— Алён, ты уже вышла? А то отчёт горит, нужно пару цифр сверить.
— Вышла, Света, вышла. Еду уже. Давай завтра, ладно? Голова чугунная, просто хочу домой.
Алёна сбросила вызов и прислонилась лбом к холодному стеклу автобуса. «Домой». Какое простое и тяжёлое слово. Последний месяц оно снова начало обретать свой первоначальный смысл — место, где тебя ждут, где пахнет ужином, а не перегаром, где можно выдохнуть. Она смотрела на проплывающие мимо огни вечернего города и физически ощущала это хрупкое, почти стеклянное затишье, которое установилось в её жизни. Затишье, за которое она заплатила всем, что у неё было.
В памяти всплыла картинка, чёткая, как скриншот на экране телефона: личный кабинет онлайн-банка, строка с накоплениями и цифра, от которой сладко щемило сердце. Триста восемьдесят тысяч. Её личная вершина, её Эверест, покорённый за три года без отпусков и с постоянными подработками. Деньги на первоначальный взнос. На крохотную студию в новостройке, но свою. На четыре стены, которые никто не сможет у неё отнять. А потом — одна транзакция с пометкой «Оплата услуг. RehabMedCenter», и цифра превратилась в жалкие три тысячи семьсот рублей. Сбережения сгорели в один клик. Сгорели, чтобы дать ему шанс. Последний.
Она помнила тот день, когда ушла. Недельный запой Игоря, его стеклянные глаза, которые не узнавали её, липкая грязь в съёмной квартире и ощущение абсолютного дна. Она просто собрала сумку и уехала к подруге, оставив его одного в этом свинарнике. А потом начались звонки. Сначала пьяные, бессвязные. Потом — трезвые, полные отчаяния и мольбы. Он стоял под окнами у её подруги, худой, серый, жалкий. И клялся. Клялся так, как клянутся только люди, стоящие на самом краю. «Я всё понял, Алёнка. Всё! Это конец. Я без тебя не смогу, я сдохну здесь один. Только вернись. Я сделаю всё, что скажешь. Закодируюсь, в клинику лягу, что угодно!»
И она поверила. Не потому, что была дурой. А потому, что устала ненавидеть человека, которого всё ещё любила. Она нашла лучшую клинику в городе, самую дорогую, с лучшими отзывами. Она сама отвезла его туда. И оплатила счёт. Весь. До копейки.
Месяц прошёл как во сне. Игорь вернулся другим человеком. Исчезла суетливость в движениях, мутный взгляд, вечное раздражение. Он стал спокойным, внимательным. По утрам на кухне пахло свежесваренным кофе, а не вчерашним пивом. Он встречал её с работы, помогал нести сумки, они вместе готовили ужин и смотрели фильмы. Он пах её гелем для душа и чистотой, а не той кислой вонью, которая въелась, казалось, в саму мебель. Каждый день этого месяца Алёна засыпала с робкой надеждой: «А вдруг получилось? Вдруг это навсегда?». Но где-то в глубине души сидел холодный, цепкий страх, который заставлял её вздрагивать от каждого резкого звука и прислушиваться к его дыханию по ночам.
Автобус остановился. Её остановка. Алёна вышла в промозглую ноябрьскую сырость и пошла к своему дому. Она уже представляла, как снимет тяжёлые сапоги, как Игорь обнимет её и спросит, как прошёл день. Может, он даже приготовил что-то вкусное. Она позволила себе улыбнуться этой мысли. Подходя к подъезду, она достала телефон, чтобы написать ему «Я у дома», но передумала. Пусть будет сюрприз. Она тихо поднялась на свой третий этаж, стараясь не стучать каблуками. Вот и знакомая, обитая тёмным дерматином дверь. Она уже запустила руку в сумку, нащупывая холодный металл ключей, когда из-за двери донеслись звуки. Не телевизор. Гул нескольких мужских голосов. И смех. Громкий, раскатистый, булькающий хохот, который она знала слишком хорошо. Так смеялся Вадик, его главный собутыльник. Её рука замерла на полпути к замку.
Холодный металл ключа обжигал пальцы сквозь тонкую ткань перчатки. Каждый булькающий раскат смеха из-за двери отзывался в голове Алёны глухим ударом. Это был не просто смех. Это был звук её прошлого, звук липких полов, грязной посуды и пустых обещаний. Звук, который она, как ей казалось, вытравила из своей жизни калёным железом и всеми своими сбережениями. Она на секунду замерла, и в голове промелькнула трусливая мысль: развернуться, уйти, сделать вид, что её здесь не было. Но что-то внутри, твёрдое и злое, не позволило ей этого сделать. Она заплатила за эту тишину. И она имела право увидеть, кто её украл.
Щелчок замка прозвучал оглушительно громко, но в квартире его никто не услышал. Алёна толкнула дверь и вошла. Воздух в прихожей был густым и липким. Он пах тем самым коктейлем, который она надеялась больше никогда не почувствовать: запах водки, дешёвой колбасной нарезки, маринованных огурцов и застарелого сигаретного дыма, который тянуло с лестничной клетки. Месяц ароматов чистоты, кофе и свежей выпечки был стёрт, аннигилирован за несколько часов.
Она прошла на кухню. Картина, открывшаяся ей, была до тошноты знакомой, классической. За столом, который она ещё утром протирала до блеска, сидели трое. Вадик, массивный, с красным, лоснящимся лицом. Серый, тощий и суетливый, уже наливающий по новой. И в центре — он. Игорь. Её Игорь, который ещё утром провожал её на работу с ясными, чистыми глазами. Сейчас его глаза блестели пьяной, бездумной радостью. На столе стояла начатая вторая бутылка водки, валялись шкурки от колбасы, крошки хлеба и плавали в мутном рассоле огурцы. Праздник.
Они заметили её не сразу. Первым поднял голову Серый и замер с бутылкой в руке. Вадик обернулся, его весёлая гримаса медленно сползла с лица. Игорь увидел её последним. И его реакция была самой страшной. В его взгляде не было ни вины, ни страха, ни сожаления. Только искреннее, пьяное, собачье счастье от её появления. Он расплылся в широкой улыбке, приподнялся со стула, чуть качнувшись, и раскинул руки для объятий.
— Алёнка, присоединяйся, мы отмечаем моё выздоровление!
Эта фраза не оглушила её. Она подействовала как мощный анестетик, мгновенно заморозив всё внутри. В этот момент внутри неё что-то умерло. Окончательно и бесповоротно. Хрупкая надежда, которую она так бережно выхаживала весь этот месяц, рассыпалась в пыль. Огромная сумма, списанная со счёта, перестала быть трагедией. Она стала стоимостью билета. Билета на выход из этого грязного, липкого болота. Билета в один конец.
Алёна молча закрыла за собой входную дверь. Глухой щелчок заставил всех троих вздрогнуть. Она не кричала. Не плакала. Она медленно, с какой-то отстранённой аккуратностью, сняла с плеча сумку и поставила её на пол в коридоре. Затем так же медленно размотала шарф. Расстегнула пуговицы на пальто. Каждое её движение было выверенным, лишённым суеты. Она сняла пальто и аккуратно повесила его на вешалку. В кухне повисла напряжённая тишина, нарушаемая только тихим гудением холодильника. Игорь всё ещё стоял с глупой улыбкой на лице, не понимая, почему представление не продолжается.
Она вошла на кухню, остановившись в дверном проёме. Она посмотрела сначала на Вадика, потом на Серого. Её взгляд был абсолютно пустым и трезвым. Как у хирурга, осматривающего операционное поле перед первым разрезом.
Она стояла в дверном проёме, и её спокойствие было страшнее любого крика. Вадик и Серый перестали смеяться и теперь напряжённо следили за ней, как мыши за замершей кошкой. Игорь, всё ещё не понимая масштаба катастрофы, сделал шаг к ней.
— Алёнка, ты чего? Мы тут…
Она остановила его одним движением руки — просто выставила вперёд ладонь. Этот жест был не просьбой, а приказом. Приказом замереть. И он замер. Она перевела свой холодный, пустой взгляд на Серого, который суетливо поставил бутылку на стол.
— На выход.
Голос был ровным, безэмоциональным, но в нём была такая стальная твёрдость, что Серый дёрнулся, словно его ударили. Он растерянно посмотрел на Игоря, потом на Вадика, ища поддержки.
— Э… мы это… сейчас уже, — промямлил он, начиная неуклюже подниматься из-за стола.
Тут очнулся Вадик. Пьяная бравада взяла своё.
— Алён, ты чего начинаешь? Мы ж по-тихому, за Игорёху радуемся. Человек в строй вернулся! Че ты праздник портишь? Алёна медленно повернула голову в его сторону. Она не повысила голос, но каждое слово било, как молоток по гвоздю. — Твой бесплатный алкоголь закончился. Бар закрыт. Встали оба и вышли из моей квартиры.
Слово «моей» она произнесла с едва заметным, но ледяным нажимом. Это была её съёмная квартира, её территория, её правила. Игорь наконец начал приходить в себя. Глупая улыбка исчезла, сменившись растерянностью и подступающим раздражением.
— Алён, прекрати! Это мои друзья! Ты чего их выгоняешь?
Она даже не посмотрела на него. Её взгляд был прикован к Вадику, который налился багровой краской.
— Я повторяю последний раз. Вы оба. Встали. И пошли вон. Прямо сейчас.
В её голосе не было угрозы, но была абсолютная, несокрушимая уверенность. Уверенность человека, которому больше нечего терять. Серый уже пробирался к выходу, стараясь не смотреть ей в глаза. Вадик ещё секунду пыжился, но, встретившись с её взглядом, сдулся. Он понял, что спорить бесполезно. Он что-то злобно буркнул себе под нос, схватил со стула свою куртку и двинулся следом за Серым. Дверь за ними захлопнулась.
И вот они остались одни. Среди грязных тарелок, недопитой водки и липкого запаха предательства. Игорь смотрел на неё, и в его глазах разгоралась пьяная обида.
— Ну и что это было? Что за цирк ты устроила? Я месяц не пил! Месяц! Решил с пацанами посидеть, отметить! Что в этом такого?!
Алёна молчала. Она медленно обошла стол, взяла в руки почти пустую бутылку водки, взвесила её в руке, словно оценивая ущерб. Потом посмотрела на рассыпанные по скатерти крошки, на жирные пятна.
— Ну скажи хоть что-нибудь! Чего ты молчишь как неживая?! — его голос начал срываться на крик.
Она поставила бутылку на стол. Звук стекла о столешницу прозвучал как выстрел. И только после этого она посмотрела ему прямо в глаза.
— Ты обещал бросить пить, если я к тебе вернусь! Я потратила на твоё лечение все свои сбережения, а ты снова напился с дружками? Это был твой последний шанс!
Она произнесла это так спокойно, так отчётливо, словно зачитывала приговор, который не подлежит обжалованию. До Игоря наконец начало доходить. Не умом, а каким-то животным инстинктом он почувствовал, что пропасть, разверзшаяся между ними в эту минуту, уже непреодолима.
— Алёнка… ну это же просто посиделки… Я же не в запое! Я завтра буду как огурчик! Она криво усмехнулась.
— Ты его только что пропил. Свой шанс. Вместе с ними.
Сказав это, она развернулась и молча вышла из кухни, оставив его одного стоять посреди этого грязного, жалкого «праздника». Оставив его наедине с осознанием того, что он только что совершил.
Игорь остался стоять на кухне. Он несколько раз моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд на дверном проёме, где только что была Алёна. Пьяный мозг отказывался обрабатывать информацию, подсовывая привычные сценарии: сейчас она поплачет в комнате, потом выйдет, они будут кричать друг на друга до хрипоты, может быть, он даже встанет на колени, а утром всё будет как обычно. Он сел на табуретку, налил себе полстакана водки и залпом выпил. В ушах зашумело. Он услышал, как в комнате щёлкнула кнопка ноутбука. Работает? Решила его проигнорировать? Обида снова начала закипать.
Он вытащил телефон.
«Алёнка?»
Сообщение доставлено. Ответа нет.
«Ну хватит дуться. Я реально просто отметил. Это не то, что ты подумала».
Снова тишина. Он услышал, как в комнате тихонько зашуршала мышка. Это взбесило его. Он там сидит, переживает, а она в интернете лазит!
«Ты будешь со мной разговаривать или нет?!» «Я вообще-то ради тебя в эту клинику лёг! Я старался!» «Алён, я тебя люблю».
Он смотрел на экран, ожидая, когда появится надпись «печатает…». Но она не появлялась. Вместо этого он услышал тихие, ровные шаги. Алёна вышла из комнаты и прошла мимо кухни в прихожую, даже не взглянув на него. Она открыла шкаф, достала свою сумку, которую оставила там, когда пришла. Игорь вскочил, опрокинув табуретку.
— Ты куда-то собралась? Ночью? Ты серьёзно?
Она не ответила. Она вернулась в комнату. Игорь пошёл за ней, его шатало. Он замер в дверях. Алёна сидела за столом и смотрела в экран ноутбука. Она не собирала вещи. Она не металась по комнате. Она была абсолютно спокойна. На экране светилась страница онлайн-банка. Он увидел цифру, от которой у него перехватило дыхание: 380 000 ₽. И ниже, красным — списание ровно этой же суммы. Пометка: «RehabMedCenter». Она сидела и смотрела на эту строчку. Просто смотрела, как смотрят на старую фотографию или свидетельство о смерти.
Потом её пальцы забегали по клавиатуре. Несколько быстрых кликов. Она перевела оставшиеся на счёте несколько тысяч на другую карту. Он видел, как на экране мелькнуло уведомление «Операция выполнена успешно». После этого она взяла свой телефон. Её большой палец двигался по экрану с холодной точностью. Она открыла его контакт. Нажала на три точки в углу экрана. «Заблокировать». Подтвердила. Потом открыла контакт Вадика. Заблокировала. Затем — Серого. Заблокировала. Она методично выжигала все мосты, все ниточки, ведущие к нему.
Игорь стоял и смотрел на это, и пьяный туман в его голове начал рассеиваться, уступая место ледяному ужасу. Это не была очередная ссора. Это была казнь.
— Алёна… что ты делаешь… прекрати…
Она подняла голову и посмотрела на него. В её глазах не было ничего. Ни любви, ни ненависти, ни обиды. Пустота. Выжженная земля. Она встала, подошла к комоду, где лежала всякая мелочь, и взяла его ключи от её квартиры. Его единственный комплект. Затем она подошла к нему вплотную. От него несло водкой и страхом. Он хотел схватить её за руку, что-то сказать, но не смог. Она взяла его ладонь, разжала его онемевшие пальцы и вложила в них холодный металл ключей.
— Что это? — прохрипел он. Она ничего не ответила. Просто молча взяла свою сумку, висевшую на плече, и пошла к выходу. Не оборачиваясь. Он бросился за ней. — Алёна, постой! Не уходи! Куда ты пойдёшь?! Алёна!
Она уже была в коридоре. Она не обернулась. Щёлкнул замок. Потом ещё один. Дверь закрылась. Он остался один в её квартире. С ключами в руке. Ключами, которые через несколько часов, когда она сообщит хозяину о смене замка, превратятся в бесполезный кусок металла.
Алёна вышла на улицу. Морозный воздух ударил в лицо, прочищая лёгкие от запаха её мёртвой жизни. Она не плакала. Она достала телефон, открыла их переписку. Его последние жалкие сообщения горели на экране. Не читая, она нажала и удержала палец на его имени. «Удалить чат». «Вы уверены, что хотите удалить чат? Это действие нельзя будет отменить». Она нажала «Да». Чат исчез. Навсегда…
