Безродная захотела отнять у нее сына! Подумать только, дочь какого-то там Пахома! Да, дворянина храброго, кровь за Родину проливавшего, но — незнатного, бедного и провинциального.
А имя-то какое! Пахом! С таким имечком только плуг тягать или извозчиком быть.
Графиня недобро усмехнулась, представляя, как в свете за ее спиною шепчутся: «Вон, свекровь Пахомовны пошла».
Вот так подарочек сделал любимый сын, выстраданный. Драгоценный ее Владимир. Нешто других девушек нет? Нет знатных красавиц с наследством в тысячи душ, в любой момент готовых пойти с ее сыночком под венец?
Нет, Пахомовну ему подавай! Люблю, говорит, не могу жить без нее.
Ну, да у матери всегда найдутся способы, как выцарапать любовь к другой женщине из сердца сына…
Екатерина Владимировна Орлова родилась 7 ноября 1770 года в семье графа Владимира Григорьевича Орлова и его супруги, светской дамы Елизаветы Петровны Штакельберг. Несмотря на то, что ее отец был младшим из пяти знаменитых братьев Орловых, девочка являлась наследницей богатейшего состояния и с самых ранних лет считалась одной из самых завидных невест империи.
Граф Орлов полагал, что богатство его дочери в какой-то момент объединится с состоянием какого-то знатного жениха, и в итоге возникнет самая богатая семья в России. Однако все получилось не так, как предполагал Владимир Григорьевич.
В 1799 году 19-летняя графиня Орлова влюбилась в бригадира Дмитрия Александровича Новосильцева, которого ранее из-за бедности его отвергла другая известная аристократка, графиня Панина. Бригадир подолгу гостил в доме Орловых. Когда Лиза сообщила отцу, что влюблена, граф понял, какую допустил ошибку, пустив под свою крышу молодого красавца-военного, да было уже поздно.
Семейная жизнь Лизы не задалась. Как вспоминал ее брат, Григорий Орлов, Дмитрий был человеком нервным, самолюбивым, заносчивым и вспыльчивым:
«Невозможно с ним ужиться никакому существу, хоть с ангельским характером».
Лиза смогла прожить рядом с мужем только один год. Узнав о романе Дмитрия Александровича на стороне, она немедленно с ним разъехалась.
Еще вполне молодая и привлекательная женщина практически перестала бывать в свете. Ее гостями были лишь католические пасторы, а ближайшим другом стал известный мистик-философ, сторонник вмешательства Божественного Провидения в судьбы людей, граф Жозеф де Местр, по совместительству — сардинский посланник в России.
Но главное свое утешение мадам Новосильцева нашла в единственном сыне, Владимире. Сын, дорогой «Ладя», стал для Екатерины Владимировны всем. Она обожала юношу, считала, что его ждет блестящее, потрясающее будущее.
Владимир, и правда, подавал большие надежды: он был успешен в учебе, музицировал на гобое, прекрасно танцевал, великолепно обращался с рапирой. Особо мать гордилась внешностью сына: высокий, стройный Владимир считался в свете невероятным красавцем и был предметом воздыхания многих дам и юных дев.
Когда Екатерина Владимировна смотрела на сына, ее сердце переполнялось материнской гордостью. В своих мечтах графиня видела рядом с Владимиром безупречную с ее точки зрения невесту: богатую красавицу из древнего и славного рода.
Но, как и в случае с нею самой, вышедшей замуж за бригадира, вмешалось столь любимое графиней Провидение.
Владимир полюбил бедную, скромную и незнатную девушку.
Фамилия у нее была Чернова. Ее отец, Пахом Чернов, служил в армии под началом фельдмаршала В.Ф. фон дер Остен-Сакена.
Владимир не стал тянуть с предложением, и попросил руки девушки у ее отца. Согласие было получено.
Казалось, счастью влюбленных быть, но вот только Владимир не учел позицию своей матушки. Екатерина Владимировна была категорически против этого брака. Да, ради счастья сына она с притворной приветливостью принимала Черновых у себя, да вот только за глаза говорила:
«Могу ли я согласиться, чтобы мой сын женился на какой-нибудь Черновой, да к тому же Пахомовне: никогда этому не бывать. Не хочу иметь невесткой Чернову Пахомовну – экой срам!».
Сыну графиня заявила категорически: «Ты не женишься на Пахомовне!». К сожалению, Владимир, даром что был флигель-адъютантом, оказался человеком мягкотелым, и напору матушки противиться не сумел.
Новосильцев отозвал свое предложение о браке.
Как водится, единственным по-настоящему верным защитником чести скомпрометированной девушки стал ее брат, подпоручик Семёновского полка Константин Чернов. Константин был крайне разозлен тем, как «богатенький сынок» Новосильцев поступил с его сестрой.
Друг Чернова, будущий декабрист Кондратий Рылеев, всячески поддерживал товарища в его благородной ярости: «Да как они смеют, эти аристократы! Да кем они себя возомнили!».
Подзуживаемый Рылеевым Константин отправил обидчику сестры вызов на дуэль.
Екатерина Владимировна, узнав о готовящейся дуэли, кинулась на прием к фельдмаршалу фон дер Остен-Сакену и пожаловалась на «этих Черновых». Фельдмаршал вызвал на ковер Пахома. Старому военному было приказано разрешить дело мирным путем, то есть, сообщить, что отец сам отказался выдать дочь за Владимира.
Пахом, который не желал дуэли с участием сына, немедленно выполнил указание вышестоящего начальства.
Казалось, пожар удалось погасить. Однако, в обществе немедленно поползли слухи, что Новосильцев струсил и уклонился от дуэли «с помощью дражайшей матушки».
Владимир этого стерпеть никак не мог, и на этот раз сам вызвал подпоручика на дуэль. Константин в ответ написал Новосильцеву письмо, в котором заверил, что не имеет к оскорбительным слухам ни малейшего отношения.
Владимир поверил своему сопернику и отозвал вызов на дуэль.
И вот здесь-то свою черную роль в этой страшной истории сыграл Кондратий Федорович Рылеев. Для вольнолюбца поединок Новосильцева и Чернова был столкновением двух миров — мира «заевшейся» аристократии и мира «униженных и оскорбленных». Рылеев был уверен, что эта дуэль может быть полезна для революционного дела.
Кондратий Федорович, не давая огню погаснуть, пишет Новосильцеву оскорбительное письмо, а затем убеждает Чернова снова отправить обидчику вызов.
После этого дуэль становится неизбежной.
10 сентября 1825 года на окраине Лесного парка в Петербурге собралось шестеро молодых людей: секунданты полковник Герман, подпоручик Рылеев, ротмистр Реад и подпоручик Шипов; а также два дуэлянта – Константин Чернов и Владимир Новосильцев.
Условия дуэли были смертельными. Противники должны были стреляться с дистанции в восемь шагов, приближаясь к барьерам, которые были установлены на расстоянии в пять шагов. Если при первом выстреле не удалось получить «результата», следовало перезарядить пистолеты и продолжить поединок.
Перезаряжать пистолеты не потребовались. Когда над мирным осенним лесом прогремели два выстрела и развеялся сизый дым, секунданты увидели лежащего навзничь Чернова – пуля попала ему в голову, а также смертельно раненого в печень Новосильцева.
Владимира немедленно доставили домой, к матери. Екатерина Владимировна, по свидетельствам, «закричала так, как не может кричать человек», затем в буквальном смысле принялась рвать на себе волосы. Послали за знаменитым доктором Арендтом. Графиня пообещала врачу 1000 рублей, если он сможет вытащить сына с того света. Тщетно.
14 сентября 1825 года Владимира Новосильцева не стало.
Единственным «победителем» в этом поединке стал Рылеев. Кондратий Федорович и его Северное тайное общество устроили из похорон Чернова первую в Российской империи политическую манифестацию. Участник вспоминал:
Решено было, когда Чернов умер, чтобы за его гробом не смело следовать ни одного экипажа, а все, кому угодно быть при похоронах, шли бы пешком, — и действительно страшная толпа шла за этим хоть и дворянским, но все-таки не аристократическим гробом — человек 400. Я сам шел тут. Это было что-то грандиозное.
Смерть Константина была представлена как очередное злодеяние «угнетателей», для которых сын простого военного служаки – лишь расходный материал.
Друг А.С. Пушкина Вильгельм Кюхельбекер написал суровые стихи:
Клянёмся честью и Черновым:
Вражда и брань временщикам,
Царя трепещущим рабам,
Тиранам, нас угнесть готовым!
Рылеев потирал руки.
А в то время в своем опустелом доме сидела «Черная графиня» — так стали называть Екатерину Владимировну Новосильцеву после того, как она надела траур по сыну – черное одеяние, похожее на саван.
По просьбе Екатерины Владимировны при бальзамировании сердце ее сына было удалено и помещено в серебряный сосуд. Этот сосуд она частенько держала в руках.
Не захотев быть свекровью «Пахомовны», графиня потеряла самое дорогое, что у нее было – своего сына.
Мадам Новосильцева более никогда не сняла траура. Свою дальнейшую жизнь она посвятила религии и благотворительности, стремясь искупить свою вину. Неподалеку от места, где произошла роковая дуэль, графиня построила церковь, которая получила сразу два названия – неофициальное — Новосильцевская и официальное Князь-Владимирская (в честь святого равноапостольного князя Владимира).
Екатерина Владимировна щедро помогала обездоленным, сиротам и бедным, но ее душа все равно не была спокойна.
«Я убийца моего сына, помолитесь, владыко, чтобы я скорей умерла».
Так графиня говорила митрополиту Филарету, службы которого она постоянно посещала.
Но Господь не дал ей скорой смерти.
В 1835 году, через десять лет после трагической дуэли, скончался муж Новосильцевой, который винил ее в смерти сына. Екатерина Владимировна приняла в своем доме внебрачных детей супруга, всячески им помогала.
Благотворительная деятельность графини была огромна: ни одна знатная дама не сделала для бедных столько добра, как Екатерина Владимировна. Она кормила сирот, помогала обездоленным матерям-одиночкам с жильем, создала знаменитую Новосильцевскую богадельню, расположенную рядом с Владимирской церковью в Лесном парке.
Нищий люд знал: если нужна помощь, надо идти «к Новосильцевым».
31 октября 1849 года Екатерина Владимировна Новосильцева скончалась в почтенном возрасте 78 лет.
Она прожила долгую жизнь, чтобы вымолить у Бога прощение за то, что из-за ее гордыни и амбиций была растоптана любовь и погибли два юноши, жизнь многих людей была навеки испорчена.
Простил ли ее Господь? Кто знает…
Ну, а что же «Пахомовна»?
В 1832 году, 24 лет от роду, Екатерина Чернова влюбилась в красавца-военного Николая Михайловича Лемана, который позднее дослужился до звания генерал-лейтенанта.
Вышла замуж, родила четырех девочек и четырех мальчиков. Счастливо прожила со своей семьёй до глубокой старости…
