— Витя, посмотри на меня.
Кристина стояла посреди гостиной, идеально прямая, словно выточенная из слоновой кости. Её тёмно-синее платье-футляр сидело как вторая кожа, безупречный макияж был маской спокойствия, а собранные в тугой пучок волосы не давали выбиться ни единой прядке. Она была похожа на генерала, отдающего последние распоряжения перед решающим сражением.
Из спальни, насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, вышел Виктор. На нём всё ещё был халат, волосы влажно торчали после душа. Он с улыбкой подошёл к ней и попытался обнять, но она сделала едва заметный шаг назад, оберегая своё боевое облачение.
— Что, Кристиш, уже в образе Снежной королевы? Ещё даже из дома не вышли.
— Я не шучу, — её голос был ровным, безэмоциональным, и от этого казался ещё более весомым. — Сегодняшний вечер решает всё. Ты понимаешь это? Три года моей работы. Три года отменённых отпусков, вечеров в офисе и отчётов по выходным. Всё это ради одного разговора в неформальной обстановке.
Он перестал улыбаться. На его лице появилось выражение снисходительного понимания, которое бесило её больше открытого спора.
— Кристин, я всё понимаю. Сергей Валерьевич, твой начальник. Я должен произвести на него впечатление. Я готовился. Почитал про его компанию, даже про их последний квартальный отчёт.
— Мне не нужно, чтобы ты производил впечатление, — отрезала она. — Мне нужно, чтобы ты был… фоном. Просто приятным, молчаливым фоном. Пожалуйста. Никакой политики. Особенно про налоги, я тебя умоляю. У Сергея Валерьевича на этот счёт очень консервативные взгляды.
Виктор усмехнулся и провёл рукой по волосам.
— Да что ты так завелась? Я же не на митинг иду. Поговорим о погоде, о футболе. Я умею поддерживать беседу.
— И не пей много, — продолжила она, игнорируя его реплику. — Два бокала вина. Максимум. И слушай больше, чем говори. Кивай, улыбайся и соглашайся. Особенно с его женой, Аллой Игоревной. Она обожает, когда её слушают. Твоя задача — очаровать её своей молчаливой улыбкой. Справишься?
Он картинно вскинул руки.
— Буду как мебель. Красивая, дорогая итальянская мебель. Довольна? — в его голосе проскользнула обида. Ему не нравилось, когда ему отводили второстепенную роль. Он привык быть центром любой компании, душой вечеринки, человеком, который всегда знает лучший анекдот и самую острую тему для спора.
Кристина на мгновение прикрыла глаза. Она видела, что он не понимает. Не понимает, что на кону стоит не его самолюбие, а её будущее. Что Сергей Валерьевич — человек старой закалки, для которого имидж, семья и репутация сотрудника значат не меньше, чем его профессиональные качества. Он выбирал себе не просто начальника отдела, он выбирал человека в свой ближний круг. И любая ошибка сегодня могла стоить ей всего.
— Я серьёзно, Вить. Это не просто ужин. Это моё собеседование. И ты — его часть. Самая непредсказуемая и потому самая опасная.
Он подошёл к ней вплотную и, взяв её за плечи, посмотрел прямо в глаза. Его лицо стало серьёзным.
— Кристина, я люблю тебя. И я хочу, чтобы ты получила это место. Я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить. Честное слово.
Он говорил искренне, и на секунду она почти поверила ему. Почти. Но потом он подмигнул, и вся его напускная серьёзность рассыпалась.
— Да расслабься, всё будет нормально. Пойдём, я оденусь, а то твой начальник подумает, что я собираюсь соблазнять его в халате.
Он ушёл в спальню, а Кристина осталась стоять посреди комнаты. Она подошла к большому зеркалу в прихожей и посмотрела на своё отражение. Идеальная причёска, идеальное платье, идеальная маска уверенности на лице. Но за всем этим был холодный, липкий страх. Она знала своего Виктора. Она знала его потребность быть в центре внимания. И она знала, что его «всё будет нормально» — это не обещание, а лишь отсрочка неминуемой катастрофы.
Ресторан «Версаль» был именно таким, каким его описывали в глянцевых журналах: тяжёлые портьеры, приглушающие звуки города, белоснежные скатерти, накрахмаленные до хруста, и официанты, двигающиеся с бесшумным достоинством призраков. Сергей Валерьевич, мужчина лет пятидесяти с массивным подбородком и проницательным взглядом, который, казалось, сканировал тебя насквозь, уже сидел за столиком вместе с супругой Аллой Игоревной — ухоженной, элегантной женщиной с усталыми глазами и вежливой, ничего не выражающей улыбкой.
Первые полчаса прошли на удивление гладко. Виктор, казалось, помнил каждое слово инструктажа. Он был очарователен, но сдержан. Он внимательно слушал рассказы Аллы Игоревны о её последней поездке в Италию, вставлял уместные комплименты и почти не прикасался к своему бокалу с вином. Кристина чувствовала, как ледяной комок тревоги внутри неё начинает понемногу таять. Она с лёгкостью поддержала разговор о новом проекте, который Сергей Валерьевич упомянул вскользь, продемонстрировав свою полную осведомлённость и заинтересованность. Начальник одобрительно кивал. Возможно, всё обойдётся.
Первый тревожный звонок прозвенел, когда официант принёс горячее. Виктор, до этого момента державшийся молодцом, залпом допил свой второй бокал и тут же подозвал официанта, чтобы заказать третий. Кристина бросила на него короткий, предостерегающий взгляд, но он его проигнорировал.
— А вы знаете, Сергей Валерьевич, — внезапно вклинился он в разговор о рыночных тенденциях, — Кристина у меня — настоящий трудоголик. Я иногда думаю, что она и меня скоро в экселевскую таблицу впишет, в графу «активы с сомнительной рентабельностью».
Шутка повисла в воздухе, густом, как соус на их тарелках. Алла Игоревна вежливо улыбнулась уголками губ. Сергей Валерьевич лишь медленно прожевал кусок стейка и, подняв на Виктора тяжёлый взгляд, произнёс:
— В нашей компании мы ценим самоотдачу. Это качество отличает успешного сотрудника от посредственного.
Это не было упрёком, но прозвучало как приговор. Кристина тут же поспешила сменить тему, заговорив о планах на расширение IT-отдела. Но трещина уже пошла по гладкой поверхности вечера.
Второй акт катастрофы начался, когда Виктор, уже заметно раскрасневшийся, услышал фразу начальника о новой налоговой реформе.
— Это грабёж средь бела дня, — авторитетно заявил Сергей Валерьевич. — Они душат малый и средний бизнес, не понимая, что именно он — основа здоровой экономики.
Виктор громко хмыкнул в свой бокал.
— Ну, это вы зря, Сергей Валерьевич. Это как раз очень правильный шаг. Вы просто смотрите с позиции крупного капитала, а надо смотреть шире. Налоги — это кровь государства! Их надо собирать жёстко, чтобы всякие умники не уводили деньги в офшоры. Всё правильно делают.
Кристина замерла, вцепившись пальцами в ножку своего бокала. Она чувствовала, как кровь отхлынула от её лица. Виктор, человек, который едва мог правильно заполнить свою собственную налоговую декларацию, с пьяной уверенностью поучал финансового директора крупной корпорации, как устроена экономика.
Сергей Валерьевич отложил вилку и нож. Он посмотрел на Виктора не со злостью, а с холодным любопытством учёного, разглядывающего под микроскопом особенно примитивный организм.
— Интересная точка зрения, молодой человек. Вы, должно быть, обладаете доступом к инсайдерской информации, недоступной простым смертным вроде меня.
Унижение в его словах было таким концентрированным, что его можно было резать ножом. Но Виктор, опьянённый вином и собственной значимостью, не почувствовал этого. Он собирался продолжить, но Кристина под столом так сильно сжала его колено, что он поморщился и замолчал.
Десерт подавали в почти полном молчании. Кристина просто хотела, чтобы этот вечер закончился. Она была готова на всё, лишь бы дожить до момента, когда можно будет сесть в такси. Но у Виктора был заготовлен финальный аккорд. Решив, видимо, что атмосфера стала слишком напряжённой, он решил разрядить её «убойной историей».
— А хотите, расскажу, почему Кристина так переживает за свою репутацию? — громко начал он, привлекая внимание не только своего столика. — У нас был новогодний корпоратив два года назад. Так вот, эта ответственная леди так наотмечалась, что мы её потом полчаса искали. А нашли, знаете где? Спит в шкафу для верхней одежды, в обнимку с чьей-то норковой шубой! Весь офис тогда на ушах стоял!
Он заливисто рассмеялся, ожидая, что все поддержат его веселье. Но никто не засмеялся. Алла Игоревна смотрела на Кристину со смесью жалости и брезгливости. Сергей Валерьевич перевёл свой непроницаемый взгляд с Виктора на неё. В его глазах не было ни удивления, ни осуждения. В них было что-то гораздо хуже — окончательная оценка. Он увидел не перспективного кандидата на руководящую должность. Он увидел женщину, которая выбрала себе в спутники пьяного, несдержанного идиота. И этот выбор говорил о ней больше, чем любой диплом или идеально выполненный проект.
Прощание у входа в ресторан было коротким и убийственно вежливым. Сергей Валерьевич пожал Виктору руку — вяло, кончиками пальцев, словно дотрагиваясь до чего-то неприятного. Кристине он лишь коротко кивнул:
— Спасибо за вечер, Кристина. Мы с вами свяжемся в понедельник.
«Мы с вами свяжемся». Не «жду тебя в понедельник у себя», не «обсудим детали». Эта казённая, безликая фраза была вежливой формой отказа. Алла Игоревна одарила её быстрой, сочувствующей улыбкой и, не сказав ни слова, скользнула в поданный водителем автомобиль.
Вызванное такси подъехало почти сразу. Чёрный седан безмолвно поглотил их с холодной улицы. Кристина села у окна, Виктор — рядом, но она инстинктивно прижалась к двери, создавая между ними максимально возможное пространство. Дверцы захлопнулись, отрезая их от мира.
Внутри автомобиля пахло дешёвым ароматизатором «хвоя» и чем-то ещё — застарелым табаком. Водитель молча включил счётчик, и машина плавно тронулась, вливаясь в поток ночного города. За окном проносились размытые огни витрин, фонарей, фар. Город жил своей жизнью, яркой и безразличной.
— Ну чего ты надулась? — первым нарушил молчание Виктор. От него всё ещё пахло вином и самодовольством. — Нормально же посидели. Мужик он, конечно, с гонором, но вроде свойский. Поговорили по душам.
Кристина не ответила. Она смотрела в окно на проплывающие мимо здания, но не видела их. Перед её глазами стояло лицо Сергея Валерьевича в тот момент, когда Виктор рассказывал свою «смешную историю». Это было лицо человека, который только что с отвращением раздавил назойливое насекомое. Она не злилась. Злость была горячей, бурной эмоцией, а внутри неё сейчас был только холод. Ровный, арктический холод, который замораживал все чувства, оставляя лишь абсолютную, кристальную ясность.
— Крис, ты меня слышишь? — он попытался положить ей руку на колено.
Она не отдёрнула ногу. Она просто напрягла мышцы так, что его ладонь ощутила под собой не живую плоть, а камень. Он неуверенно убрал руку.
В её голове больше не было паники по поводу упущенного повышения. Эта битва была проиграна, и она приняла это как факт. Теперь её мозг, освободившись от тревоги за карьеру, с безжалостной логикой анализировал другое. Она прокручивала не сегодняшний вечер, а последние пять лет своей жизни. Вот Виктор обещает помочь ей с переездом и не приходит, потому что «ребята позвали на футбол». Вот он «забывает» заплатить за интернет, и она узнаёт об этом посреди важной онлайн-конференции. Вот он высмеивает её новую стрижку перед всеми её подругами, потому что «ну а что, это же правда смешно».
Это были мелочи, маленькие уколы, которые она списывала на его характер, на его «лёгкость» и «непосредственность». Она всегда находила ему оправдания. Но сегодня, в этом такси, пахнущем искусственной хвоей, все эти мелочи сложились в одну отчётливую, уродливую картину. Дело было не в его беспечности. Дело было в том, что её мир, её цели, её чувства никогда не были для него по-настоящему важны. Они были лишь декорациями, на фоне которых он играл свою главную роль — роль обаятельного и весёлого парня. И сегодня он сыграл её блестяще.
— Через двести метров поверните направо, — бесцветным голосом сообщил навигатор.
— Ты хотя бы понимаешь, что ты сделал? — спросила она, не поворачивая головы. Голос её был таким же ровным и механическим, как у навигатора.
Он фыркнул.
— Ой, всё, началось. Да что я такого сделал? Рассказал байку? Кристин, у людей с чувством юмора это не вызывает проблем. Если твой босс такой зануда, может, тебе и не нужна такая работа?
И в этот момент она всё поняла окончательно. Он даже не пытался извиниться. В его вселенной он был прав. Он просто был собой, а если это кому-то не нравится — это их проблемы.
Машина остановилась у их подъезда. Водитель назвал сумму. Кристина молча достала из сумочки карту и приложила к терминалу. Она вышла из машины первой, не дожидаясь его. Звук её каблуков по асфальту был единственным звуком между ними. Она открыла дверь подъезда, вошла в лифт. Он вошёл следом. Они поднялись на свой этаж в полной тишине, нарушаемой лишь гулом механизма. Ключ в замке повернулся с сухим, окончательным щелчком. Дверь квартиры закрылась за ними, отрезая последний путь к отступлению.
Дверь за ними закрылась, и щелчок замка прозвучал в тишине прихожей как выстрел. Виктор облегчённо выдохнул, стягивая с себя пиджак и бросая его на кресло. Для него вечер закончился, напряжение спало, и теперь можно было расслабиться. Он уже приготовился к стандартному сценарию: к упрёкам, к её обиженному молчанию на пару дней, после которого он купит ей цветы, и всё вернётся на круги своя. Но Кристина не пошла в спальню переодеваться. Она осталась стоять посреди прихожей, сняв туфли, и спокойно повернулась к нему. На её лице не было ни злости, ни обиды. Там была пустота.
— Ты доволен?
Вопрос был задан тихо, без малейшей дрожи в голосе. Это было не начало ссоры. Это было начало конца.
— Чем доволен? Крис, хватит, — он устало отмахнулся. — Ну, перегнул немного с шуткой про шкаф, с кем не бывает? Зато разрядил обстановку. А то сидели все, как на поминках.
Она смотрела на него так, словно видела впервые. Не как на любимого мужчину, не как на близкого человека, а как на незнакомый предмет, изучая его функции и находя его совершенно бесполезным.
— Разрядил обстановку? Ты правда так думаешь? Ты влез в разговор, в котором ничего не понимаешь. Ты начал поучать человека, чья годовая премия больше, чем твой доход за десять лет. А потом ты, в качестве вишенки на торте, выставил меня пьяной идиоткой перед ним и его женой. Ты называешь это «разрядил обстановку»?
— Да это всего лишь работа! — начал закипать он, чувствуя, что привычные оправдания не работают. — Ты из-за какого-то старого хрыча с надутыми щеками готова меня теперь пилить до утра? Я просто вёл себя естественно! Ты же сама всегда говорила, что тебе не нравятся подхалимы и прогибающиеся люди!
Её губы тронула едва заметная, ледяная усмешка.
— Естественно. Ты был собой. В этом и есть вся проблема, Витя. Ты был собой, когда нужно было просто проявить уважение. Ты был собой, когда нужно было подумать не о своём желании блистать, а о моей просьбе. О моей карьере. О том, что для меня было по-настоящему важно.
Она сделала шаг к нему. В её глазах не было слёз, только твёрдость отполированной стали. И в этот момент он впервые за вечер почувствовал страх. Он понял, что это не просто очередной скандал.
— Ты опозорил меня перед моим начальником и, скорее всего, стоил мне повышения! Я не просила тебя «быть собой», Виктор! Я просила тебя вести себя как взрослый человек! Ты не справился! Так что собери свои вещи и «будь собой» где-нибудь в другом месте!
Слова упали в тишину квартиры, как камни в глубокий колодец. Они не были криком. Они были приговором, вынесенным и обжалованию не подлежащим. Он ошеломлённо смотрел на неё, не в силах поверить. Его мозг отказывался обрабатывать услышанное.
— Ты… ты это серьёзно? Ты меня выгоняешь? Из-за одного ужина?
Вместо ответа она молча развернулась и прошла на кухню. Он услышал, как она открыла ящик под раковиной, услышал сухой шорох разворачиваемого пластика. Через несколько секунд она вернулась. В руках она держала большую, чёрную мусорную сумку на сто двадцать литров. Она не бросила её ему. Она подошла и спокойно, почти деловито, протянула ему эту сумку, держа её за завязки.
Этот жест был страшнее любого крика, любой пощёчины. Это было окончательное, тотальное обнуление. Он не просто был изгнан, ему указывали на его место, на ценность его вещей, на ценность его самого в её новой жизни. Его мир, в котором он был главным героем, только что рухнул.
Он механически взял сумку. Она была лёгкой, почти невесомой, но в его руках она ощущалась тяжелее свинца. Кристина, не сказав больше ни слова, развернулась и пошла в ванную. Он услышал, как зажурчала вода в кране. Она не собиралась смотреть, как он уходит. Она не собиралась ему помогать или мешать. Она просто вычеркнула его и продолжила жить. А он остался стоять посреди прихожей, в свете одинокой лампочки, держа в руках чёрный пластиковый мешок для мусора, в который теперь должна была поместиться вся его жизнь…
