась морской прогулкой, русские корабли один за другим снимались с якоря и брали курс в открытое море. Ближе к ночи на палубу поднялся вооруженный караул.
Ничего не понимающая самозванка с удивлением смотрела, как солдаты арестовывают ее верных спутников поляков. А затем гвардейский офицер от имени императрицы Екатерины объявил изумленной княжне, что она обманщица и также арестована.
Несчастная упала в обморок. Очнувшись в тесной корабельной каюте, несчастная узница долго рыдала, умоляя Орлова сказать, что это лишь нелепая ошибка. Но «жених» был неумолим. По его приказу арестантку заковали в кандалы и под усиленным конвоем повезли в Петербург на расправу.
В июне 1775 года обманщицу с позором доставили в Петропавловскую крепость Петербурга. Следствие по делу самозванной княжны Таракановой вел светлейший князь Голицын, который был обязан лично докладывать императрице. От изможденной узницы требовали чистосердечно признаться в обмане и раскрыть своих тайных покровителей.
Арестантка держалась на допросах сбивчиво и путано, продолжая настаивать на своем царственном происхождении. То называлась великой княжной, дочерью покойной императрицы Елизаветы, то вдруг сбивалась, представляясь некой черкесской княжной Али-Эмете или принцессой персидской.
Говорила, что до 9 лет воспитывалась матерью в России, но потом была тайно увезена в Персию. Клялась, что ее царственные права подтверждает духовное завещание Елизаветы Петровны, которое она, увы, потеряла. О своих доверенных связях с польскими конфедератами несчастная благоразумно умолчала.
Здоровье узницы стремительно ухудшалось. В секретных депешах Голицын жаловался Екатерине, что несчастная страдает изнурительной лихорадкой и чахоточным кашлем с кровохарканьем. С больной обращались по-хамски, стремясь сломить ее волю.
«Действовать на чувство чести или стыд самозванки совершенно бесполезно, — докладывал князь императрице. — От этого бессовестного создания ничего нельзя добиться».
Видя, что дни пленницы сочтены, Екатерина смягчилась и прислала к умирающей священника для последней исповеди. Голицын лично наставлял батюшку, чтобы тот постарался разговорить страдалицу и выведать главную тайну — кто она на самом деле и чьим орудием являлась.
Как свидетельствуют документы, на исповеди раскаявшаяся грешница чистосердечно призналась в распутной жизни, которую когда-то вела с «разными персонами», и в тяжком грехе самозванства.
Но кто внушил ей мысль выдавать себя за дочь покойной императрицы, несчастная так и не открыла. Как не назвала своего подлинного имени и звания. Видя запирательство, священник отказал умирающей в последнем причастии.
В декабре 1775 года предполагаемая княжна Тараканова тихо скончалась в страшных муках в сыром каземате Петропавловской крепости. Ей было от силы 23 года. По легенде, тело самозванки по приказу Екатерины II тайно захоронили в Алексеевском равелине под полом камеры, дабы никто и никогда не узнал всей правды.
…На этом можно было бы поставить точку в запутанной истории, если бы не последующие таинственные события.
Спустя десять лет после смерти княжны по Москве поползли странные слухи. В женский Ивановский монастырь под покровом ночи якобы тайно привезли некую затворницу из рода Романовых. Таинственную инокиню под усиленной охраной поселили в отдельном домике при обители, оказывая ей знаки внимания, подобающие знатнейшей персоне.
Лица затворницы не видел никто, кроме настоятельницы и приставленных слуг. На ее имя в монастырь приходили щедрые пожертвования от неизвестных благодетелей. По большим праздникам узницу посещали влиятельные вельможи, включая самого московского градоначальника. Ходили слухи, что загадочная монахиня говорит на непонятном языке и постоянно чего-то боится.
Спустя четверть века таинственная инокиня якобы скончалась в монастырских стенах. На похороны приехали первые сановники империи, а отпевал усопшую сам митрополит. Прах неведомой затворницы был погребен в Новоспасском монастыре, древней усыпальнице бояр Романовых.
*
Так кем же была эта монахиня? Неужели той самой княжной Таракановой, чудом избежавшей смерти в застенках? Документальных подтверждений этому нет. Но устные предания гласят, что до самой кончины несчастная узница хранила как зеницу ока некое заветное письмо, быть может, то самое завещание императрицы Елизаветы, где та признавала свою незаконную дочь?
Впрочем, даже если предположить, что княжна Тараканова и впрямь была венценосного происхождения, объявить о своих правах она все равно не могла. Слишком многим влиятельным персонам, начиная с самой Екатерины II, невыгодна была правда. Поэтому бедняжке и предстояло влачить жалкое существование вечной затворницы под неусыпным надзором.
Но, скорее всего, вся история с узницей Ивановского монастыря просто красивая легенда. Подлинное имя несчастной искательницы приключений, выдававшей себя за всероссийскую княжну, так и осталось неизвестным.
Ясно одно — чувствительная девица стала марионеткой в руках опытных политических интриганов, которые беззастенчиво использовали ее в своих целях. А когда самозванка стала не нужна — цинично сдали властям на расправу.
Неудивительно, что письма несчастной Таракановой к Екатерине II с мольбами о снисхождении остались без ответа. В глазах императрицы она была лишь одной из многих назойливых самозванок и обманщиц, которые так досаждали Великой Екатерине все годы правления.
