— Нет, Лен, сегодня точно нет. Он обещал. Да, твёрдо. Просто вечер для нас.
Дарья нажала отбой и положила телефон на идеально вытертую столешницу. Воздух на кухне был густым и правильным. Он пах раскалённым чугуном, чесночным маслом и розмарином. На деревянной доске отдыхал идеальный кусок мяса — толстый рибай с румяной, почти чёрной корочкой, из-под которой на доску медленно вытекала капля розового сока. Она добилась именно той прожарки, которую Стас называл «мужской», хотя сама предпочитала почти сырое карпаччо. Но сегодня всё было для него.
Эта пятница должна была стать точкой отсчёта. Маленькой победой в затяжной войне, которую она вела не со Стасом, а с его тенью, с его вторым «я», носившим имя Леонид. Лёня был не просто другом. Он был состоянием души. Состоянием вечного студенчества, дешёвого пива, несвежих анекдотов и абсолютной безответственности, в которое Стас с радостью окунался три-четыре раза в неделю. Их квартира давно перестала быть крепостью, превратившись в перевалочный пункт, в бесплатный филиал бара «У Лёни», где хозяин всегда был рад себе самому.
Дарья медленно провела рукой по прохладному шёлку своего платья. Простое, тёмно-синее, оно струилось по телу, и она чувствовала себя в нём женщиной, а не функцией, не той, что подбирает грязные носки и выслушивает пьяные откровения. В гостиной на низком столике стояли два бокала и открытая бутылка того самого кьянти, которое они привезли из отпуска два года назад. «Откроем по особому случаю», — сказал тогда Стас. Она решила, что особый случай настал. Случай, когда её муж наконец-то выбрал её, а не своего вечного оруженосца.
Часы показывали половину девятого. Он должен был прийти в восемь. Небольшая задержка, пробки, совещание — она находила ему оправдания, раскладывая на тарелки тонко нарезанные помидоры и посыпая их крупной солью. Всё было выверено до миллиметра, до секунды. Она создавала не ужин, а ритуал изгнания. Сегодня запах её дома должен был вытеснить въевшийся в обивку дивана запах чужого пота и табачного перегара. Тихая музыка, игравшая из колонки, должна была стереть память о громком, гогочущем смехе Леонида.
В одиннадцать часов вечера её надежда уже не тлела, а превратилась в холодный, твёрдый пепел. Стейк остыл. Вино в бокалах выдохлось. Свечи, которые она зажгла, оплавились в уродливые восковые наросты. Она сидела на диване, неподвижно глядя в тёмный экран телевизора, и чувствовала, как внутри неё что-то каменеет. Не обида. Обида была тёплой, живой эмоцией. Это было что-то другое. Спокойное, холодное осознание.
Резкий, скрежещущий звук ключа в замочной скважине заставил её вздрогнуть. Дверь распахнулась. На пороге стоял Стас. Его пиджак был надет на одно плечо, галстук съехал набок, а глаза блестели пьяным, бессмысленным восторгом. Одной рукой он опирался о дверной косяк, а другой, как мешок с картошкой, придерживал тело Леонида, который мычал что-то нечленораздельное и пытался сфокусировать взгляд на лампочке в прихожей.
— Дашунь, смотри, кого я привёл! — радостно провозгласил Стас, втаскивая друга внутрь. — Мы тут это… Лёньку провожал, да и зашли. На минуточку.
В её идеально чистый, пахнущий розмарином и надеждой дом ворвался смрад прокуренного бара, уличной сырости и дешёвого алкоголя. Леонид, наконец поймав фокус, уставился на накрытый стол в гостиной.
— Опаньки! А у вас тут поляна! — он попытался сделать шаг, но ноги его подвели, и он едва не рухнул, если бы Стас не подхватил его. — Стасян, я ж говорил, твоя Дашка — лучшая! Всегда чует, когда мужикам заправиться надо!
Стас, совершенно не замечая застывшего лица жены, расплылся в довольной улыбке.
— Это точно. Даш, мы сейчас по-быстрому, по одной, и он пойдёт. Есть что-нибудь… покрепче вина? Я сейчас на кухне гляну.
Стас скрылся на кухне, и из-за двери тут же донеслось бряцание стекла. Он искал тяжёлую артиллерию. Дарья осталась в прихожей, один на один с Леонидом. Он стоял, покачиваясь, и с какой-то сальной, оценивающей усмешкой разглядывал её с головы до ног, словно она была одним из блюд на столе. Её шёлковое платье, её укладка, её едва тронутая помадой улыбка, которая давно застыла на лице ледяной гримасой, — всё это он воспринимал не как часть её мира, а как декорации, созданные для его развлечения.
— А ты, Дашуля, сегодня при параде. Старалась для мужиков, — протянул он, и его комплимент прозвучал как оскорбление. В его вселенной женщины «старались для мужиков», а не для себя или для своего мужа. — Стасян — везунчик. И дом — полная чаша, и жена… аппетитная.
Он сделал неуверенный шаг к ней, сокращая дистанцию. Запах несвежего дыхания, смешанный с алкогольным амбре, ударил ей в ноздри. Она не отступила, только выпрямила спину, и её силуэт стал ещё более резким и очерченным. Она смотрела не на него, а как бы сквозь него, на тёмный прямоугольник входной двери за его спиной.
— Ты не волнуйся, мы ненадолго. Только горло промочить, — он попытался подмигнуть, но веки его не слушались, и получилось что-то похожее на нервный тик. — Хотя… такую красоту грех быстро покидать. Стас твой не ценит, дурак. Я бы на его месте…
Леонид сделал ещё один шаг и протянул к ней свою влажную, мясистую руку, намереваясь по-свойски приобнять её за плечи. В этот самый момент что-то внутри Дарьи, что до этого медленно каменело, окончательно превратилось в сталь. Это было не решение, принятое разумом. Это был инстинкт. Инстинкт самосохранения, инстинкт защиты своей территории, своего дома, своего достоинства.
Она не отшатнулась и не вскрикнула. Она сделала плавное, почти балетное движение в сторону, уходя с траектории его руки. А затем, обойдя его, протянула руку к входной двери, повернула ручку и распахнула её настежь. Холодный воздух с лестничной клетки ворвался в тёплую прихожую, принеся с собой запах сырого бетона и пыли.
Леонид, потеряв равновесие от её уклонения, едва не врезался в стену. Он медленно развернулся, тупо глядя на открытую дверь, потом на неё. Его пьяный мозг пытался обработать информацию, но не мог.
— На выход, — произнесла Дарья. Её голос был абсолютно ровным, без единой вибрирующей нотки. Он не был громким, но в тесном пространстве прихожей прозвучал оглушительно. Это был не приказ истерички. Это был приговор.
В этот момент из кухни выскочил Стас. В одной руке он держал початую бутылку дорогого коньяка, который Дарья подарила ему на годовщину, в другой — две пузатые рюмки. На его лице играла предвкушающая улыбка, которая тут же погасла, когда он увидел сцену: его лучший друг, растерянно хлопающий глазами, жена с лицом Снежной королевы и распахнутая на лестничную клетку дверь.
— А что здесь происходит? — недоумённо спросил он. Леонид, увидев своего спасителя, обрёл дар речи. — Да она… твоя-то… меня выгоняет! — обиженно протянул он.
Стас перевёл взгляд с друга на жену. Непонимание на его лице сменилось гневом. Он не спрашивал, что случилось. Он не пытался разобраться. В его системе координат виноват был тот, кто нарушал правила его комфортного мирка. А правила были просты: Лёня — свой, Лёня — святое.
— Ты что, с ума сошла?! Это Лёня, мой лучший друг! Ты не имеешь права выгонять его из нашего дома!
Крик Стаса повис в воздухе, густой и вязкий, как пролитый сироп. Он не просто кричал — он утверждал своё право. Право хозяина, право мужчины, право друга. Бутылка и рюмки в его руках были скипетром и державой его маленького пьяного королевства. Леонид, услышав эту яростную защиту, немного воспрял духом. Он выпрямился, смерил Дарью уже более уверенным, нагловатым взглядом. Он снова почувствовал себя не изгнанником, а важным гостем, из-за которого разгорелся праведный скандал.
Дарья не отвела взгляд. Она даже не удостоила Леонида вниманием. Её глаза, тёмные и спокойные, были прикованы к лицу мужа. Она смотрела на него так, как врач смотрит на запущенный случай, с профессиональным сожалением, но без лишних эмоций. Вся её поза, каждый изгиб её тела говорил о том, что точка невозврата пройдена.
— В своём доме я имею право не терпеть хамло, — отрезала она. Голос её не повысился ни на децибел, но в нём была твёрдость свежезалитого бетона. Она не спорила, она констатировала факт. — А это, — она едва заметно кивнула в сторону Леонида, по-прежнему не глядя на него, — хамло.
Это было хуже пощёчины. Это было низведение его «лучшего друга» до уровня уличного хулигана, досадной помехи. Стас побагровел. Он ожидал чего угодно: слёз, упрёков, битья посуды. Но этот холодный, убийственный тон выбил у него почву из-под ног. Он поставил бутылку и рюмки на узкую полку для обуви. Звук удара стекла о дерево был коротким и окончательным. Вечер перестал быть томным.
— Ты сейчас о ком говоришь? О Лёне? О человеке, которого я знаю двадцать лет? Который был свидетелем на нашей свадьбе? — он ткнул пальцем в сторону друга, словно предъявляя неопровержимую улику её неправоты. — Мы с ним через огонь и воду прошли! А ты… Ты его вышвыриваешь, потому что он шутку отпустил?
— Я вышвыриваю его, потому что он пьяная свинья, которая распускает руки в моём доме, — уточнила Дарья всё тем же ровным голосом.
Лицо Леонида вытянулось. Он что-то промычал про «да я же просто по-дружески», но его голос утонул в новой волне ярости Стаса. Мужская солидарность, подогретая алкоголем и оскорблённым самолюбием, взорвалась. Он не мог проиграть этот спор. Не перед Лёней. Проиграть жене на глазах у лучшего друга было равносильно публичной кастрации.
— Ах вот как! Значит, он — свинья? А я тогда кто, по-твоему? Тот, кто эту свинью в дом притащил? — он сделал шаг к ней, его ноздри раздувались. — Так слушай сюда. Если Лёня уходит, то и я ухожу с ним! Поняла?
Он выпалил это на одном дыхании, с вызовом глядя ей в лицо. Это был его козырной туз. Угроза, которая всегда работала. Он был уверен, что сейчас она дрогнет, отступит, начнёт уговаривать его остаться. Что она испугается перспективы ночевать в пустой квартире и поймёт, что перегнула палку. Он уже видел, как она сейчас скажет: «Стасик, ну хватит, не надо…»
Дарья молчала секунду, давая его словам повиснуть и умереть в холодном сквозняке из подъезда. А потом она сделала то, чего он ожидал меньше всего. Она слегка улыбнулась уголком губ.
— Уходи, — спокойно ответила она, глядя ему прямо в глаза. Её взгляд был чистым, ясным и абсолютно беспощадным. — Но запомни. Если ты сейчас переступишь этот порог вместе с ним, назад для тебя дороги не будет. Выбирай: твой друг или твой дом.
Слова Дарьи упали между ними, как ледяные осколки. Это был не блеф. Пьяный угар в голове Стаса на мгновение схлынул, уступив место звенящей пустоте. Он посмотрел в её лицо и не увидел там ничего — ни боли, ни гнева, ни мольбы. Только гладкую, отполированную поверхность принятого решения. Это напугало его больше, чем любой крик. Но рядом стоял Лёня. Лёня, который смотрел на него с ожиданием, Лёня, на чьих глазах он не мог сейчас дать слабину, превратиться в подкаблучника. Мужская гордость, глупая, хмельная и упрямая, взяла верх.
— Ну и прекрасно, — выплюнул он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более небрежно. — Нам и без тебя будет где посидеть. Пошли, Лёнь. Нас тут не ценят.
Он схватил друга за локоть, развернулся и, не глядя на Дарью, шагнул за порог. Его плечо нарочито грубо задело дверной косяк. Он не оглянулся. Он ждал, что сейчас, в последнюю секунду, она его окликнет. Что тишину разорвёт её голос. Но за спиной раздался только сухой, чёткий щелчок замка, повернувшегося на один оборот. А потом, через секунду, ещё один. Двойной щелчок английского замка, который означал, что изнутри дверь заперта намертво.
Дарья стояла в прихожей, прислонившись спиной к только что запертой двери. Она не чувствовала ни триумфа, ни отчаяния. Только пустоту и странное, почти хирургическое спокойствие. Сквозняк исчез. В доме снова стало тихо. Она медленно прошла в гостиную, взяла со стола свой телефон. Её пальцы двигались с холодной точностью. Настройки Wi-Fi. «Забыть эту сеть». «Создать новую». Новое имя сети: «Home». Новый пароль, длинный, бессмысленный набор символов, который она никогда не произносила вслух. Следующий шаг. Настройки безопасности телефона. Отпечатки пальцев. «Отпечаток Станислава». Удалить. Контакты. «Муж». Заблокировать номер. Заблокировать во всех мессенджерах. Это заняло не больше минуты.
Затем она подошла к полке в прихожей, взяла бутылку коньяка и две рюмки, оставленные Стасом. Не моргнув, она прошла на кухню и вылила янтарную, дорогую жидкость в раковину. Запах спирта ударил в нос. Рюмки она не разбила. Она аккуратно поставила их в посудомоечную машину. Потом взяла тарелку с остывшим, посеревшим стейком и без сожаления сбросила его в мусорное ведро. Два бокала с выдохшимся кьянти постигла та же участь — их содержимое присоединилось к коньяку в сливе раковины. Она методично стирала следы этого вечера, следы его присутствия, следы своей обманутой надежды.
Когда с этим было покончено, она снова взяла телефон и набрала номер круглосуточной службы по замене замков.
— Добрый вечер. Мне нужна экстренная замена замка во входной металлической двери. Да, оба замка. Чем скорее, тем лучше. Адрес записывайте.
Через сорок минут приехал сонный мастер с большим чемоданом инструментов. Он молча, без лишних вопросов, принялся за работу. Жужжание дрели и скрежет металла были единственными звуками в квартире. Дарья сидела на диване в гостиной и спокойно смотрела, как старые замки, которые открывались ключом Стаса, превращаются в груду бесполезного металла. Мастер установил новые, с другими личинками, и протянул ей запаянный пластиковый пакет с пятью новыми ключами. Она расплатилась, и дверь за ним закрылась. Новый щелчок замка прозвучал совсем иначе. Глухо, надёжно, окончательно.
Прошло ещё два часа. Стас, выпив с Лёней ещё по одной в круглосуточной забегаловке, начал трезветь. Друг уже откровенно раздражал своим нытьём. Пьяная бравада улетучилась, оставив после себя липкий страх. Он понял, что натворил. Сказав Лёне, что ему пора домой, он поймал такси и поехал обратно. Всю дорогу он репетировал речь — что-то среднее между обвинением и извинением. Он поднимется, откроет своим ключом дверь, и они поговорят.
Он поднялся на свой этаж. Привычным движением вставил ключ в замочную скважину. Ключ вошёл только наполовину и упёрся. Стас выругался, подумав, что она заперлась на задвижку. Он нажал на кнопку звонка. Короткая трель прозвучала и умерла в тишине. Он нажал ещё раз, дольше. Тишина. Он начал стучать в дверь, сначала костяшками пальцев, потом громче, кулаком.
— Даш, открой! Хватит дуться, я пришёл! Даша!
Ответом ему была только тишина подъезда. Он достал телефон, набрал её номер. Длинных гудков не было. Звонок моментально сбрасывался. Он попробовал написать в мессенджер. Одна серая галочка. Сообщение не доставлено.
И тут до него дошло. Он посмотрел на замочную скважину, на царапины вокруг неё, которых раньше не было. Он посмотрел на свой ключ в руке, который вдруг стал чужим, бесполезным куском металла. Он не был больше ключом от его дома. Он стоял перед чужой дверью, за которой была его прошлая жизнь. И он понял, что его не просто не пускают. Его стёрли…
