— Твоя сестра опять звонила в слезах, потому что поругалась с парнем, и ты сорвался к ней в час ночи?! Артём, ей 25 лет, а не 5! Когда ты перестанешь быть её личным психологом и спасателем?! Или мне искать себе мужа, а не няньку для твоей сестры?!
Даша стояла на пороге кухни, скрестив руки на груди. Её голос, лишенный сна и терпения, не срывался на крик, а звучал с ледяной, отточенной точностью, которая была гораздо страшнее любой истерики. Она смотрела на мужа, только что вошедшего в квартиру, как на чужой, неприятный предмет, нарушивший стерильность её утра. На ней был шёлковый халат, волосы собраны в аккуратный пучок. Она уже выпила свой кофе и была готова к войне.
Артём застыл посреди прихожей, неловко держа в руке ключи от машины. От него пахло ночной прохладой, чужим ментоловым дымом и еле уловимым, приторно-сладким ароматом духов Маши. Классический букет спасателя, вернувшегося с чужого поля боя. Его лицо было серым от усталости, глаза покраснели. Он выглядел как человек, который всю ночь слушал чужие проблемы, и теперь у него не осталось сил даже на то, чтобы защитить себя. Он устало провёл рукой по лицу, пытаясь выдавить из себя привычную, успокаивающую улыбку, но получилась лишь виноватая гримаса.
— Даш, ну ты же знаешь Машу, — начал он своим стандартным, умиротворяющим тоном, который всегда её бесил. Он медленно прошёл на кухню, надеясь, что смена декораций смягчит обстановку. — У неё опять истерика была, этот её Андрей… Сказал, что ему всё надоело. Она была совсем одна. Что я должен был сделать? Сказать ей, чтобы она сама разбиралась? Она же моя сестра.
Он налил себе стакан воды, намеренно двигаясь медленно, давая ей время остыть. Он смотрел на жену с укоризной, будто это она была бессердечным чудовищем, а не он — мужчиной, который в очередной раз предпочёл драму сестры спокойной ночи рядом с женой. Эта его праведная усталость, эта непоколебимая уверенность в собственной незаменимости для Маши всегда были спусковым крючком для Дашиных скандалов. Но сегодня что-то было иначе. Внутри неё не бурлил привычный гнев. Вместо этого разливалось холодное, кристально чистое осознание. Стакан был переполнен, и последняя капля упала в него без единого всплеска.
— Я знаю Машу, — перебила она его, делая шаг навстречу. Её взгляд был прямым и жёстким, как стальной прут. — Я прекрасно знаю твою сестру. Она — профессиональная жертва, а ты — её добровольный спонсор эмоций, круглосуточная служба спасения. Но вот что странно, Артём. Ты, похоже, забыл, что у тебя есть жена. Я здесь. В этом доме. И моя постель прошлой ночью была пустой и холодной.
Он тяжело вздохнул, ставя стакан на стол. Вот оно. Он ждал этого упрёка. Сейчас он произнесёт свою коронную фразу, главное оружие в их спорах, и всё пойдёт по привычному кругу.
— Даша, это другое. Это моя сестра. Я не могу её бросить. Это братский долг.
«Долг», — эхом отозвалось в голове у Даши. Это слово стало ключом. Она смотрела на него, на его уставшее, но такое самодовольное лицо, и в её голове с абсолютной ясностью сложился план. Идеальный в своей зеркальной, изощрённой жестокости. Она вдруг почувствовала прилив сил.
— Хорошо, — внезапно согласилась она. Её голос стал ещё тише и ровнее, что заставило Артёма по-настоящему насторожиться. Он привык к её вспышкам, но эта ледяная покорность была чем-то новым и пугающим. — Долг — это святое. Я с тобой полностью согласна.
Не отводя от него пронзительного взгляда, она взяла со стола свой телефон. Разблокировала его одним движением большого пальца и открыла календарь. Её ноготь с идеальным маникюром медленно, с подчёркнутой демонстративностью пролистал экран до следующей недели. Затем она уверенно обвела в ярко-красный кружок вторник. Секундная пауза. Затем четверг. И субботу. Артём молча наблюдал за её действиями, его мозг лихорадочно пытался понять, что за спектакль разыгрывается перед ним.
— Что это? — наконец спросил он, когда она с тихим щелчком заблокировала телефон и положила его на стол.
— Это мои дни истерики, — спокойно пояснила Даша, поднимая на него глаза. В них не было ни капли злости или обиды, только деловая сосредоточенность хирурга, намечающего линию разреза. — Вторник, четверг и суббота. Вечером, часов в десять. Я буду звонить своему бывшему однокласснику Коле. Помнишь его? Высокий такой, симпатичный. Он отличный парень, всегда умел выслушать. Буду плакать ему в жилетку. Рассказывать о том, какой у меня невнимательный муж, который променял меня на свою сестричку-манипуляторшу. А ты не возражай, хорошо? Это же не измена. Это просто дружеская поддержка. Как у тебя с Машей. Долг, так сказать. Супружеский.
Артём воспринял её утренний демарш как чистый блеф. Классическая женская манипуляция, попытка вызвать ревность, наказать его за преданность сестре. Он был уверен, что к вечеру Даша остынет, поймёт абсурдность своего ультиматума, и всё вернётся на круги своя. Он даже чувствовал некоторое снисходительное превосходство. Ну, поиграет в обиженную, повздыхает, а потом он купит её любимый торт, скажет пару правильных слов, и инцидент будет исчерпан. Он знал свою жену. По крайней мере, он так думал.
Следующие два дня квартира превратилась в стерильное, безвоздушное пространство. Они не ссорились. Они почти не разговаривали, обмениваясь лишь короткими функциональными фразами о бытовых мелочах. Артём с показным безразличием играл в приставку, громко смеясь шуткам в игровом чате. Даша с холодной сосредоточенностью занималась своими делами — работала, готовила ужин, читала. Но её спокойствие было неестественным, как затишье перед бурей. Она не смотрела на него с укором, не пыталась задеть. Она смотрела сквозь него, и это было куда хуже. Артём ждал, что она сломается, но она держала оборону с пугающей выдержкой.
Вечер вторника начался как обычно. Они молча поужинали. Артём устроился на диване с ноутбуком, изображая полную поглощённость работой. Даша сидела в кресле с книгой. Ровно в десять она отложила чтение, посмотрела на часы на стене, а затем на мужа. В её взгляде не было вызова, только констатация факта, как у врача, сверяющегося с расписанием процедур.
— Что ж, время для сеанса, — произнесла она тихим, ровным голосом.
Она взяла телефон, бокал вина и, не дожидаясь его реакции, прошла в спальню. Щелчок замка прозвучал в тишине квартиры оглушительно, как выстрел стартового пистолета. Артём замер. Он не верил. Это было слишком театрально, слишком по-детски. Он усмехнулся, покачав головой. «Пусть поиграет», — подумал он и снова уткнулся в экран, стараясь не обращать внимания. Но за дверью раздался её голос. Сначала приглушённый, неразборчивый. Он надел наушники, включил музыку погромче, но её интонации, лишённые истерических нот, просачивались даже сквозь рёв гитар. Это было невыносимо. Он сорвал наушники и прислушался.
Она говорила спокойно, с расстановкой, тщательно подбирая слова. Это был не сбивчивый плач, а подробный, унизительный отчёт о его несостоятельности.
— …Нет, Коль, ты не понимаешь. Дело не в том, что он поехал. Дело в том, что для него это норма. Я уже не чувствую себя женщиной рядом с ним. Я — функция по поддержанию быта, которая должна с пониманием относиться к его «братскому долгу». А его сестра… это отдельный диагноз. Двадцатипятилетняя девица, которая не может сама решить, с каким парнем ей спать. И мой муж в час ночи мчится быть для неё жилеткой. А я? А мне, видимо, жилетка не положена… Да, ты прав, ты всегда умел слушать. С тобой так легко.
Артём встал с дивана и подошёл к двери спальни. Он не стучал. Он просто стоял, вслушиваясь в каждое слово, и его лицо медленно каменело. Он слышал, как она описывала их ссоры, его слова, его оправдания. Она выворачивала их жизнь наизнанку перед этим Колей, этим призраком из прошлого, который вдруг обрёл голос и право судить его. Унижение было физическим, оно горело на щеках, сжимало кулаки до боли в костяшках. Она использовала его же оружие, но делала это в тысячу раз изощрённее. Она не просто жаловалась, она анализировала, выставляя его инфантильным мальчишкой, бегающим на поводу у сестры-манипуляторши.
Когда разговор закончился, и в квартире снова стало тихо, Артём не сдвинулся с места. Через минуту дверь открылась. Даша вышла из спальни. Её щёки слегка порозовели от вина, на губах играла тень расслабленной улыбки. Она выглядела так, будто вернулась с приятной спа-процедуры. Она прошла мимо него на кухню, чтобы сполоснуть бокал, не удостоив его даже взглядом.
— Ты в своём уме? Что это за цирк?! — прошипел он ей в спину, его голос срывался от сдерживаемой ярости.
Она медленно повернулась. Её лицо было абсолютно спокойным. — Это не цирк. Это дружеская поддержка. Ты же сам сказал — это святое. У меня был тяжёлый день, Коля меня выслушал. Я чувствую себя намного лучше. Кстати, он дал пару дельных советов. Может, и тебе стоит попробовать? Уверена, у тебя тоже есть кому позвонить.
Ночь после первого «сеанса» прошла в ледяном молчании. Они лежали в одной постели на расстоянии вытянутой руки, но между ними пролегала пропасть. Артём не спал, он слушал ровное дыхание Даши и чувствовал себя пойманным в ловушку. Ярость, кипевшая в нём у двери спальни, сменилась холодной, грызущей паникой. Он проиграл первый раунд, и проиграл унизительно. Утром, не находя в себе сил даже на дежурный скандал, он сделал то, что делал всегда в критической ситуации — позвонил Маше.
Он не просто жаловался. Он рисовал картину, где был жертвой, а Даша — обезумевшей от ревности фурией. Он опустил детали про «братский долг» и пустую постель, представив всё как внезапный, немотивированный приступ безумия.
— Маш, я не знаю, что с ней. Она как с цепи сорвалась. Придумала какого-то Колю, запирается в спальне, устраивает спектакли. Она издевается надо мной. Якобы из-за того, что я к тебе приезжал. Она просто хочет нас поссорить.
Маша слушала, и её привычное амплуа капризной девочки сменялось жёсткостью генерала, чьи стратегические коммуникации оказались под угрозой. Даша не просто устроила скандал. Она посягнула на святое — на её эксклюзивное право дёргать за ниточки брата. Это был бунт на корабле, который нужно было подавить в зародыше.
— Я сейчас приеду, — отрезала она. — Мы с ней поговорим. Я поставлю её на место.
Она появилась на пороге их квартиры через час. Без звонка. Уверенный, требовательный нажим на кнопку звонка заставил Дашу, работавшую за ноутбуком в гостиной, поднять голову. Артём, который бесцельно слонялся по кухне, вздрогнул. Он не ожидал, что его «жалоба» приведёт к немедленному вторжению. Маша вошла в квартиру не как гостья, а как инспектор. Идеально уложенные волосы, дорогой кашемировый костюм, на лице — маска оскорблённой добродетели. Она окинула Дашу холодным оценивающим взглядом и, не здороваясь, прошла в центр комнаты.
— Я хочу с тобой поговорить, — начала она тоном, не предполагающим возражений. Артём замер в дверном проёме кухни, превратившись в молчаливого, напуганного зрителя.
— Говори, — Даша закрыла крышку ноутбука. Спокойно. Она ожидала этого визита.
— Что всё это значит? — Маша сделала драматический жест рукой. — Зачем ты мучаешь моего брата? Он мне рассказал про твои выходки. Эти звонки какому-то Коле… Ты в своём уме? У тебя вообще есть гордость?
Даша медленно встала. Она была на несколько сантиметров выше Маши, и сейчас это давало ей неоспоримое преимущество. Она подошла почти вплотную, заставляя золовку слегка откинуть голову назад.
— Гордость? Интересно слышать это от тебя, Маша. От женщины, которая в двадцать пять лет не способна пережить ссору с очередным ухажёром без того, чтобы в час ночи не вызвать на подмогу брата, выдернув его из постели жены. Ты говоришь о моей гордости?
Машу перекосило. Она не привыкла к прямому отпору. Все вокруг неё, особенно Артём, всегда общались с ней через фильтр её «ранимости».
— Не смей так со мной разговаривать! Он мой брат! Мы всегда были близки, и никакая ты… не сможешь встать между нами! Он обязан мне помогать!
— Никто ему ничего не обязан, — голос Даши оставался тихим, но в нём появилась сталь. — Особенно когда его «помощь» превращается в круглосуточное обслуживание твоих неврозов. Артём — мой муж. И эта квартира — мой дом, а не филиал твоей личной психологической службы. Тебе нужен не брат, Маша. Тебе нужен психотерапевт. Платный. Чтобы ты не разрушала чужие семьи своими вечными драмами.
Это был удар под дых. Маша растерянно посмотрела на Артёма, ища поддержки. Но он лишь виновато отвёл взгляд, не в силах вмешаться. Он привёл эту волчицу в дом, а теперь не знал, как защитить от неё собственную жену. Или как защитить волчицу от своей жены. Осознав, что подкрепления не будет, Маша сделала последнюю отчаянную попытку.
— Ты просто ревнуешь! Ты эгоистка, которая не понимает, что такое настоящие семейные узы!
— О, я прекрасно понимаю, что такое семья, — Даша сделала шаг назад, обводя взглядом комнату. — Семья — это когда твой муж ночует с тобой, а не с телефоном у уха, утешая твою сестру. Семья — это когда его плечо предназначено для тебя. А раз его плечо занято, я нашла другое. Свободное. Очень удобное, кстати. Так что спасибо за визит, Маша. Урок усвоен. Каждый решает свои проблемы сам. Ты — свои. А я — свои. С Колей. В четверг. В десять вечера.
Маша смотрела на неё, не в силах вымолвить ни слова. Её арсенал — слёзы, обиды, обвинения в жестокости — оказался бесполезен против этого холодного, несокрушимого спокойствия. Она потерпела сокрушительное поражение на чужой территории. Молча развернувшись, она прошествовала к выходу. Артём так и остался стоять в проёме, раздавленный и униженный. Он проиграл дважды за два дня. И он понимал, что это ещё не конец.
После ухода Маши квартира погрузилась в тишину иного рода. Это была не тишина перемирия, а вакуум, в котором замерли все звуки, чувства и слова. Артём словно окаменел. Он смотрел на Дашу, но не видел свою жену. Он видел незнакомую, холодную женщину-стратега, которая только что с пугающей лёгкостью разгромила его сестру на их общей территории. Он чувствовал себя преданным дважды: сначала сестрой, которая втянула его в эту войну, а потом женой, которая вела её с такой безжалостной эффективностью. Он был не участником, а полем боя, по которому прошлись две армии, оставив после себя выжженную землю.
В четверг всё повторилось с механической точностью. Ровно в десять вечера Даша, не говоря ни слова, взяла бокал вина и скрылась в спальне. Щелчок замка уже не вызвал в Артёме ярости, только тупую, ноющую боль. Он не стал включать музыку. Он сидел на диване и слушал. Он различал приглушённые интонации её голоса, редкие паузы и тихий, почти беззвучный смех. Этот смех был страшнее любых обвинений. Он резал его изнутри, доказывая, что там, за дверью, ей хорошо без него. Ей хорошо с другим, пусть и воображаемым, мужчиной, который делал то, чего не мог или не хотел делать он. Он был раздавлен этим ритуалом, превратившись в пассивного зрителя собственного унижения.
Кульминация наступила в ночь с субботы на воскресенье. Было уже за полночь. Артём, опустошённый и безвольный, лежал на диване, тупо глядя в тёмный экран телевизора. Он не спал уже которую ночь. Даша сидела в кресле напротив, спокойно читая книгу при свете торшера. В этой сцене было что-то театральное и зловещее. И тут завибрировал его телефон, оставленный на журнальном столике. Экран осветился до боли знакомым именем: «Машенька». Артём вздрогнул, но не пошевелился. Он был парализован, не в силах снова окунуться в этот омут. Он просто смотрел на вибрирующий телефон, как кролик на удава.
Даша медленно отложила книгу. Она взяла его телефон. Провела пальцем по экрану и поднесла к уху. Артём замер, его сердце ухнуло куда-то в живот.
— Маша, это Даша, — произнесла она абсолютно спокойным, почти безразличным голосом. На том конце провода послышалось сбивчивое, испуганное дыхание, переходящее в рыдание.
— Даша?.. Где Артём?! Дай ему трубку! Немедленно! Мне плохо, я… я не могу дышать… мне кажется, я умираю…
Даша выслушала эту тираду с непроницаемым лицом. Она сделала небольшую паузу, давая панике Маши достигнуть своего пика. — Он не может подойти, — всё так же ровно ответила она. — Что значит не может?! — взвизгнула Маша, её голос сорвался. — Я сказала, мне плохо! Ты что, не понимаешь?! Пусть он едет ко мне!
— Он занят, Маша, — в голосе Даши не дрогнул ни один мускул. — Он выполняет свой супружеский долг. Наконец-то. Прямо сейчас он сидит и слушает мою истерику. О том, какая у него сестра-эгоистка и какой невнимательный он муж. Ты же понимаешь, долг — это святое.
В трубке наступила ошеломлённая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Маши. Но Даша ещё не закончила. Она нанесла последний, контрольный удар.
— Кстати, Коля тоже здесь. Он говорит, я абсолютно права. И даёт очень дельные советы. Говорит, мне давно пора было позаботиться о себе.
На том конце провода раздался короткий, удушливый всхлип, и звонок прервался. Даша с тихим щелчком заблокировала телефон и положила его на столик. И в этот момент Артём увидел то, от чего его мир окончательно рассыпался в прах. Из тени другой части комнаты, где стояло второе кресло, поднялась мужская фигура. Высокий, темноволосый мужчина, которого он смутно помнил по свадебным фотографиям. Коля. Он был здесь. В их квартире. В его руке был бокал с виски. Он не говорил по телефону. Он всё это время молча сидел здесь и наблюдал.
Артём медленно, как старик, повернул голову и посмотрел на жену. Его глаза были пусты. Он смотрел на неё, на её спокойное, красивое лицо, и не видел ничего, кроме ледяной бездны. Он хотел что-то сказать, закричать, но из горла не вырвалось ни звука. Он открыл и закрыл рот, как выброшенная на берег рыба. Даша встретила его взгляд. Прямо, без тени вины или сожаления. В её глазах он прочитал свой приговор. Война закончилась. Все мосты были сожжены. Перед ним сидели два чужих человека в его собственном доме, а его сестра только что была уничтожена его же оружием. В этой комнате больше не было семьи. Были только победитель, побеждённый и трофей…
