— Твоя жена мне все кабели на зарядках перерезала, лишь бы я ей по дому помогала, Саш! Разберись с ней! Ты же мой брат!
Кристина, младшая сестра Саши, буквально влетела в гостиную, где он полулежал на диване, лениво переключая каналы, а его жена Вероника сидела в кресле с книгой. Волосы Кристины, обычно тщательно уложенные для очередного селфи, сейчас были слегка растрепаны, а на лице, которое она так усердно холила и лелеяла, застыло выражение праведного гнева.
В руке она демонстративно сжимала два обрубка провода – один белый, от телефона, другой черный, от планшета. Концы их были ровными, словно их действительно чем-то перекусили.
Саша вздрогнул от неожиданности и сел на диване, недоуменно глядя то на сестру, то на обрубки в её руке. Вероника же, напротив, даже не шелохнулась.
Она медленно, с какой-то нарочитой театральностью, оторвала взгляд от страниц, чуть приподняла изящную бровь и посмотрела на золовку. В её спокойных серых глазах не было ни удивления, ни испуга – только легкая, едва уловимая тень скуки и застарелого раздражения.
— Во-первых, Кристина, — её голос прозвучал ровно и отчётливо, без малейшего намёка на волнение, — не «помогала», а хотя бы начала убирать за собой тот свинарник, который ты ежедневно устраиваешь в своей комнате и, чего уж там, по всей квартире.
Ты тут гостишь, если мне не изменяет память, уже второй месяц, и ведёшь себя так, будто приехала на курорт «всё включено», где единственная твоя обязанность – это генерировать горы мусора и огрызков после своих ночных бдений в интернете.
Кристина аж задохнулась от такой наглости. Её щеки вспыхнули ярким румянцем, контрастирующим с бледностью кожи.
— Да как ты… Да я… Я вообще-то гостья! А ты… ты специально это сделала! Чтобы я не могла в телефон залипать, как ты выражаешься! Чтобы я тут полы драила и варила!
— Во-вторых, — невозмутимо продолжила Вероника, словно и не слышала возмущённого выкрика, — кабели твои я, разумеется, не трогала. У меня есть занятия поинтереснее, чем портить имущество инфантильных девиц.
Может, ты сама их в темноте повредила, пока очередную глубокомысленную чушь в своих сторисах постила? Или, не дай бог, твой многочисленный выводок онлайн-поклонников телепортировался и устроил диверсию?
Саша, наконец, обрёл дар речи. Он беспомощно посмотрел на жену, потом на сестру, лицо которой исказилось от обиды.
— Вероник, ну зачем ты так сразу? Может, действительно, случайно… Кристин, а ты уверена, что это Ника? Может, они просто старые были, перетёрлись?
Кристина топнула изящной ножкой, обутой в пушистый домашний тапок.
— Уверена! Это она! Сто процентов! Больше некому! Она давно на меня зуб точит, я же вижу! Ей просто не нравится, что ты меня любишь, что мы с тобой родные! Она хочет нас поссорить! Она мне всё это специально перерезала, чтобы я не могла в соцсети зайти, чтобы у меня подписчики разбежались! Это её коварный план!
Вероника усмехнулась, откровенно, беззлобно, но оттого ещё более обидно для Кристины. Она отложила книгу на подлокотник кресла, её поза стала чуть более расслабленной, но взгляд оставался острым.
— Точно, Кристина, ты раскрыла мой дьявольский замысел. Браво. Именно так я и планировала захватить мир – начать с твоих зарядных кабелей. Может, тебе ещё и интернет отключить, чтобы ты наконец заметила, что вокруг тебя существует реальный мир, а не только экран телефона и бесконечная лента чужих жизней?
Или, Саша, — она перевела взгляд на мужа, и в её голосе появились стальные нотки, — ты действительно думаешь, что я буду и дальше молча терпеть в своём доме эту великовозрастную нахлебницу, её вечный бардак и полное нежелание считаться с кем-либо, кроме себя любимой? Два месяца, Саша! Два месяца этот «курорт» длится! Моё терпение, знаешь ли, не безгранично. И оно, кажется, подходит к концу.
Она произнесла это спокойно, но в её голосе звучала такая непреклонность, что даже Кристина на мгновение растеряла свой боевой пыл. Саша почувствовал, как между двумя дорогими ему женщинами нарастает грозовое напряжение, и понял, что его обычные миротворческие увещевания здесь вряд ли помогут.
Конфликт, который зрел уже давно, подспудно отравляя атмосферу в их доме, наконец-то вырвался наружу, и это было только начало.
— Два месяца, Саша! — Вероника медленно поднялась с кресла, её фигура, всегда подтянутая и элегантная, сейчас казалась воплощением холодной ярости. Она не повышала голоса, но каждое её слово падало в наэлектризованную тишину комнаты, как тяжёлая капля. — Два месяца я наблюдаю эту феерию лени и неблагодарности.
Ты хоть раз зашёл в её комнату после того, как она там «творчески самовыражается»? Нет? А я заходила. Иначе мы бы уже давно утонули в обёртках от чипсов, пустых банках из-под газировки и комках пыли размером с моего кота. Ты думаешь, это само собой рассасывается? Или феи по ночам прилетают убирать за твоей драгоценной сестрицей?
Она сделала шаг в сторону Кристины, которая инстинктивно попятилась, хотя Вероника не проявляла никакой физической агрессии. Её сила была в словах, в ледяном презрении, которое сквозило в каждом её жесте.
— Горы грязной посуды после её ночных «стримов» или что она там делает до трёх часов ночи? Кто их моет, Кристина? Я. Разбросанные по всей ванной её косметические причиндалы, мокрые полотенца, комья волос в сливе? Кто это убирает? Я. Просьбы хотя бы вынести за собой мусорный пакет, который она же и наполнила до краёв, игнорируются с таким королевским пренебрежением, будто я прошу её лично Эверест покорить.
Саша нервно сглотнул. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, вставить своё веское мужское слово, но Вероника опередила его, даже не взглянув в его сторону. Её внимание было целиком приковано к Кристине.
— Ты превратила наш дом, Кристина, в филиал своей захламлённой берлоги. Ты пользуешься всем, не давая ничего взамен. Даже элементарного уважения к чужому труду и чужому пространству. Ты считаешь, это нормально – приехать в гости на пару дней, а остаться на два месяца, свесив ножки и ожидая, что тебя будут обстирывать, обглаживать и кормить с ложечки, пока ты развлекаешь своих виртуальных дружков?
Лицо Кристины из обиженного постепенно становилось злым. Краска гуще залила её щёки, а губы скривились в презрительной гримасе.
— Да что ты себе позволяешь, мегера старая! — выкрикнула она, отбросив всякую попытку изображать невинную жертву. — Ты просто завидуешь! Завидуешь моей молодости, моей красоте, тому, что у меня тысячи подписчиков, а у тебя – только кастрюли и этот твой зануда-муж! — она метнула злобный взгляд в сторону Саши, который от такого пассажа окончательно стушевался.
— Я популярна, меня любят, а ты… ты просто злая, неудовлетворённая тётка, которая пытается отыграться на мне за свои комплексы! Тебе просто жалко, что Саша тратит на меня внимание, что он обо мне заботится! Тебе хочется, чтобы он только на тебя смотрел, как преданный пёс!
— Заботится? — Вероника криво усмехнулась. — Саша, ты это слышишь? Оказывается, твоя «забота» заключается в том, чтобы потакать её капризам и закрывать глаза на то, как она превращает нашу жизнь в коммунальный кошмар. Нет, Кристина, я не завидую твоим «тысячам подписчиков», большинство из которых, уверена, такие же бездельники, как и ты.
И уж точно я не завидую твоей «красоте», которую ты демонстрируешь сквозь тонны фильтров. Я ценю реальные вещи: порядок в доме, уважение между людьми, ответственность за свои поступки. Понятия, которые тебе, похоже, совершенно чужды.
Саша наконец решился вмешаться, его голос звучал неуверенно, умоляюще.
— Девочки, ну пожалуйста, давайте не будем… Ну что вы как маленькие? Кристин, ну может, ты действительно немного… э-э-э… перебарщиваешь с беспорядком? А ты, Вероник, ну не так уж всё и страшно… Можно же как-то договориться…
Его слова, вместо того чтобы разрядить обстановку, подействовали как бензин, плеснутый в огонь.
— Договориться? — Вероника резко повернулась к мужу, её глаза сверкнули. — О чём договориться, Саша? О том, что я буду и дальше выполнять роль бесплатной прислуги для твоей сестрицы, пока она будет плевать мне в душу? О том, что ты будешь продолжать прятать голову в песок, лишь бы не обидеть «кровиночку»? Ты вообще понимаешь, что происходит?
Она не просто «немного перебарщивает с беспорядком»! Она систематически игнорирует элементарные правила совместного проживания! Она откровенно паразитирует на нас! И твои попытки сгладить углы только усугубляют ситуацию, потому что она видит, что ты на её стороне, что ей всё позволено!
— Я не на её стороне! — возмутился Саша, чувствуя себя загнанным в угол. — Я просто хочу, чтобы вы… чтобы мы все жили дружно! Она же моя сестра! Я не могу её просто выгнать на улицу!
— А кто говорит «выгонять»? — в голосе Вероники появилась опасная мягкость. — Я говорю о том, что гостеприимство имеет свои пределы.
Особенно когда гость начинает откровенно злоупотреблять им. И эти два месяца, Саша, были более чем достаточным сроком, чтобы понять – твоя сестра не собирается ни меняться, ни считаться с нами. Так что вопрос стоит очень просто: либо она начинает вести себя как взрослый, ответственный человек, либо… либо этот «курорт» для неё заканчивается. Прямо сегодня.
— Погоди, Вероника. Не надо так…
— Прямо сегодня, — повторила Вероника, и в её голосе не осталось и тени сомнения. Она стояла посреди гостиной, прямая, как натянутая струна, и её взгляд, устремлённый на мужа, был твёрд и непреклонен. — Либо Кристина немедленно, вот прямо с этой минуты, берёт на себя часть домашних обязанностей, перестаёт вести себя так, будто все вокруг ей должны, и начинает уважать наш дом и наш уклад.
Это значит – убирает за собой, моет посуду, не оставляет после себя свинарник и, возможно, даже изредка интересуется, не нужна ли какая-то помощь. То есть ведёт себя как взрослый, адекватный человек, оказавшийся в гостях надолго. Либо… она собирает свои многочисленные пожитки и покидает нашу квартиру. Сегодня же. Других вариантов я больше не вижу и обсуждать их не намерена.
Кристина, которая до этого момента пыталась сохранить хорошую мину при плохой игре, явно растерялась. Её лицо вытянулось, а в глазах, ещё недавно метавших молнии, промелькнул испуг. Она бросила быстрый, оценивающий взгляд на Веронику, словно пытаясь понять, блефует та или говорит серьёзно.
Судя по всему, выражение лица золовки не оставило у неё сомнений в серьёзности намерений. Маска обиженной интернет-звезды начала сползать, обнажая растерянную и напуганную девчонку, которую вот-вот лишат привычного комфорта.
Она резко развернулась к Саше, её голос мгновенно изменился, в нём появились плаксивые, заискивающие нотки, которые она так умело использовала в детстве, чтобы выпросить у старшего брата очередную игрушку или добиться своего.
— Саничка! Ну ты же слышишь, что она говорит? Она меня выгоняет! Родную сестру! На улицу! Ты позволишь ей это сделать? Мы же с тобой… мы же семья! Помнишь, как мы в детстве… как ты меня всегда защищал? От мальчишек во дворе, от строгой учительницы…
Ты же мой единственный брат, моя опора! А она… она просто хочет нас разлучить! Она всегда меня недолюбливала, я же видела! Ей просто не нравится, что ты ко мне хорошо относишься, что мы с тобой близки! Она ревнует, Саш, понимаешь? Это обычная женская ревность!
Она подошла к нему вплотную, почти прижалась, заглядывая в глаза снизу вверх, её ресницы жалобно затрепетали. На щеках, как по команде, выступили две слезинки, которые, впрочем, не спешили скатываться, а застыли, усиливая эффект трагичности.
— Неужели ты поверишь ей, а не мне? Я же твоя родная сестра! А она… она просто чужая женщина, которая влезла в нашу семью и теперь пытается установить свои порядки, выжить меня! Ей мешает, что я напоминаю тебе о твоих корнях, о нашей маме…
Она хочет, чтобы ты забыл всё, что нас связывает! Саш, ну скажи ей, что она не права! Скажи, что я останусь! Пожалуйста! Я… я буду стараться… Немножко… Только не выгоняй меня, Сашенька! Куда я пойду?
Саша стоял, как громом поражённый. С одной стороны – жена, решительная, жёсткая, но, как он понимал в глубине души, во многом правая. Её терпение действительно лопнуло, и он знал, что Вероника слов на ветер не бросает. С другой – сестра, такая маленькая, беззащитная (или умело таковой прикидывающаяся), взывающая к его лучшим чувствам, к воспоминаниям детства, к кровным узам.
Его сердце разрывалось на части. Ему было невыносимо неудобно перед Кристиной, стыдно за то, что она оказалась в такой ситуации, пусть и по собственной вине. И одновременно он чувствовал вину перед Вероникой за то, что так долго закрывал глаза на происходящее, доводя её до такого состояния.
Он нерешительно протянул руку и погладил сестру по плечу.
— Кристин, ну успокойся, пожалуйста… Никто тебя на улицу не выгоняет… Вероника, ну ты же не это имела в виду, правда? — он с надеждой посмотрел на жену. — Мы же можем как-то… найти компромисс? Может, Кристина действительно будет… ну, чуть-чуть помогать? А ты, Ник, будешь… ну, немного помягче?
Вероника скрестила руки на груди. Её лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнуло что-то похожее на разочарование.
— Саша, какой компромисс? «Чуть-чуть помогать»? «Немного помягче»? Ты серьёзно думаешь, что это сработает? Мы это уже проходили. Её «чуть-чуть» хватает ровно на полдня, после чего всё возвращается на круги своя. А моё «помягче» она воспринимает как слабость и разрешение продолжать в том же духе. Ты не видишь, что она сейчас просто манипулирует тобой?
Взывает к твоим братским чувствам, пытается выставить меня монстром. Она не собирается ничего менять, Саша. Она просто хочет, чтобы всё осталось по-прежнему: она – принцесса на горошине, а я – её бесплатная обслуга.
— Но она же… плачет, — растерянно пробормотал Саша, глядя на Кристину, которая тут же усилила рыдания, уткнувшись ему в плечо.
— Да, плачет, — спокойно констатировала Вероника. — Актёрский талант у неё, несомненно, присутствует. Гораздо больший, чем желание взять в руки тряпку или губку для мытья посуды. Саша, ты должен понять: это не просто бытовой конфликт из-за немытой тарелки. Это вопрос уважения. Либо она начинает уважать нас и наш дом, либо ей здесь не место. И это не обсуждается. Твой выбор, Саша.
Либо ты продолжаешь потакать её лени, и тогда не удивляйся, что твой дом превращается в проходной двор с соответствующими последствиями для наших с тобой отношений. Либо ты, наконец, занимаешь позицию взрослого мужчины, главы семьи, и объясняешь своей сестре элементарные правила игры. Потому что я больше не намерена играть роль терпилы в этом фарсе.
Кристина ещё громче зарыдала, её плечи сотрясались. Она что-то неразборчиво бормотала про жестокость Вероники, про то, что её никто не любит и не понимает. Саша стоял между ними, как между молотом и наковальней, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног.
Он понимал, что Вероника права. Но мысль о том, чтобы выставить сестру за дверь, была для него невыносима. Градус скандала достиг новой высоты, и казалось, что вот-вот произойдёт нечто непоправимое.
Саша, ощущая на себе обжигающий взгляд жены и цепкую хватку рыдающей сестры, предпринял последнюю, отчаянную попытку спасти то, что, как ему казалось, ещё можно было спасти. Он мягко отстранил Кристину, хотя та и продолжала судорожно цепляться за его рубашку, и повернулся к Веронике с самой умиротворяющей улыбкой, на какую только был способен в этот момент.
— Вероник, ну хорошо, хорошо, я всё понял. Давай так: Кристина… Кристина поживёт ещё, скажем, недельку? Максимум две! За это время она точно… э-э-э… исправится! Правда, Кристин? — он с надеждой посмотрел на сестру, которая сквозь всхлипы неопределённо кивнула, не отрывая от него заплаканных глаз. — Она будет помогать по дому, будет убирать за собой, всё как ты говоришь.
А ты… ты просто дай ей шанс, последний. Ну не можем же мы вот так, из-за каких-то кабелей и неубранной комнаты… Ты же умная, Ника, ты же всё понимаешь. Она ещё молодая, неопытная…
Эти слова, произнесённые с дрожью в голосе, стали той самой последней каплей, которая переполнила чашу терпения Вероники. Её лицо, до этого момента выражавшее скорее холодное презрение, исказилось гримасой, в которой смешались ярость, разочарование и какая-то глубокая, застарелая усталость. Она медленно покачала головой, и её смешок прозвучал абсолютно лишённым веселья.
— Шанс? Саша, ты серьёзно? «Недельку-две»? «Молодая, неопытная»? Ей двадцать три года, а не тринадцать! Два месяца я давала ей шанс! Каждый день! И каждый день она этим шансом демонстративно подтиралась! Ты до сих пор не понял, Саша?
Ты до сих пор не видишь, что дело не в кабелях и не в неубранной комнате? Дело в элементарном уважении, которого у неё нет ни к нам, ни к нашему дому, ни к нашему образу жизни! И дело в тебе, Саша! В том, что ты своей бесхребетностью и желанием быть хорошим для всех поощряешь её паразитизм!
Она сделала шаг к нему, и в её глазах больше не было ни тени былой мягкости. Только сталь и холод.
— Я два месяца терпела этот балаган. Я два месяца пыталась достучаться до тебя, объяснить, что так не может продолжаться. Я два месяца убирала за твоей «молодой, неопытной» сестрой, выслушивала её претензии и смотрела, как она превращает наш дом в проходной двор для своих виртуальных утех. А ты?
Ты всё это время уговаривал меня «потерпеть ещё немного», «войти в положение», «быть снисходительнее». Ты предлагал мне компромиссы, которые по факту означали только одно – моё дальнейшее унижение и её полную безнаказанность.
Кристина, видя, что её слёзы больше не производят должного эффекта, а брат, похоже, окончательно спасовал перед натиском жены, вдруг перестала плакать. Её лицо затвердело, в глазах вспыхнула злость.
— Ах, вот оно что! Значит, я во всём виновата! А ты, значит, святая мученица! — выплюнула она, отходя от Саши. — Да ты просто ненавидишь меня, потому что Саша меня любит больше, чем тебя! Ты боишься, что он уйдёт от тебя ко мне, если я попрошу! Ты просто старая, завистливая…
— Замолчи, — голос Вероники не повысился, но в нём прозвучала такая ледяная угроза, что Кристина осеклась на полуслове. Вероника даже не посмотрела в её сторону. Её взгляд был прикован к Саше. — Ты слышишь, Саша? Вот её благодарность. Вот её «исправление».
Ни капли раскаяния, ни тени понимания. Только очередная порция грязи и обвинений. И ты предлагаешь мне дать этому «шанс»? Нет, Саша. Шансов больше не будет. Ни для неё, ни, похоже, для нас с тобой, если ты до сих пор не понял, что происходит. Я больше не собираюсь жить в этом цирке. Я не буду делить свой дом и своего мужа с этой… особой.
Она обвела взглядом комнату, словно прощаясь с ней.
— Так что выбирай, Саша. Прямо сейчас. Либо твоя сестра сегодня же собирает свои вещи и исчезает из моей жизни навсегда. И ты поддерживаешь моё решение, как муж должен поддерживать жену. Либо… либо можешь считать, что и твое место рядом с ней.
Потому что я не останусь в доме, где мой муж ставит интересы своей инфантильной сестры выше интересов нашей семьи, выше моего спокойствия и самоуважения. Я устала быть сильной за двоих. Устала бороться с ветряными мельницами твоего попустительства.
В комнате повисла тяжелейшая атмосфера. Саша стоял бледный, как полотно, глядя то на жену, то на сестру, которая, скрестив руки на груди, смотрела на Веронику с вызовом, хотя в глубине её глаз уже плескался страх. Он открывал и закрывал рот, но не мог произнести ни слова. Рухнуло всё.
Его попытки сохранить хрупкий мир обернулись полным крахом. Он понимал, что Вероника не шутит. Он видел это в её глазах, в каждой линии её напряжённого тела. Он также понимал, что Кристина не изменится. И он не знал, что делать. Любое его решение вело к катастрофе.
Вероника подождала ещё несколько секунд, которые показались вечностью. Потом, не дождавшись ответа, она горько усмехнулась.
— Понятно. Можешь не отвечать. Твоё молчание красноречивее любых слов.
Она резко развернулась и, не глядя больше ни на кого, вышла из комнаты. Шаги её были твёрдыми и решительными. Кристина победно ухмыльнулась, но тут же осеклась, встретившись с полным отчаяния взглядом брата.
В этот момент они оба, кажется, поняли, что только что произошло нечто непоправимое. Связи, которые казались такими прочными, трещали и рвались на их глазах, и склеить эти осколки уже не представлялось возможным. Скандал достиг своего апогея, оставив после себя лишь выжженную землю и горечь окончательного разрыва…
