— Ты серая вся. Как моль в обмороке. Я же говорил, что они тебя там угробят. Накололи химией, теперь у тебя аура дырявая, — Николай стоял в дверном проеме кухни, вытирая руки о вафельное полотенце, на котором бурыми, неопрятными пятнами запеклась какая-то травяная дрянь. Он даже не сделал шаг навстречу, чтобы помочь жене с сумкой. Он просто констатировал факт, глядя на неё с брезгливым превосходством, словно на испорченный механизм, который сдали в ремонт криворуким мастерам.
Наталья опустила тяжелую спортивную сумку на пол. Ноги дрожали. После двух недель капельниц и больничной койки каждый шаг давался с трудом, будто к лодыжкам привязали гири. Но тяжелее физической слабости был запах, который ударил в нос, стоило ей переступить порог собственной квартиры.
Пахло не домом. Пахло прелым сеном, застоявшейся болотной водой и чем-то тошнотворно-землистым, как в сыром подвале, где хранят картошку. Воздух был густым, влажным и теплым. Окна были наглухо закрыты — Николай панически боялся сквозняков, считая их проводниками «злой энергии».
— Воды дай, — хрипло попросила она, опираясь плечом о стену. — Пить хочу.
— Воды ей… Вода из-под крана — мертвая, в ней информация негативная. Я тебе сейчас правильного налью, — буркнул муж и скрылся в недрах кухни.
Наталья медленно стянула ботинки. Ей пришлось сесть на пуфик, потому что наклониться она не могла — в груди сразу начинало колоть, напоминая о том, что легкие еще не восстановились. Она подняла глаза и огляделась. Прихожая напоминала хижину безумного отшельника. На вешалке вместо курток висели пучки какой-то сухой травы, с которой на пол сыпалась труха. На зеркале скотчем был приклеен тетрадный лист с нарисованным углем странным символом — видимо, очередным оберегом от злых духов, коими Николай считал сотрудников скорой помощи.
Она прошла на кухню и обессиленно опустилась на стул. Стол был завален банками. Трехлитровые, литровые, майонезные — они громоздились баррикадами, и в каждой плавало что-то мутное, склизкое, напоминающее законсервированных медуз или гнилые корни.
Николай поставил перед ней кружку. Жидкость в ней была темно-коричневой, почти черной, и от неё поднимался пар с запахом прелой коры.
— Пей. Это отвар чаги с добавлением зверобоя и коры осины. Надо выводить антибиотики. Врачи тебе печень посадили, теперь только чистка.
— Я просила воды, Коля, — Наталья отодвинула кружку. Ей стало дурно от одного вида этого варева. — Обычной, чистой воды из фильтра. Или ты фильтр тоже выбросил, потому что он «энергетику портит»?
— Ты чего такая агрессивная? — Николай нахмурился, его лицо приняло обиженное выражение непризнанного гения. — Я о тебе забочусь. Я две недели тут места себе не находил, пока ты там валялась под капельницами. Настраивал эгрегор на твое выздоровление. А ты вернулась и нос воротишь.
— Ты места себе не находил? — переспросила она тихо. Внутри, где-то под солнечным сплетением, начал разгораться холодный, тяжелый гнев. — А когда я тут с температурой сорок лежала и в туалет по стенке ползала, ты место находил? Ты сидел на диване и читал мне вслух статьи про вред парацетамола.
— И правильно делал! — Николай ударил ладонью по столу, банки жалобно звякнули. — Организм должен бороться! Температура — это священный огонь, он сжигает шлаки. А ты испугалась, слабачка. Позвонила этим убийцам в белых халатах. Они тебе просто симптомы забили внутрь, загнали болезнь вглубь. Теперь у тебя внутри мина замедленного действия.
Он схватил кружку с бурой жижей и снова сунул ей под нос, едва не расплескав.
— Пей, говорю! Ты сейчас ходячий инкубатор для грибков после их лекарств. Если не начнешь чистку прямо сейчас, через месяц у тебя почки отвалятся. Я с мамой советовался, она подтвердила: только кора осины спасет.
Наталья посмотрела на мужа. В его глазах не было ни капли сочувствия, ни тени радости от того, что она жива. Там горел фанатичный огонь одержимости. Он видел перед собой не жену, которая едва выкарабкалась с того света, а неразумный объект для экспериментов, который посмел нарушить чистоту его «методики».
— Убери это, — сказала она твердо, хотя голос предательски дрожал от слабости. — И открой окно. Здесь дышать нечем. Ты устроил здесь газовую камеру.
— Окно нельзя, — отрезал Николай, скрестив руки на груди. — Энергия ци вытечет. И вообще, Наташа, ты мне должна спасибо сказать. Если бы я тебе первые три дня не давал настойку мухомора по каплям, ты бы до своей больницы вообще не доехала. Это мой иммунитет работал, а врачи просто приписали себе заслуги.
— Мухомора?.. — Наталья похолодела. Она помнила те дни как в тумане. Помнила, что он давал ей пить что-то горькое, когда она просила жаропонижающее. — Ты поил меня ядом, пока я была в бреду?
— Это микродозинг! — взвизгнул Николай, и его лицо пошло красными пятнами. — Это древнейшая практика шаманов! Ты темная, Наташа, как пробка. Тебе открывают тайны мироздания, а ты цепляешься за свои таблетки.
Он схватил со стола пучок сухой травы и начал крошить его прямо в кастрюлю, где булькало что-то зеленое.
— Я сейчас приготовлю новый сбор. Более сильный. Раз ты такая упертая, придется действовать жестче. Ты у меня за три дня на ноги встанешь, и забудешь про своих врачей-коновалов. Мать прислала рецепт на медвежьей желчи.
Наталья смотрела на его спину, обтянутую застиранной футболкой, и понимала: это не просто причуды. Это не хобби. Человек, стоящий у плиты, был искренне уверен, что имеет право решать, жить ей или умирать, основываясь на советах своей матери и статьях из интернета. И сейчас, в этой душной, провонявшей гнилью кухне, ей стало страшнее, чем в реанимации. Потому что в реанимации врачи боролись за её жизнь, а здесь муж собирался бороться с её здравым смыслом. И методы у него были средневековые.
Наталья сделала глубокий вдох, стараясь не закашляться от спертого, тяжелого воздуха. Ей нужно было добраться до ванной, умыть лицо, смыть с себя липкое ощущение бессилия. Она медленно поднялась, держась за край стола. В глазах на секунду потемнело, но она устояла.
— Я пойду в душ, — сказала она тихо, не глядя на спину мужа, который продолжал остервенело мешать варево в кастрюле деревянной ложкой.
— Иди, иди, — не оборачиваясь, бросил Николай. — Только горячую не включай сильно. Поры расширятся, токсины обратно всосутся.
Наталья не ответила. Она прошла мимо него, стараясь не касаться ни стола, ни его самого. В ванной царил тот же хаос. Вместо привычных баночек с кремами и шампунями на полке выстроились ряды пузырьков с мутной жидкостью без этикеток. В мыльнице лежал кусок чего-то серого и склизкого, пахнущего дегтем. Её любимый гель для душа исчез.
Она открыла шкафчик под раковиной, надеясь найти там хотя бы зубную пасту, но вместо этого наткнулась на мешок с сушеными лягушачьими шкурками или чем-то похожим. Зубной пасты не было.
«Он и это выкинул», — поняла Наталья с ужасающей ясностью. «Потому что фтор — это яд».
Она умылась просто водой, чувствуя, как злость начинает вытеснять слабость. Это была уже не просто странность, это было вторжение. Грубое, бесцеремонное вторжение в её личное пространство, в её базовые потребности.
Вернувшись в комнату, она потянулась к своей сумке, которую бросила в прихожей. Там, во внутреннем кармане, лежал блистер с антибиотиками, которые врач строго наказал пропить до конца курса, и баночка с витаминами. Это была её страховка, её тонкая ниточка, связывающая с миром доказательной медицины и здравого смысла.
Наталья расстегнула молнию. Рука нашарила паспорт, ключи, но кармашек для лекарств был пуст. Пуст и открыт.
Сердце пропустило удар. Она начала лихорадочно ощупывать дно сумки, вытряхивать содержимое на тумбочку. Ничего.
— Коля! — крикнула она, и голос сорвался на визг. — Коля!!!
Николай появился в дверях почти мгновенно, словно ждал этого крика. В руках он держал полотенце, а на лице играла самодовольная полуулыбка человека, который только что предотвратил катастрофу.
— Чего орешь? Нервная система расшатана, я же говорил. Надо пустырника попить, но только своего, не аптечного.
— Где лекарства? — Наталья шагнула к нему, сжимая кулаки так, что побелели костяшки. — В сумке лежали таблетки. Врач прописал. Где они?
— А, эта отрава… — Николай махнул рукой с таким пренебрежением, будто речь шла о дохлой крысе. — Я их утилизировал. Смыл в унитаз.
— Что ты сделал?! — Наталья задохнулась. Ноги подкосились, и она осела на край дивана. — Ты нормальный? Мне их пить надо! У меня пневмония была, ты понимаешь? Пневмония! Если я прерву курс, все начнется заново!
— Не начнется! — Николай вдруг изменился в лице. Улыбка исчезла, глаза сузились. Он вошел в комнату, нависая над ней, как грозовая туча. — Ты просто зомбированная. Тебе эти фармкомпании мозги промыли. Они специально делают так, чтобы ты болела вечно. Чтобы ты покупала их таблетки, снова и снова. А я тебя спасаю! Я!
Он ткнул себя пальцем в грудь.
— Я видел, как ты загибалась до больницы. Ты лежала пластом. И знаешь почему? Потому что твой организм был зашлакован. А потом ты вызвала этих убийц, и они просто забили симптомы внутрь. Ты думаешь, ты выздоровела? Нет! Ты ходячий мертвец, набитый химией.
— Я задыхалась, Коля! — закричала она, глядя на него снизу вверх. Слезы брызнули из глаз от обиды и бессилия. — Я умирала! У меня температура была сорок, я бредила! А ты сидел рядом и читал заговоры на воду! Ты не давал мне телефон! Ты отбирал у меня парацетамол!
— Потому что парацетамол убивает печень! — заорал он в ответ, брызгая слюной. — А заговоры структурируют воду! Ты неблагодарная дура! Я ночами не спал, я энергию свою тратил, чтобы тебя вытащить. Я эгрегор рода подключал! А ты тайком, как крыса, вызвала скорую, пока я вышел в аптеку за травами!
Наталья вспомнила тот момент. Этот липкий, животный ужас, когда она поняла, что муж ушел, а телефон лежит на комоде. Как она ползла к этому комоду, теряя сознание, как дрожащими пальцами набирала «03», боясь, что он вернется раньше и отберет трубку. Она тогда действительно боялась умереть. Не от болезни, а от его «заботы».
— Ты преступник, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза. — Ты мог меня убить. И сейчас ты снова пытаешься это сделать. Ты выбросил мои лекарства. Ты понимаешь, что это стоит денег? Что это мое здоровье?
— Здоровье не купишь в аптеке! — Николай схватил её за плечи и встряхнул. Его пальцы больно впились в её худые руки. — Здоровье — это природа! Это корни, это сила земли! Я не дам тебе травить себя в моем доме! Пока ты моя жена, я за тебя отвечаю. Ты будешь пить отвары. Ты будешь делать клизмы с ромашкой. Я тебя вычищу, даже если придется связывать.
Он отпустил её так резко, что она откинулась на спинку дивана.
— И не смей мне тут про деньги говорить. Я на эти твои таблетки ни копейки не дал бы. А то, что ты сама купила — это деньги на ветер. Лучше бы меда купила настоящего, у пасечника знакомого.
Наталья потерла ноющие плечи. Страх, который сковывал её в первые минуты, начал трансформироваться в холодную, злую решимость. Она смотрела на человека, с которым прожила пять лет, и видела перед собой чужака. Опасного, фанатичного чужака, который живет в выдуманном мире, где бактерии убиваются словами, а пневмония лечится осиновой корой.
— В твоем доме, говоришь? — тихо переспросила она. — А я думала, это наша квартира. Мы ипотеку вместе платим.
— Платим вместе, а порядки устанавливает мужчина! — отрезал Николай, направляясь к выходу из комнаты. — Я глава семьи. И я знаю, как лучше. Сиди здесь, сейчас принесу настойку. И не вздумай выливать — я проверю.
Он вышел, громко топая. Наталья осталась сидеть на диване, слушая, как на кухне снова звякает посуда. В её голове медленно, но верно складывался пазл. Это был не просто спор о методах лечения. Это была война за её право жить, дышать и принимать решения. И в этой войне пленных брать не будут.
Едкий, сизый дым пополз по комнате, словно живое существо, обволакивая мебель, шторы и забираясь в нос. Запахло горечью, степью и чем-то тревожным, напоминающим пожарище. Наталья закашлялась — сухой, болезненный спазм скрутил легкие, которые и так едва справлялись с воздухом. В дверях появился Николай. В одной руке он держал старую чугунную сковороду, на которой тлел пучок сухой травы, источая густые клубы дыма, а в другой — веер из перьев, которым он старательно разгонял эту гарь по углам.
Его глаза были полуприкрыты, губы шевелились, нашептывая что-то неразборчивое. Он выглядел как шаман-самоучка в дешевой постановке, но в декорациях обычной городской двушки это смотрелось не смешно, а жутко.
— Дыши, Наташа, — замогильным голосом произнес он, делая шаг к ней. — Это полынь горькая, собранная на растущую луну. Она изгоняет сущностей болезни. Вдыхай полной грудью, пусть дым проникает в альвеолы.
Наталья закрыла нос и рот ладонью, пытаясь отгородиться от удушливого облака. Глаза защипало, в горле запершило так, будто туда насыпали битого стекла.
— Убери! — прохрипела она сквозь кашель. — Ты что творишь? Мне нельзя дым! У меня легкие воспалены! Мне свежий воздух нужен!
— Свежий воздух полон бактерий! — Николай резко взмахнул веером, направив струю дыма прямо ей в лицо. — А дым стерилизует! Не сопротивляйся очищению! Ты кашляешь, потому что бесы выходят!
Это стало последней каплей. Чаша терпения, переполняемая годами мелких странностей, а в последние недели — откровенным насилием над здравым смыслом, треснула. Адреналин ударил в кровь, временно заглушая слабость и боль. Наталья вскочила с дивана. В её глазах потемнело, но она устояла, опираясь рукой о стену. Страх исчез, сгорев в пламени ярости. Она поняла: если она останется здесь еще на час, этот человек её добьет. Не со зла, а из лучших побуждений, но результат будет один — морг.
— Ты отказался вызывать скорую, когда у меня была температура сорок, потому что врачи только заразу разносят, и заставил меня пить отвар из лопухов, который посоветовала твоя мамаша! Ты чуть не угробил меня своим средневековьем! Я еле доползла до телефона сама! Ты опасный фанатик, а не муж! Собирай свои травы и вали к маме в пещеру лечиться подорожником!
Николай опешил. Он опустил сковороду, и дым тонкой струйкой потянулся к потолку. Он привык видеть жену мягкой, уступчивой, иногда ворчащей, но всегда согласной. Сейчас перед ним стояла фурия.
— Ты… Ты не понимаешь, что говоришь, — пробормотал он неуверенно. — Это горячка возвращается. Тебе надо лечь.
— Нет, Коля. Это разум возвращается, — Наталья рванула на кухню, где в шкафчике под раковиной хранились мусорные пакеты. Она выхватила рулон, оторвала черный мешок и распахнула его резким движением.
Она вернулась в коридор и сорвала с вешалки первый пучок сухой травы. Труха посыпалась на пол, на чистые когда-то обои.
— Не смей! — взвизгнул Николай, бросая сковороду на тумбочку. — Это зверобой! Он заряжен на защиту дома! Ты разрушаешь энергетический купол!
— Я разрушаю твой свинарник! — Наталья скомкала пучок и запихнула в мешок. Следом полетели сушеные грибы, какие-то ветки, перевязанные красными нитками, и тот самый листок с «оберегом» от врачей.
Она действовала методично, как машина по уничтожению мусора. Слабость отступила перед яростью выживания. Она ворвалась на кухню. Николай бежал за ней, хватая её за руки, но она отпихивала его с неожиданной силой.
— Не трогай банки! — заорал он, закрывая собой стол. — Там настойка золотого уса! Она полгода зрела! Это золото!
— Это гниль! — Наталья оттолкнула его бедром.
Звон стекла резанул по ушам. Она не стала открывать банки — она просто сгребала их со стола прямо в мусорный пакет. Жидкость выплескивалась, коричневые лужи растекались по полу, смешиваясь с осколками и раздавленными ягодами. Вонь стояла невыносимая: смесь спирта, плесени и чего-то протухшего.
— Ты безумная! — Николай схватился за голову, глядя на гибель своей «аптеки». — Ты карму себе портишь на семь поколений вперед! Мама говорила, что ты энергетический вампир, но я не верил!
— Мама твоя — старая ведьма, которой место в психушке, а не на форумах народной медицины! — огрызнулась Наталья, швыряя в пакет кастрюлю с недоеденным варевом из коры. — И ты туда же отправляйся.
Она завязала полный, тяжелый мешок, из которого капала мутная жижа, и швырнула его к входной двери. Потом взяла второй пакет.
— У тебя десять минут, Коля, — сказала она тихо, но так, что у Николая холодок пробежал по спине. Она стояла посреди разгромленной кухни, бледная, взлохмаченная, с пятнами его настоек на домашней одежде, и тяжело дышала. — Собирай свои трусы, носки и свои «священные» книги. Если через десять минут ты будешь здесь, я вызываю не скорую. Я вызываю психиатрическую бригаду. И поверь мне, я распишу им твои методы лечения так красочно, что тебя закроют очень надолго.
— Ты выгоняешь мужа? — Николай попытался принять позу оскорбленного достоинства, но на фоне лужи из лопухов это выглядело жалко. — Из-за чего? Из-за того, что я хотел как лучше?
— Я выгоняю угрозу жизни, — отрезала Наталья. — Время пошло. Девять минут.
Она демонстративно взяла в руки телефон и открыла список контактов. Николай, видя её решимость, затравленно огляделся. Его мир, выстроенный из суеверий и псевдонаучного бреда, рушился под натиском грубой реальности. Он понял, что она не шутит. Он метнулся в комнату за чемоданом.
Николай метался по квартире, как крыса на тонущем корабле, пытаясь спасти самое ценное. Он не собирал носки или рубашки, не искал документы. Первым делом в старый, потертый чемодан полетели книги в мягких обложках с названиями вроде «Лечение керосином» и «Уринотерапия: путь к бессмертию». Следом он бережно, словно святыню, уложил мешочек с какой-то землей, которую, по его словам, он привез с «места силы» под Воронежем.
Наталья стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди. Её трясло — то ли от остаточной слабости после болезни, то ли от адреналина, который бурлил в крови, требуя завершить начатое. Она наблюдала за сборами мужа с холодным отчуждением. Этот человек, суетливо запихивающий в карман куртки сушеные куриные лапки, казался ей теперь совершенно незнакомым. Как она могла жить с ним? Как могла делить постель, еду, мысли? Грипп, едва не убивший её, парадоксальным образом исцелил её от другой, более страшной слепоты.
— Ты совершаешь ошибку, Наташа, — бубнил Николай, не глядя на неё. Он пытался втиснуть в переполненный чемодан банку с чайным грибом, обмотанную марлей. Жидкость плескалась, грозя залить все его вещи, но расстаться с питомцем он не мог. — Это всё влияние антибиотиков. Они разрушают нейронные связи, отвечающие за интуицию. Ты сейчас не ведаешь, что творишь. Завтра ты проснешься без моей защиты, и энергетический пробой станет фатальным.
— Уходи, — коротко бросила она. — Время вышло.
Наталья шагнула к нему, схватила чемодан за ручку и с силой, которой сама от себя не ожидала, поволокла его в коридор. Банка внутри булькнула и перевернулась, но ей было плевать.
— Эй! Аккуратнее! Там живой организм! — взвизгнул Николай, бросаясь следом.
— Там плесень, Коля. Такая же, как у тебя в голове, — она вытолкнула чемодан на лестничную площадку. Колесики жалобно скрипнули по бетону.
Следом полетели черные мусорные пакеты, набитые осколками банок, мокрой травой и тем месивом, в которое она превратила его лабораторию. Пакеты с глухим, влажным звуком шлепались об пол подъезда, источая тошнотворный запах спирта и гнили. Соседка снизу, если бы вышла сейчас, решила бы, что здесь открыли подпольный цех по производству самогона из силоса.
Николай выскочил на площадку, пытаясь подхватить свои сокровища. Он выглядел жалким: в одном тапочке, взлохмаченный, прижимающий к груди папку с распечатками из интернета. Но в его глазах все еще не было осознания. Там горела обида непризнанного мессии.
— Ты меня выгоняешь, как собаку! — закричал он, и эхо разнесло его голос по всему подъезду. — Я тебя спасал! Я ночей не спал, заваривая сборы! А ты… Ты просто неблагодарная, пустая оболочка! Мама была права, тебе нужны только деньги и комфорт. Духовности в тебе — ноль!
— Мне нужна жизнь, Коля. Просто жизнь, без твоих экспериментов, — Наталья стояла на пороге, держась за ручку двери. — И запомни: если ты попытаешься вернуться, если ты хоть раз позвонишь мне с советом попить мочи молодого поросенка, я сменю замки сегодня же. Хотя нет, я их сменю в любом случае. Прямо сейчас.
— Ты сдохнешь без меня! — лицо Николая перекосило от злобы. Маска заботливого гуру слетела, обнажив обыкновенного домашнего тирана, потерявшего власть. — Ты слабая! Твой иммунитет на нуле! Первая же простуда тебя свалит, и некому будет заварить тебе липовый цвет! Ты приползешь ко мне, когда врачи разведут руками!
— Если я заболею, я пойду к врачу. А если умру — значит, так тому и быть. Но я умру свободной от твоего бреда, — Наталья сделала шаг назад, вглубь своей квартиры.
Она уже собиралась захлопнуть дверь, но Николай, вцепившись в косяк, решил оставить последнее слово за собой:
— Ты больна, Наташа! Больна на голову! Тебе лечиться надо, очищать карму!
Наталья посмотрела на него с такой ледяной усмешкой, что он невольно отдернул руку.
— Знаешь, Коля, — сказала она тихо и четко, глядя ему прямо в переносицу. — У меня для тебя есть один рецепт. Ты же любишь народную мудрость? Так вот. Найди на улице самый большой, самый грязный лопух. И приложи его себе к голове. Говорят, от хронической глупости очень помогает. А если не поможет — примотай скотчем и ходи так. Чтобы нормальные люди издалека видели, с кем имеют дело.
С этими словами она с силой захлопнула тяжелую металлическую дверь. Щелкнул один замок, затем второй, затем лязгнула ночная задвижка.
Наталья прислонилась спиной к холодному металлу двери и сползла на пол. В подъезде было тихо — Николай, видимо, переваривал услышанное или молча собирал свои банки у мусоропровода. В квартире всё еще воняло жженой полынью и пролитыми настойками, но сквозь этот смрад уже пробивался тонкий, едва уловимый запах свободы. Она сидела на полу в прихожей, среди рассыпанной трухи, и впервые за две недели дышала полной грудью, не боясь, что кто-то запретит ей делать вдох без специального заговора…
