— Рома, где чертова синяя папка? Я точно помню, что клала её сюда, поверх договоров по ипотеке. Там ваучеры на отель и страховки. Мы вылетаем через пять дней, мне нужно проверить, все ли распечатано.
Кристина с грохотом задвинула ящик комода, отчего стоящая сверху фотография в рамке жалобно звякнула. Она уже десять минут металась по спальне, вытряхивая содержимое полок на кровать. Нервы были на пределе. Последний месяц на работе выдался таким, что единственное, что удерживало её от увольнения, — это заставка на рабочем столе с видом на бирюзовую лагуну и точная дата вылета. Она буквально жила этим отпуском, отсчитывая часы до момента, когда телефон будет выключен, а ноги коснутся раскаленного белого песка.
Роман лежал на диване в гостиной, закинув ноги на подлокотник, и лениво листал ленту в смартфоне. На его лице блуждала какая-то странная, блаженная полуулыбка, совершенно не вяжущаяся с нервозностью жены. Он даже не повернул головы на шум из спальни.
— Крис, перестань суетиться, — его голос звучал тягуче и спокойно, как у сытого кота. — Сядь, отдохни. Ты вся на взводе.
— Я не на взводе, я пытаюсь найти документы! — Кристина вышла в коридор, сдувая со лба выбившуюся прядь волос. — Если мы приедем в аэропорт и выяснится, что я забыла распечатать обратные билеты, я тебя съем. Ты же знаешь, как я отношусь к порядку. Где папка? Ты брал её?
Роман наконец отложил телефон, потянулся, хрустнув суставами, и сел. Он посмотрел на жену с выражением снисходительного превосходства, будто взрослый смотрит на несмышленого ребенка, который ищет игрушку, которую папа уже спрятал.
— Не ищи. Папки нет. И она тебе не нужна.
Кристина замерла, держа в руках стопку старых квитанций за коммуналку.
— В смысле «не нужна»? Ром, у тебя опять приступ твоего специфического юмора? Давай без этого. Я серьезно. Куда ты её дел?
— Я её никуда не девал. Я просто отвез её тем, кому она нужнее, — Роман встал, подошел к окну и, заложив руки за спину, гордо выпятил грудь. — Кристина, сядь. Нам надо поговорить. Я совершил поступок. Настоящий мужской поступок.
Кристина почувствовала, как внутри желудка образуется холодный липкий ком. Это была та самая интонация, с которой он обычно сообщал о покупке очередной бесполезной ерунды для машины или о том, что он одолжил деньги своему вечно безработному другу. Но сейчас масштаб его самодовольства зашкаливал.
— Какой еще поступок? — тихо спросила она, опуская квитанции на тумбочку.
— Помнишь, позавчера был юбилей у родителей? Тридцать пять лет совместной жизни, коралловая свадьба. Тебя не было, ты опять сидела в офисе до ночи со своими отчетами, — в голосе Романа проскользнула укоризна. — А мы собрались узким кругом. Мама накрыла стол, отец достал свою настойку. Они сидели такие старенькие, трогательные… Вспоминали молодость. И знаешь, что я понял? Они ведь нигде не были. Никогда. Дача, огород, работа на заводе. Всё. Они жизни не видели.
Кристина смотрела на мужа, моргая. Она не понимала, к чему он клонит, но предчувствие катастрофы становилось всё отчетливее.
— И при чем тут наша папка с документами?
Роман широко улыбнулся, словно ожидал аплодисментов.
— При том, любимая. Я смотрел на них и думал: вот мы, молодые, здоровые, у нас вся жизнь впереди. Мы на эти Мальдивы еще десять раз слетаем. А у них время уходит. Им нужно увидеть мир, пока ноги ходят. В общем… Я сделал им подарок. Шикарный подарок от нас обоих. Я объявил тост и вручил им путевки.
В комнате стало тихо. Слышно было только, как на кухне гудит холодильник. Кристина пыталась переварить услышанное, но мозг отказывался воспринимать информацию. Это звучало как бред. Как неудачная шутка.
— Ты… что сделал? — переспросила она шепотом.
— Подарил им наш тур, — повторил Роман, сияя от гордости. — Ты бы видела лицо мамы! Она сначала не поверила, даже заплакала. Отец, конечно, отнекивался, мол, дорого, неудобно, но я настоял. Сказал: «Батя, ты это заслужил». Я позвонил Сереге, ну, тому парню из турагентства, через которого мы оформляли. Мы с ним всё быстро переиграли. Он переоформил бронь на их имена. Доплатить пришлось копейки за смену данных, я со своей карты кинул. Так что всё, Крис. Пятого числа летят Ольга Петровна и Николай Иванович.
Кристина почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она медленно осела на край дивана, глядя на мужа широко распахнутыми глазами.
— Ты переоформил тур? — голос её был глухим, чужим. — Мой тур? Тур, за который я заплатила сто восемьдесят тысяч? Мою премию, которую я выгрызала зубами полгода?
— Ну зачем ты сразу про деньги? — Роман поморщился, словно она испортила воздух в комнате. — Что за мелочность? Это же родители! Святое! Мы же семья, бюджет общий. Какая разница, кто сколько вложил? Я, между прочим, тоже вкладывался. И вообще, считай это инвестицией в их здоровье. Им морской воздух необходим. У отца давление, у мамы суставы. А ты… ну что ты? Ты молодая кобылка, здоровая. Тебе этот «олл инклюзив» только бока наедать.
— Ты отдал наши путевки… — Кристина всё еще находилась в стадии отрицания. — Без моего ведома. Без моего согласия. Просто взял и отдал?
— Я хотел сделать сюрприз! — обиженно воскликнул Роман, видя, что ожидаемого восторга не последовало. — Думал, ты оценишь широту жеста. Мы же благое дело сделали! Все родственники были в восторге, тетка Люба вообще сказала, что я золотой сын. А ты сидишь с таким лицом, будто я квартиру проиграл. Не будь эгоисткой, Кристина.
Он подошел к ней и попытался приобнять за плечи, но Кристина дернулась, как от удара током.
— Эгоисткой? — она подняла на него глаза. В них начинал разгораться холодный, злой огонь. — Я работала без выходных. Я брала подработки. Я отказывала себе в шмотках, в кафе, чтобы собрать эту сумму и поехать в нормальный отель, а не в клоповник. Это была моя мечта, Рома. Моя. А ты решил поиграть в благородного рыцаря за мой счет?
— Ой, да ладно тебе драматизировать! — отмахнулся он, снова плюхнувшись на диван. — Подумаешь, мечта. Воды соленой не видела? И вообще, я всё продумал. Мы же не останемся в городе. Я нам тоже отдых организовал. Только другой. Более полезный. Духовный, так сказать.
Он сделал паузу, многозначительно подняв палец вверх, и Кристина поняла: дно еще не пробито. Самое интересное было впереди.
— Духовный? — переспросила Кристина. В горле пересохло, и слово вышло каким-то царапающим, хриплым. Она смотрела на мужа, пытаясь найти на его лице хоть тень раскаяния или, на худой конец, признак того, что он просто неудачно шутит. Но Роман сиял, как начищенный пятак.
— Именно, Крис. Духовный и физический детокс. Смотри, расклад такой. Родители улетают, дача пустует. Ключи у меня. Мы едем туда на все две недели твоего отпуска. Представь: тишина, птички поют, воздух такой, что хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Никакого интернета, никаких отчетов, никаких начальников. Полное единение с природой.
Роман встал с дивана и начал расхаживать по комнате, жестикулируя так активно, будто продавал ей сетевой маркетинг.
— Я тут подумал, ты же всё время ноешь, что у тебя спина от офисного кресла болит, глаза устают. Вот! Трудотерапия — лучшее лекарство. Мама просила помочь с картошкой. Там соток шесть всего, ерунда для нас двоих. Утром встали, зарядочку сделали, лопаты в руки — и вперед. К обеду аппетит зверский, баньку истопим, шашлычок пожарим… Ну скажи, сказка же?
Кристина чувствовала, как кровь отливает от лица. Реальность происходящего доходила до неё медленно, порциями, каждая из которых была горче предыдущей. Он не просто украл её отдых. Он распланировал её рабство.
— Ты хочешь сказать, — медленно, чеканя каждое слово, произнесла она, не сводя с него остекленевшего взгляда, — что вместо пятизвездочного отеля на атолле, где я планировала лежать с книжкой и коктейлем, я поеду в Кукуево? Копать картошку? Шесть соток?
— Ну зачем ты так грубо — «Кукуево»? — Роман поморщился, словно от зубной боли. — Это родовое гнездо. Там я вырос, между прочим. И не надо делать такое лицо, будто я тебя на каторгу ссылаю. Это смена деятельности. Лучший отдых, как говорил Павлов. А эти твои Мальдивы… Ну что там делать? Жарынь, влажность, скука смертная. Лежать тюленем две недели? Деградировать? Я о тебе забочусь, дурочка. Ты же совсем зачахла в своем бетоне. Тебе заземлиться надо.
— Заземлиться? — Кристина истерически хохотнула, но смех оборвался так же внезапно, как и начался. — Рома, ты себя слышишь? Я пахала год. Я не видела белого света. Я оплатила семьдесят процентов стоимости этого тура. Семьдесят, Рома! Ты вложил тридцать, которые занял у брата, и еще гордишься этим. А теперь ты говоришь, что мое «заземление» — это грядки твоей мамы?
— Опять ты про деньги! — взвился Роман, его лицо пошло красными пятнами праведного гнева. — Как же меня бесит эта твоя меркантильность! «Я заплатила, я пахала». Да мы семья или ООО «Рога и копыта»? Какая разница, чьи деньги, если цель благая? Старикам нужнее! Они жизнь прожили, войны не видели, но и мира тоже! А мы молодые, у нас здоровье есть. Мы на грядках отлично отдохнем, мышцы подкачаем. Бесплатный фитнес, между прочим! Люди за такое в залах деньги платят, кроссфит называется, а у нас натурпродукт.
Он остановился напротив неё, уперев руки в боки, всем своим видом демонстрируя непоколебимую уверенность в собственной правоте.
— И вообще, Кристина, я уже пообещал маме. Сказал: «Мамуль, летите спокойно, мы с Кристинкой за огородом присмотрим. Картошку выкопаем, теплицу помоем, яблоки соберем». Она так обрадовалась! Сказала, что ты у меня золотая невестка. Ты же не хочешь расстраивать Ольгу Петровну? У неё сердце, ты знаешь. Если она узнает, что ты тут устроила истерику из-за какой-то картошки, ей же плохо станет прямо перед вылетом. Ты хочешь взять грех на душу?
Кристина смотрела на него и впервые за пять лет брака видела перед собой не мужа, не партнера, а совершенно чужого человека. Чужого, наглого и бесконечно глупого в своем эгоизме. Он искренне верил, что совершил подвиг. Он действительно считал, что имеет право распоряжаться её временем, её силами и её мечтами, просто потому что ему так захотелось.
— То есть ты решил за меня, где я буду проводить свой законный отпуск? — тихо спросила она. Голос её дрожал, но не от слёз, а от едва сдерживаемой ярости. — Ты решил, что имеешь право распорядиться моей премией, моим паспортом и моим телом, отправив его на сельхозработы?
— Я глава семьи! — рявкнул Роман, теряя терпение. Его благодушный тон улетучился. — Я принимаю стратегические решения! Хватит вести себя как капризная принцесса! «Не хочу на дачу, хочу на пляж!» Тьфу, противно слушать. Взрослая баба, а ведешь себя как подросток. Все нормальные люди родителям помогают. Вон, у Сереги жена сама каждые выходные к свекрови ездит, банки крутит, и счастлива! А ты нос воротишь. Короче, разговор окончен. Вещи собирай, не для Мальдив, а нормальные — треники, свитера старые. Завтра утром выезжаем, чтобы пробки проскочить.
— Ты отдал наши путевки на Мальдивы своим родителям на их юбилей, хотя мы платили за них пополам! Ты сказал, что «старикам нужнее мир посмотреть», а мы молодые и на грядках у твоей мамы отлично отдохнем! Ты решил за меня где я буду проводить свой законный отпуск! Ну уж нет! На дачу к маме поедешь ты один и навсегда!
Он развернулся и пошел на кухню, бросив через плечо:
— И спасибо бы сказала. Я тебя от меланомы спасаю, между прочим. Солнце там вредное. А на даче — тенёк, яблочки… А ты мне тут угрожаешь ещё…
Кристина осталась сидеть на диване. Внутри неё что-то щелкнуло. Громко, отчетливо, как переключатель, вырубающий свет во всем доме. Это было не просто разочарование. Это был конец. Точка невозврата. Она посмотрела на свои руки — ухоженные, с дорогим маникюром, который она сделала вчера специально для отпуска. Представила их в земле, черных, с обломанными ногтями, выдирающими сорняки под палящим солнцем средней полосы, пока её законное место под пальмой занимает Ольга Петровна, которая всегда называла Кристину «городской белоручкой».
— Ну уж нет, — прошептала она в пустоту. — На дачу к маме поедешь ты. Один. И навсегда.
Она медленно поднялась. В голове, до этого гудевшей от шока, вдруг стало кристально ясно. План действий выстроился мгновенно, четкий и безжалостный, как лезвие гильотины. Роман на кухне гремел чайником, насвистывая какую-то дурацкую мелодию. Он думал, что победил. Он думал, что «баба пошумит и успокоится». Он понятия не имел, с кем связался.
Кристина взяла телефон. Пальцы быстро нашли нужный контакт. «Сергей Турагент». Тот самый «свой человек», который помог Роме провернуть эту аферу. Она нажала на вызов. Гудки шли долгие, тягучие. Наконец, трубку сняли.
— Алло, Сереж? Привет. Это Кристина, жена Романа. Да, я по поводу тура на Мальдивы. Нет, не спасибо говорить. Слушай меня внимательно, Сережа…
— Сергей, добрый вечер еще раз. Нет, мне не «неудобно говорить». Мне очень даже удобно. — Кристина говорила ровно, но в голосе звенел металл, от которого даже через сотовую связь веяло морозом. Она вышла на балкон и плотно прикрыла за собой дверь, отсекая мужа с его кухней и чайником. — Скажи мне, Сережа, ты давно перечитывал должностную инструкцию? Или, может быть, Гражданский кодекс?
На том конце провода возникла пауза. Сергей, приятель Романа, явно почуял неладное.
— Кристин, ты чего? Ромка же сказал, вы согласовали… Сюрприз для стариков…
— Сюрприз, — повторила Кристина, глядя на темный двор внизу. — Да, сюрприз удался. А теперь слушай меня внимательно. Договор номер 458-Б, оформлен на меня. Плательщик по транзакции — я, Кристина Александровна В. Карта, с которой списаны средства, — моя. У меня вопрос: на каком основании ты, Сергей, внес изменения в список пассажиров и переоформил ваучеры на третьих лиц без моего письменного заявления и личного присутствия?
— Ну так… Рома же муж… — замямлил турагент, и в его голосе прорезались нотки паники. — Он сказал, это семейное решение. Я думал…
— Ты не должен думать, ты должен работать по регламенту. Рома может быть хоть Папой Римским, но заказчик — я. — Кристина перебила его жестко, не давая опомниться. — Значит так. У тебя есть ровно десять минут. Ты аннулируешь все изменения. Ты возвращаешь в бронь мои паспортные данные. Второго пассажира… — она на секунду запнулась, глядя на свое отражение в темном стекле, — второго пассажира можешь вообще убрать, полечу одна, доплачу за сингл. Но это потом. Сейчас — верни меня в список.
Дверь балкона распахнулась. На пороге стоял Роман с надкушенным бутербродом в руке. Его расслабленное лицо вытянулось, глаза бегали. Он услышал обрывки фраз.
— Ты кому звонишь? Сереге? — он шагнул к ней, роняя крошки на пол. — Ты что несешь? Какой аннулируешь? А ну дай трубку!
Кристина выставила вперед ладонь, останавливая его, как дрессировщик останавливает зарвавшегося зверя. Взгляд её был таким тяжелым, что Роман невольно замер, не донеся руку до телефона.
— Сергей, ты меня слышишь? — продолжила она, не сводя глаз с мужа. — Если через десять минут мне на почту не придут новые ваучеры на мое имя, я пишу заявление в прокуратуру на твою контору за мошенничество, а в Роспотребнадзор — жалобу на нарушение прав потребителя. И твоему начальству я тоже позвоню. Лично. Поверь, я устрою такой скандал, что ты не то что в туризме, ты дворником не устроишься. Время пошло.
Она нажала «отбой» и опустила руку с телефоном. Тишина на балконе стала вязкой, удушливой. Слышно было только тяжелое дыхание Романа.
— Ты… ты блефуешь, — просипел он. Бутерброд в его руке дрогнул. — Ты не сделаешь этого. Родители уже чемоданы собрали! Мама всем подругам растрепала, что летит на Мальдивы! Отец плавки новые купил! Ты понимаешь, что ты их убиваешь сейчас? У матери гипертонический криз будет!
— Криз будет у тебя, Рома, когда ты будешь объяснять маме, почему её «золотой сын» оказался треплом, — спокойно ответила Кристина, проходя мимо него в комнату.
Роман кинулся за ней, хватая за локоть. Его пальцы больно впились в кожу, но Кристина стряхнула его руку резким, отработанным движением.
— Не смей меня трогать.
— Да как ты не понимаешь?! — заорал он, срываясь на визг. — Это позор! Как я им в глаза посмотрю? Я же уже подарил! Это подарок! Нельзя забирать подарки, это крысятничество! Кристина, одумайся! Ну хочешь, я тебе потом отдам? Заработаю и отдам! Через год! Ну дай старикам порадоваться!
— Через год? — она развернулась к нему лицом к лицу. — Ты тридцать процентов на этот тур собирал два года. И занял у брата. Ты ничего не отдашь, Рома. Ты живешь в иллюзиях. Ты хотел быть щедрым за мой счет. Ты хотел быть хорошим сыном, унизив свою жену. Ты действительно думал, что я проглочу это? Что я надену резиновые сапоги и поеду окучивать твою проклятую картошку, пока твоя мама пьет мои коктейли?
Телефон в руке Кристины пиликнул. Пришло уведомление на почту. Она открыла письмо, пробежала глазами по строчкам. «Бронирование подтверждено. Туристы: Кристина В…»
— Всё, — сказала она, показывая экран мужу. — Ольга Петровна и Николай Иванович остаются дома. Можешь начинать придумывать оправдания. Скажи, что рейс отменили. Или что отель сгорел. Или правду скажи — что ты попытался украсть деньги у жены, но у тебя не вышло.
Роман смотрел на экран телефона, как на смертный приговор. Его лицо посерело, губы затряслись. Вся спесь, все барские замашки слетели с него, как шелуха. Перед Кристиной стоял испуганный, жалкий маленький мальчик, которого поймали за руку в чужом кармане.
— Ты стерва, — прошептал он с искренней ненавистью. — Какая же ты мелочная, расчетливая стерва. Тебе какие-то бумажки дороже людей. Дороже семьи.
— Семьи? — Кристина горько усмехнулась. — Семья — это когда решения принимают вместе. Семья — это когда берегут друг друга. А то, что сделал ты — это предательство, Рома. Тупое, бытовое предательство. Ты не меня продал, ты нас продал. За мамину похвалу.
Она подошла к шкафу и достала свой большой чемодан на колесиках.
— Куда ты собралась? — Роман дернулся. — Никуда ты не поедешь! Я паспорт твой спрятал! Ты не найдешь!
— Не найду? — Кристина посмотрела на него с жалостью. — Ты предсказуем, как инфузория. Паспорта в бардачке твоей машины, ты всегда туда всё прячешь. А запасные ключи от машины у меня в сумке.
Она расстегнула молнию чемодана.
— Нет, Рома. Я никуда не ухожу. Это моя квартира. Добрачная. И ипотеку плачу я. А вот тебе пора собираться.
— В смысле? — он попятился.
— В прямом. Ты же так хотел на дачу. Свежий воздух, грядки, помощь родителям. Вот и езжай. Прямо сейчас. Картошка сама себя не выкопает.
— Ты меня выгоняешь? Ночь на дворе!
— А ты меня выгонял на грядки на две недели. Я просто ускоряю процесс. Собирай вещи, Рома. Иначе я вызову полицию и скажу, что в моей квартире находится посторонний агрессивный мужчина. И поверь, после того, что ты учудил с путевками, я заявление напишу с огромным удовольствием.
Роман замер, переводя взгляд с жены на чемодан и обратно. Он понимал, что это не блеф. Правила игры изменились безвозвратно.
Роман бросал вещи в спортивную сумку хаотично, комкая рубашки вместе с носками. Его руки тряслись, а лицо пошло некрасивыми красными пятнами. Он больше не кричал. Вся его напускная бравада сдулась, как проколотый шарик, оставив после себя лишь липкий страх и детскую обиду. Он то и дело бросал на жену затравленные взгляды, надеясь, что она сейчас рассмеется, скажет, что это всё глупый розыгрыш, и предложит помириться.
Кристина стояла в дверях спальни, скрестив руки на груди. Она не помогала и не мешала. Она просто смотрела. В её взгляде не было ни торжества, ни злорадства — только брезгливая усталость, с которой смотрят на нашкодившего кота, испортившего любимые туфли.
— Кристина, это же бред, — пробормотал Роман, запихивая в сумку зарядку от ноутбука. — Ночь на дворе. Куда я поеду? К родителям? Ты представляешь, что там сейчас начнется? Они же ждут звонка, ждут подтверждения вылета. А я приеду с сумкой и скажу… что? Что жена выгнала?
— Скажешь правду, Рома. Впервые в жизни попробуй сказать правду, — ледяным тоном отозвалась она. — Скажи: «Мама, папа, я хотел пустить пыль в глаза за чужой счет, но не прокатило». Скажи, что аттракцион щедрости закрыт на техническое обслуживание. Навсегда.
— Ты жестокая, — выдохнул он, застегивая молнию. Сумка раздулась и перекосилась. — Я не думал, что ты такая. Из-за каких-то денег, из-за какого-то пляжа ты рушишь семью. Пять лет, Крис! Пять лет коту под хвост!
— Не пять лет, Рома, а последние три дня. Именно они показали мне, кто ты такой на самом деле. — Кристина подошла к тумбочке в прихожей и взяла связку ключей. — Семью рушит не тот, кто защищает своё, а тот, кто крадет у своих. Ты решил, что моё мнение — это пустой звук. Ты решил, что я — просто ресурс для твоего самоутверждения перед родней. А теперь ты удивляешься, что ресурс закрыл кран?
Роман закинул сумку на плечо. Он выглядел жалким в своей помятой футболке, с бегающими глазами.
— Я машину заберу, — буркнул он, пытаясь вернуть себе хоть каплю достоинства. — Она, конечно, в кредите, но оформлена на меня.
— Забирай, — Кристина пожала плечами. — Мне твоя «Лада» и даром не нужна. Только паспорт мой из бардачка достань и положи на тумбочку. Прямо сейчас. И ключи от квартиры.
Роман замешкался. Он медленно достал из кармана джинсов связку ключей от квартиры, повертел их в руках, словно это был последний якорь, удерживающий его в этой комфортной, сытой жизни.
— Может, поговорим завтра? — предпринял он последнюю, отчаянную попытку. — Остынем, успокоимся. Я посплю на диване. Кристин, ну не будь стервой. Ну ошибся я, с кем не бывает? Я же как лучше хотел!
В этот момент в кармане его брюк зазвонил телефон. Громко, требовательно. На экране высветилось фото улыбающейся пожилой женщины и подпись: «Мамуля».
Звук рингтона в тихой прихожей прозвучал как сирена воздушной тревоги. Роман вздрогнул, уставившись на экран. Он не смел ответить. Он знал, что сейчас услышит. Восторженный голос, вопросы про билеты, благодарности за «шикарный подарок».
— Ответь, — кивнула Кристина на телефон. — Мама волнуется. Обрадуй её. Скажи, что едешь к ней. Ты же сам говорил: свежий воздух, грядки, помощь родителям. Вот и реализуй свою мечту. Ты едешь на дачу, Рома. Картошку копать. Всё, как ты планировал. Только без меня. И без денег.
Роман сбросил вызов и сунул телефон обратно в карман. Лицо его перекосило от злости.
— Подавись ты своими Мальдивами, — выплюнул он, швыряя ключи от квартиры на пол, прямо к ногам Кристины. Металл звякнул о плитку. — Жри свои коктейли в одиночестве. Только когда вернешься, не думай, что я буду ждать. Я тоже гордый.
— Я на это очень надеюсь, — спокойно ответила Кристина. — Потому что замки я сменю завтра утром. А твои оставшиеся вещи соберу в коробки и отправлю курьером к твоей маме. За твой счет, разумеется.
Роман хотел сказать что-то еще, что-то едкое и обидное, чтобы хоть как-то уколоть её, пробить эту броню ледяного спокойствия. Но слов не было. Было только понимание того, что он проиграл вчистую. Он открыл дверь. С лестничной площадки пахнуло табаком и сыростью.
— Паспорт, — напомнила Кристина.
Он чертыхнулся, выбежал на лестницу, через минуту вернулся, тяжело дыша, и швырнул бордовую книжицу на тумбочку.
— Счастливого пути, — сказала она и захлопнула дверь прямо перед его носом.
Щелкнул замок. Один оборот, второй. Затем лязгнула задвижка «ночной сторож».
Кристина прислонилась спиной к холодной металлической двери и закрыла глаза. В квартире повисла звенящая тишина, но это была не та тягостная тишина, о которой пишут в романах. Это была тишина чистоты. Тишина пространства, из которого только что вымели мусор.
Никаких слез не было. Внутри было пусто и легко, словно после долгой болезни наконец спала температура. Она посмотрела на свои руки — они не дрожали. Она посмотрела на чемодан, стоящий посреди комнаты.
Завтра она вызовет мастера по замкам. Послезавтра она сядет в самолет. Она будет лежать на белом песке, смотреть на океан и пить ледяное просекко. И ни одной секунды она не потратит на мысли о картошке, о даче и о человеке, который считал, что имеет право распоряжаться её жизнью.
Кристина подняла с пола ключи, которые бросил Роман, и с размаху швырнула их в мусорное ведро. Звук падения металла в пластик прозвучал как финальная точка в конце затянувшейся и бездарной пьесы.
— Копай, Рома. Копай, — прошептала она в пустоту квартиры и пошла в душ, чтобы смыть с себя этот тяжелый, липкий день…
