— Леночка, а ты никогда не думала о том, чтобы себя показать миру? — Борис Петрович аккуратно поставил чашку и посмотрел на меня с неким прищуром. — При твоих данных просто преступление сидеть в четырех стенах.
Я оторвалась от экрана ноутбука. Макет почти готов, но свёкор явно настроился на философские беседы.
— В каком смысле показать? — рассмеялась я. — Я дизайнер, а не артистка.
— Да брось ты! — махнул он рукой. — Модельная индустрия, реклама… У тебя же и фигура, и лицо — всё что нужно. Сергей просто не осознаёт, какая у него жена.
Из ванной вышел Сергей, растрёпанный, в домашних штанах.
— Опять папа тебе голову морочит комплиментами? — улыбнулся он, подходя. — Не слушай его, Лен. У него романтическая душа не по возрасту.
— А что здесь романтического? — пожал плечами Борис Петрович. — Красота должна быть оценена по достоинству.
Я закрыла ноутбук. Эти разговоры случались всё чаще, и каждый раз в глазах свёкра появлялось что-то… неуместное. Не так смотрят на невестку.
— Борис Петрович, благодарю за лестные слова, — осторожно сказала я. — Но моя работа мне по душе.
— Ну конечно, конечно, — поднял руки. — Я просто размышляю вслух. Такая женщина могла бы любые высоты взять.
Сергей обнял меня за талию.
— Она уже взяла главную высоту — моё сердце. Мне большего не надо.
Борис Петрович улыбнулся, но я заметила, как тут же погас его взгляд. Словно Сергей перебил что-то важное.
— Ладно, засиделся я у вас, — сказал он, поднимаясь. — Завтра опять навещу, не возражаете?
— Да ты что, папа. Знаешь же — ты у нас всегда желанный гость.
Борис Петрович направился к вешалке. Я машинально встала помочь с курткой. Когда протягивала её, он накрыл мои руки своими ладонями.
— Спасибо, золотая, — тихо проговорил он, не отпуская. — Ты очень внимательная.
Я попыталась высвободить руки, но он держал настойчиво, глядя прямо в глаза.
— Борис Петрович…
— Такая женщина — это дар судьбы, — прошептал он. — Жаль только, что не мне достался этот дар.
Сердце ухнуло вниз. Я резко отдёрнула руки.
— Что вы сейчас сказали?
— Да так, ерунда, — натянул куртку, будто ничего не произошло. — Старческие глупости.
Сергей появился в прихожей, поправляя волосы.
— Па, уже собрался? Осторожно на дорогах.
— Разумеется, сынок. Увидимся завтра.
Он обнял Сергея, а мне просто кивнул. Но в этом кивке было что-то многообещающее.
Когда дверь захлопнулась, я так и осталась стоять в прихожей, уставившись на свои ладони. Они всё ещё хранили тепло его прикосновений.
— Лен, ты чего застыла? — окликнул Сергей из кухни. — Пойдём поужинаем.
— Сейчас, — отозвалась я, но ноги словно приросли к полу.
Что это было? Почему я чувствую себя так, будто совершила что-то предосудительное? Ведь ничего же не делала. Это он…
— Лена! — снова позвал муж.
— Да-да, иду!
Я пошла на кухню, но мысли кружились вокруг одного: те слова — «жаль, что не мне достался этот дар». Может, он действительно нёс околесицу? Может, я накручиваю себя?
Но руки помнили. Слишком долгое касание. Слишком тёплое. Слишком личное.
За ужином Сергей делился рабочими новостями, а я кивала невпопад. Всё думала об этой фразе. О том взгляде. О том, как он медлил, отпуская мои руки.
***
Пять лет промелькнули незаметно. Данилка в свои три года превратил квартиру в гоночную трассу, а я научилась создавать шедевры дизайна под аккомпанемент детского гама.
— Лен, у меня деликатная просьба, — Сергей присел на край дивана, где я работала. — С папой дела неважно. То газ забудет выключить, то документы потеряет.
Я подняла глаза от макета. Данилка возился рядом с конструктором.
— Что предлагаешь?
— Пусть некоторое время поживёт с нами. Я понаблюдаю за его состоянием. Ты же дома постоянно — приглядишь немного.
В груди что-то сжалось. За прошедшие годы Борис Петрович стал осмотрительнее, но эти взгляды никуда не делись.
И комплименты. Иногда он стоял чересчур близко, когда помогал с покупками. Иногда его рука задерживалась на моём плече при приветствии.
— Серёж, а может, профессиональную сиделку? Или хороший пансионат поискать?
— Какой пансионат? — нахмурился он. — Он же не инвалид. Просто возраст берёт своё. Семья для того и существует, чтобы поддерживать друг друга.
Данилка подбежал к папе с роботом в руках.
— Папа, смотри! А дедушка Боря будет с нами жить?
— Да, малыш. Дедушке нужна наша забота.
— Круто! — завопил сын и умчался дальше.
Я посмотрела на их довольные лица и поняла: возражать бесполезно. Но внутри всё сжималось от предчувствия.
— Хорошо, — тихо согласилась я. — Пусть приезжает.
Борис Петрович переехал к нам с двумя чемоданами и коробкой семейных фотографий.
— Благодарю вас, дети, — сказал он, обнимая нас по очереди. — Не представляю, как бы справлялся один.
Первую неделю всё шло гладко. Он развлекал Данилку, помогал с хозяйством, рассказывал байки из прошлого. Почти как в старые добрые времена. Почти.
Но я всё чаще замечала: он ищет поводы остаться со мной наедине. Заглядывает на кухню во время готовки. Задерживается в гостиной, когда я за компьютером. Предлагает помочь с уборкой.
— Лена, помнишь мои слова о модельной карьере? — спросил он как-то, когда мы убирали игрушки. — До сих пор считаю, что ты многое теряешь.
— Борис Петрович, я довольна своим выбором.
— Безусловно, безусловно. Просто досадно видеть, как такая красота остаётся в тени.
Данилка уснул. Сергей задерживался на работе допоздна. Мы остались одни.
— Знаешь, — проговорил Борис Петрович, приближаясь, — иногда я размышляю о том, как невероятно Сергею повезло.
— Нам обоим повезло, — ответила я, отступая к стене.
— Нет, именно ему. — Ещё шаг навстречу. — Такая спутница жизни — это истинный дар небес.
— Борис Петрович, мне некомфортны подобные беседы…
— Лена. — Голос стал мягким, задушевным. — Я больше не могу скрывать. Я влюблён в тебя. С самого первого дня.
Кровь застыла в жилах.
— Простите?
— Не притворяйся, что ничего не замечала. Ты — свет моей жизни. Я не требую немедленного ответа. Просто подумай… Я бы боготворил тебя. Дал бы всё, чего ты достойна.
Я схватилась за край стола. Колени подгибались.
— Вы потеряли рассудок? Я замужем за вашим сыном!
— Мой сын многого не понимает, — спокойно сказал он. — А ты заслуживаешь гораздо большего, чем роль домохозяйки. Я мог бы открыть тебе целый мир. Выходи за меня.
— Замолчите немедленно!
— Обдумай это, Лена. Торопить не буду. Но я здесь. И готов ждать столько, сколько потребуется.
Он повернулся и вышел, оставив меня стоять у стола.
В прихожей послышались шаги Сергея.
— Привет! Как дела? Данилка спит?
— Да, — хрипло выдавила я. — Всё нормально.
Но нормального больше ничего не было. Борис Петрович разрушил хрупкое равновесие, которое мы поддерживали годами. Теперь его признание отравляло каждый взгляд, каждое невольное прикосновение.
А я должна была молчать. Ради Сергея. Ради семьи. Ради всех, только не ради себя.
Бессонная ночь растянулась в вечность. Я лежала рядом с мирно спящим Сергеем и мучительно думала: что дальше?
Как смотреть в глаза мужу, зная, что его отец сделал мне предложение? Как объяснить, что ничего не провоцировала?
Утром Сергей ушёл на работу, по-доброму чмокнув меня в висок.
— Присматривай за папой. Если что-то случится — сразу звони.
Данилка играл в детской. Борис Петрович неспешно завтракал на кухне, листая газету. Обыденное утро. Но я знала: разговор неминуем.
— Борис Петрович, нам необходимо кое-что обсудить.
Он поднял взгляд, улыбнулся с надеждой.
— Я так и думал. Ты всё взвесила?
— Да. — Я села напротив, сцепила пальцы на столе. — Вчерашнего разговора не существовало. И впредь таких не будет.
Улыбка сползла с его лица.
— Лена, понимаю, что ты растеряна…
— Не перебивайте меня. — Голос звучал ровно, хотя внутри бушевала буря. — Ещё одно неуместное слово, взгляд, намёк — и я расскажу Сергею абсолютно всё. Слово в слово.
— Лена, я…
— Я ещё не закончила. Вы зрелый человек. Вы отдаёте себе отчёт в своих действиях. Я не позволю вам превратить мою семью в руины ради ваших иллюзий.
Борис Петрович откинулся на спинку стула. В глазах мелькнуло раздражение.
— Думаешь, Сергей поверит тебе против родного отца?
— Возможно, нет. Но я рискну. А вы готовы к тому, что сын узнает о вашем истинном лице?
Он молча комкал газету в руках.
— Лена, ты не представляешь, каково это — быть одиноким… В мои годы…
— А вы не представляете, каково женщине, которую принуждают к невозможному выбору. — Я встала. — Я выбираю открытость.
Можете оставаться здесь как отец моего мужа. С соблюдением приличий и границ. Либо не оставаться вовсе.
— Ты жестока.
— Я откровенна. Это не одно и то же.
Данилка вбежал в кухню с игрушечным самолётом.
— Мама, дедушка Боря, давайте играть!
Я подняла сына на руки.
— Данилка, беги к себе. Мы скоро подойдём.
Мальчик умчался обратно. Борис Петрович смотрел в окно.
— Я не хотел причинять тебе страдания, — тихо произнёс он.
— Но причинили. Теперь исправляйтесь.
— Что ты от меня хочешь?
— Чтобы вы запомнили: я супруга вашего сына. Мать вашего внука. Больше ничего. Никаких особенных взглядов, слов, жестов. Никаких рассуждений о моей внешности или нереализованных возможностях.
Он молча кивнул.
— Понял.
— И ещё одно. Если почувствуете, что не справляетесь с собой — уезжайте. Лучше честно сказать Сергею о желании жить отдельно, чем превращать наш дом в какой-то ужас.
Спустя два дня Борис Петрович начал собираться.
— Решил съездить в санаторий, — объявил он Сергею. — Давно откладывал. Для здоровья полезно.
Сергей удивился, но возражать не стал.
— Как считаешь нужным, папа. Лишь бы тебе было хорошо.
Перед отъездом Борис Петрович подошёл ко мне.
— Прости глупого старика, — сказал негромко. — Я действительно не хотел всё разрушить.
— Спасибо за понимание, — ответила я.
Через месяц пришло письмо: «Лена, благодарю за то, что не превратила меня в чудовище в глазах сына. Ты оказалась мудрее и достойнее меня. Буду навещать вас, но по-иному. Даю слово.»
Борис Петрович слово сдержал. Теперь он приезжает еженедельно, играет с Данилкой, делится новостями.
Со мной разговаривает учтиво, но сдержанно. Никаких двусмысленностей. Никаких намёков. Просто дедушка, который наконец понял правила игры.
А я поняла нечто важное о себе. Я не только жена и мать. Я женщина, которая умеет сказать «нет» без скандалов и слёз. С достоинством и решительностью.
Семья уцелела. Но теперь в ней есть настоящее уважение ко мне — заработанное, а не дарованное. И это многого стоит.
Прошёл ещё год. Данилка пошёл в детский сад, я запустила собственную дизайн-студию, Сергей получил долгожданное повышение.
Жизнь вошла в спокойное русло, обрела стабильность и предсказуемость.
Борис Петрович стал постоянным воскресным гостем. Привозил внуку конструкторы, помогал по дому, рассказывал о жизни в санатории.
Между нами установились корректные, взвешенные отношения. Он больше не нарушал тех границ, которые я когда-то обозначила.
В одно из воскресений, пока я готовила обед, а Данилка спал после прогулки, Борис Петрович сидел с Сергеем в гостиной. Разговаривали приглушённо, но я улавливала отдельные фразы.
— Сын, мне нужно в кое-чём признаться, — голос свёкра звучал необычно серьёзно.
— Что-то случилось, папа?
— Помнишь тот период, когда я жил у вас? А потом внезапно укатил в санаторий?
— Конечно помню. Ты сказал, что для профилактики решил поехать.
Я застыла у плиты, сжав в руке лопатку. Неужели он решится на откровенность?
— Я обманул тебя. Уехал потому, что вёл себя недостойно. По отношению к Лене.
Повисла тишина. Затем растерянный голос Сергея:
— О чём ты говоришь?
— Делал ей неподобающие комплименты. Переходил границы. Даже… даже объяснился в чувствах.
Я прислонилась к стене. Сердце колотилось как бешеное.
— Папа, ты сейчас серьёзно?
— Абсолютно серьёзно. Я должен был рассказать давным-давно. — Борис Петрович тяжело вздохнул. — Я повёл себя как последняя сволочь. Поставил твою жену в невыносимое положение.
— А Лена… она знала об этом?
— Разумеется, знала. И отреагировала как порядочная женщина. Высказала мне всё начистоту. Поставила на место. Не стала рушить семью, но и себя в обиду не дала.
Снова тишина. Долгая и тягостная.
— Пойму, если не сможешь простить, — продолжал Борис Петрович. — Но молчать дальше не мог. Совесть не позволяет.
Шаги в коридоре. Сергей шёл на кухню. Я поспешно повернулась к плите, изображая занятость готовкой.
— Лен.
Я обернулась. Лицо мужа было бледным, взгляд смятенным.
— Это правда? То, что папа рассказал?
— Да, — тихо ответила я. — Правда.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Потому что он твой отец. Потому что я сама справилась. И потому что не хотела разрушать то, что можно было сохранить.
Сергей помолчал, осмысливая услышанное.
— Он… что он делал?
— Он просто говорил. Я пресекла. Мы достигли понимания. И всё наладилось.
— Боже мой, Лена… — Сергей крепко обнял меня. — Прости. Я должен был догадаться, защитить тебя.
— Серёж, всё в порядке. Честное слово. Твой отец осознал свою ошибку. Мы все вынесли из этого урок.
Мы вернулись в гостиную. Борис Петрович сидел, потупив взор.
— Папа, — сказал Сергей, — спасибо за честность. Это было правильно.
— Я дурак, — ответил свёкор. — Чуть не погубил самое ценное в вашей жизни.
— Но не погубил. — Я устроилась рядом с мужем. — Потому что мы все оказались лучше своих слабостей.
Борис Петрович поднял глаза.
— Лена, ты великодушная женщина. Я этого не заслужил.
— Заслужили. Потому что смогли остановиться. И потому что нашли силы признаться.
Данилка проснулся и прибежал к нам, размахивая подарком от дедушки. Самый обычный семейный вечер. Только теперь в нём не осталось недомолвок и тайн.
Поздним вечером, когда Борис Петрович уехал, а Данилка заснул, мы с Сергеем сидели на кухне за чаем.
— Я восхищаюсь тобой, — сказал муж. — Ты поступила мудро. Гораздо мудрее, чем поступил бы я.
— Я просто выбрала путь, который сохранял всех нас, — ответила я. — Иногда молчание разрушительнее правды. А иногда — наоборот.
— Откуда ты знала, как правильно?
— Прислушалась к себе. К тому, чего я по-настоящему хочу. Я хотела сберечь семью, но не за счёт собственного достоинства.
Сергей накрыл мою руку своей.
— Больше никаких секретов между нами. Договорились?
— Договорились.
Теперь наша семья изменилась. Стала честнее. Взрослее. Борис Петрович остался дедушкой Данилки и отцом Сергея, но отношения приобрели здоровый характер.
А я поняла: отстаивать себя — не эгоизм. Это необходимость, которая укрепляет всех вокруг.
