— Ну что, ты лицо-то попроще сделать не могла? Я же просил: выходишь из аудитории — улыбайся или плачь, но ярко. А ты выползла, как моль бледная, и сразу в такси нырнула. Весь контент мне запорола, даже на превью поставить нечего.
Олег лежал на диване, закинув ноги на спинку, и даже не повернул головы в сторону хлопнувшей входной двери. Его пальцы привычно бегали по экрану смартфона, монтируя очередной «шедевр» для социальной сети. В комнате было душно, пахло разогретым пластиком от игровой приставки и вчерашней пиццей.
Марина прислонилась спиной к дверному косяку. Ноги дрожали мелкой, противной дрожью, которая начиналась где-то в коленях и отдавалась в зубах. Она все еще чувствовала этот липкий, холодный пот, струившийся по спине в тот момент, когда председатель комиссии задал первый вопрос, а ее живот скрутило так, будто внутри взорвалась граната.
— Воды, — хрипло сказала она. Горло пересохло, язык казался куском наждачной бумаги.
— На кухне в фильтре, — буркнул Олег, не отрываясь от экрана. — Слышь, Марин, а ты реально там ничего не сказала? Просто выбежала? Я в зуме приближал, когда ты к машине шла, у тебя вид был, будто ты призрака увидела. Это, конечно, не совсем тот вайб, что я хотел, но под грустную музыку может зайти. Типа «давление системы сломало студента». Как думаешь?
Марина не ответила. Она прошла в комнату, не разуваясь. Грязные уличные кроссовки оставляли следы на ламинате, но ей было все равно. Она подошла к дивану. Ей нужно было сесть, упасть, исчезнуть, но вместо этого она замерла над парнем.
На экране его телефона мелькали кадры. Знакомая кухня. Утро. Ее любимая кружка с енотом.
— Что это? — спросила она. Голос прозвучал странно твердо для человека, который полчаса назад думал, что умрет от стыда в туалетной кабинке университета.
Олег, наконец, соизволил оторвать взгляд от гаджета. На его лице играла самодовольная ухмылка, которую он, видимо, репетировал для своих подписчиков.
— А, это? Это бэкстейдж. Самая мякотка. Смотри, как смонтировал. Переход через затемнение — пушка.
Он повернул экран к ней. Видео началось с крупного плана лица Олега. Он поднес палец к губам, делая знак «тихо», а затем камера опустилась вниз. В кадре появился маленький стеклянный флакончик с мутной жидкостью. Рука Олега уверенно, щедро капала содержимое прямо в дымящийся черный кофе. Много капель. Десять, двадцать. Жидкость растворялась мгновенно. Затем — склейка. Марина, сонная, в пижаме, входит на кухню, берет кружку и делает большой глоток. Закадровый смех Олега, наложенный поверх видео, звучал как скрежет металла по стеклу.
— «Секретный ингредиент для бодрости», — прокомментировал Олег, хихикая. — Ну, скажи, гениально же? Реакция замедленного действия. Я гуглил, оно должно было сработать как раз через час-полтора. Прямо на защите. Тайминг идеальный.
Марина смотрела на экран, и пазл в ее голове складывался с оглушительным щелчком. Утренняя тошнота. Странный привкус кофе, который она списала на нервы и несвежее молоко. Резкая боль в животе прямо перед кафедрой. И тот позорный, животный ужас, когда организм отказался подчиняться, заставив ее бросить указку и, сгибаясь пополам, вылететь из аудитории под ошарашенные взгляды профессоров и одногруппников. Пять лет учебы. Красный диплом, к которому она шла, отказывая себе во всем. Все это превратилось в фарс.
Она медленно перевела взгляд с экрана на лицо Олега. Он улыбался. Он ждал, что она оценит шутку. Он искренне считал, что это смешно.
— Ты подмешал мне сильное слабительное перед защитой моего диплома, чтобы снять смешной пранк и набрать просмотры! Ты уничтожил результат моих пяти лет учебы ради лайков от школьников!
Олег закатил глаза и цокнул языком, словно она сморозила какую-то глупость.
— Ой, ну началось. «Уничтожил», «пять лет»… Не драматизируй. Пересдашь осенью, делов-то. Зато представь, какой хайп мы сейчас поднимем! Видос залетит в рекомендации сто процентов. Я хештеги уже подобрал: #диплом #провал #пранк #жиза. У тебя лицо на видео такое эпичное, когда ты пьешь, — чисто агнец на заклание.
Марина почувствовала, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, вместо привычного тепла рождается ледяной холод. Это было новое чувство. Не обида, не разочарование. Это было абсолютное, кристально чистое презрение.
— Ты хоть понимаешь, что я не защитилась? — спросила она тихо. — Комиссия решила, что я под наркотиками или пьяная. Меня выгнали. Декан сказал зайти завтра, будет решаться вопрос об отчислении за неуважение к аттестационной комиссии. Я даже тему не начала рассказывать. Я просто обгадилась, Олег. Фигурально и почти буквально.
Олег сел, отложив телефон, но не выключив его. Экран продолжал светиться, показывая застывший кадр: Марина с кружкой у рта.
— Ну, слушай, это уже твои проблемы, что у тебя организм слабый, — заявил он с раздражением. — Я капал по инструкции, ну, может, чуть больше, для верности. Кто ж знал, что тебя так скрутит? Могла бы и потерпеть пять минут, рассказать свою лабуду про экономику, а потом бежать. Артистизма тебе не хватает, Марин. В этом твоя проблема. Ты слишком серьезная. Скучная.
Он потянулся к пачке чипсов, стоявшей на полу, зашуршал фольгой.
— Я тут стараюсь, контент-план пилю, думаю, как нам аудиторию расширить, а ты только о себе думаешь. «Мой диплом, мой диплом». Кому он нужен, этот диплом? Сейчас все в интернете. Если видео выстрелит, мы на рекламе больше заработаем, чем ты за год в своем офисе получишь.
Марина смотрела на его жующий рот, на крошки, падающие на футболку. Ей казалось, что она видит его впервые. Это был не тот Олег, с которым они гуляли в парке, не тот, кто дарил ей цветы на первом свидании. Это было существо, для которого живой человек рядом превратился в реквизит. В куклу, которую можно дергать за ниточки, ломать, пачкать, лишь бы зрители в маленьком черном зеркале нажали на сердечко.
— То есть, по-твоему, это нормально? — спросила она, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. — Рисковать моим здоровьем, моей карьерой ради видео?
— Это просто пранк! — взвился Олег, резко вставая с дивана. Чипсы посыпались на пол. — Господи, какая же ты душная! Все снимают пранки! Все! Это тренд! Люди друг друга разыгрывают, торты в лицо кидают, пугают до усрачки, и все ржут! А ты ведешь себя так, будто я тебя цианидом напоил. Ну пронесло разок, подумаешь! Кишечник почистила, спасибо скажи. Детокс бесплатно.
Он подошел к ней вплотную, глядя сверху вниз с выражением оскорбленной добродетели.
— Я, между прочим, хотел как лучше. Хотел, чтобы у тебя тоже подписчики появились. Думал, отметим потом, посмеемся. А ты стоишь тут с лицом мученицы. Испортила мне все настроение. Я, кстати, концовку еще не снял. Надо записать твою реакцию, но не такую кислую. Давай, соберись.
Он снова поднял телефон, наводя камеру ей прямо в лицо. Красный огонек записи мигнул, как глаз хищника.
— Йоу, ребята! Вот она, наша героиня! Вернулась с поля боя! — заорал он своим «блогерским» голосом, неестественно бодрым и громким. — Марин, скажи подписчикам, как ощущения? Легкость в теле образовалась?
Марина смотрела в объектив камеры, и в этом черном глазке отражалась вся пустота её будущего с этим человеком.
Марина медленно отвела руку и, не глядя в объектив, с силой оттолкнула смартфон от своего лица. Телефон в руке Олега дернулся, смазывая кадр, но парень удержал его, лишь недовольно поморщившись. Он не выключил запись. Красный кружок на экране продолжал пульсировать, отсчитывая секунды её унижения, превращая их в цифровой код для развлечения толпы.
— Убери камеру, — сказала она. Голос был тихим, ровным, лишенным той истерической нотки, которую так жаждал услышать её парень. — Я не хочу участвовать в твоем цирке.
Олег фыркнул, опуская руку, но объектив все равно смотрел в ее сторону, пусть и с уровня его бедра.
— В моем цирке? — переспросил он, и в его голосе зазвучали обиженные нотки непонятого гения. — Марин, ты сейчас серьезно? Ты хоть понимаешь, как ты меня подставила? Я же сценарий прописал. Поминутно! Вход, кофе, дорога, начало выступления, кульминация. А ты что сделала? Ты сбежала! Просто взяла и свалила в самый ответственный момент!
Он начал ходить по комнате, размахивая свободной рукой, словно режиссер, отчитывающий бездарную актрису.
— Я сидел в коридоре, ждал, когда дверь откроется. Думал, ну вот сейчас! Сейчас вынесут, или скорая приедет, или ты выйдешь вся красная, в слезах. Это же эмоции! Это жир! А ты выскочила пулей, закрылась в туалете на полчаса, а потом черным ходом ушла. У меня в итоге что? Видео про то, как девушка пьет кофе и исчезает? Где драма? Где преодоление? Где, в конце концов, смешной момент?
Марина слушала его и чувствовала, как реальность вокруг начинает трещать по швам. Ей казалось, что она попала в какое-то кривое зеркало. Человек, с которым она жила два года, с которым делила постель и планы на будущее, всерьез отчитывал ее за то, что она недостаточно зрелищно опозорилась.
— Ты хотел снять, как меня… как мне станет плохо прямо перед комиссией? — спросила она, пытаясь осознать глубину этой бездны. — Ты хотел выложить в интернет видео, где я корчусь от боли и стыда перед профессорами?
— Да не «плохо», а смешно! — перебил Олег, закатывая глаза. — Ну скрутило бы живот, ну пукнула бы громко. Господи, все мы люди! Это естественные процессы. Зато представь комменты! «Жиза», «бедняга», «я так же на ЕГЭ себя чувствовал». Народ любит, когда кто-то лажает. Это сближает блогера с аудиторией. А ты своим эгоизмом все испортила.
Он плюхнулся обратно на диван, демонстративно скрестив руки на груди. Телефон лежал рядом, продолжая записывать звук.
— И вообще, давай начистоту. Твой диплом — это бумажка. Кому он нужен в двадцать первом веке? Ты собиралась пойти работать младшим помощником бухгалтера за три копейки? Серьезно? Пять лет зубрежки ради офисного рабства? Я тебе предлагаю реальный социальный лифт. Один вирусный ролик может принести больше, чем ты заработаешь за год своей скучной работы.
Олег говорил уверенно, с жаром. Он искренне верил в свою правоту. В его мире, искаженном алгоритмами рекомендаций и погоней за охватами, человеческое достоинство было просто валютой, которую можно и нужно конвертировать в лайки.
— Ты называешь это социальным лифтом? — Марина обвела взглядом комнату. Разбросанные носки, гора немытой посуды на столе, которую она не успела убрать утром из-за спешки, дорогой кольцевой свет в углу, купленный на ее отпускные. — Унижение близкого человека — это лифт?
— Это контент! — рявкнул Олег, теряя терпение. — Контент — король! Ты живешь в прошлом веке, Марина. Сейчас всем плевать на твои знания и оценки. Важно то, сколько глаз на тебя смотрит. Я хотел сделать тебя знаменитой. Хотел, чтобы мы вместе поднялись. А ты… Ты просто душная. У тебя нет ни самоиронии, ни чувства юмора.
Он схватил телефон и ткнул пальцем в экран, останавливая запись. Видимо, решил, что этот диалог слишком «тухлый» для блога.
— Знаешь, что самое обидное? — продолжил он уже спокойнее, но с ядом в голосе. — Я потратил деньги на это средство. Дорогое, между прочим, импортное. Я потратил время на монтаж утренней части. Я даже превью нарисовал в фотошопе. А ты просто взяла и слила финал. Ты не просто диплом провалила, ты мой проект провалила. И вместо того, чтобы извиниться и подумать, как исправить ситуацию, ты стоишь тут и строишь из себя жертву режима.
Марина смотрела на него, и в ее голове наступила звенящая ясность. Все эти два года она оправдывала его. «Он ищет себя», «он творческий», «ему просто нужно время». Она писала за него курсовые, пока он учился в колледже (который так и не закончил). Она платила за квартиру, пока он копил на камеру. Она была его тылом, его поддержкой, его фундаментом.
А для него она была просто ресурсом. Бесплатной актрисой массовки. Удобной функцией, которая готовит еду и иногда становится объектом для «шуток».
Она вспомнила, как неделю назад он «в шутку» спрятал ее ключи, когда она опаздывала на собеседование. Она тогда плакала, а он смеялся и снимал сторис. Она вспомнила, как он разбудил ее ледяной водой месяц назад ради челленджа. Тогда она простила. «Ну, он же просто играет».
Теперь игры закончились.
— Исправить ситуацию? — переспросила она. Её голос стал совсем ледяным, как тот самый кофе, который уже остыл в её желудке, оставив после себя лишь горечь. — Ты хочешь, чтобы я исправила ситуацию?
Олег оживился. Он уловил перемену в её тоне, но, как истинный нарцисс, истолковал её по-своему. Он решил, что она сломалась. Что она приняла его логику. Что она готова подчиниться ради мира в семье.
— Ну наконец-то! — воскликнул он, расплываясь в улыбке. — Включается мозг! Конечно, хочу. Смотри, у меня есть идея. Мы не можем переснять аудиторию, это факт. Но мы можем снять последствия. Типа ты приходишь домой, вся в слезах, рассказываешь, какРассказ 10. Часть 2
Марина медленно отвела руку мужа от своего лица. Движение было тяжелым, словно она продиралась сквозь толщу воды. Телефон в его руке качнулся, но запись не прекратилась — таймер в углу экрана продолжал отсчитывать секунды ее унижения.
— Убери, — сказала она. Не крикнула, не заплакала. Голос был сухим и ломким, как старый пергамент.
— Да ладно тебе, Марин! — Олег недовольно цокнул языком, опуская смартфон, но не блокируя его. — Ну чего ты такая душная? Я же вижу, ты сейчас начнешь лекцию читать. «Личные границы», «уважение»… Скука смертная. Ты посмотри на это с другой стороны! Мы же контентмейкеры, мы должны ловить момент!
Он снова плюхнулся на диван, пружины жалобно скрипнули. В его позе не было ни грамма раскаяния, только раздражение режиссера, у которого капризная актриса отказывается играть простую сцену.
— Ты хоть понимаешь, что ты сделал? — Марина смотрела на него, пытаясь найти в его глазах хоть проблеск того парня, которого она полюбила три года назад. Но там отражался только синий свет экрана. — Я готовилась к этому дню полгода. Я не спала ночами. Я вычитывала каждую запятую. А ты… ты просто спустил это в унитаз. В прямом смысле.
— Ой, да брось ты! — Олег махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Твой диплом — это просто макулатура. Кому он нужен в двадцать первом веке? Экономистов как собак нерезаных, а блогеров-миллионников — единицы. Я тебе, между прочим, карьеру строю. Социальный лифт, слышала про такое? Сегодня ты — «девочка, которая не дотерпела», а завтра — лицо рекламной кампании средства от диареи. Контракты, бабки, Мальдивы! Ты должна мне спасибо сказать, а не губы дуть.
Марина почувствовала, как к горлу снова подступает тошнота, но на этот раз не от лекарства. Ей было физически дурно от его логики. Логики паразита, который присосался к ее жизни и теперь учил ее, как правильно быть донором.
— Ты правда считаешь, что это смешно? — спросила она, чувствуя, как внутри закипает холодная, расчетливая злость. — То, что я корчилась от боли перед комиссией? То, что надо мной смеялся весь поток?
— Да не смешно, а вирально! — перебил её Олег, вскакивая и начиная ходить по комнате. Он был возбужден, глаза блестели лихорадочным огнем. — Ты не понимаешь алгоритмов! Людям нужны эмоции! Им нужен трэш, боль, неловкость! Им плевать на твои графики и таблицы, им интересно смотреть, как живой человек попадает в полную задницу. И я им это дал! Только вот ты… — он резко остановился и ткнул в нее пальцем, — ты всё испортила концовкой.
— Я испортила? — Марина даже не моргнула.
— Конечно ты! — возмутился он искренне. — Я стоял в коридоре, ждал, когда ты выйдешь. Думал, ты выбежишь вся в слезах, может, даже пятно будет на юбке — это вообще был бы топ, миллион просмотров за час! А ты пулей пролетела мимо, закрылась в туалете и сидела там полчаса. Я даже звук записать не смог, там эхо дурацкое. И охранник этот тупорылый начал вопросы задавать, пришлось свалить. В итоге у меня есть только завязка и никакой кульминации! Весь саспенс коту под хвост из-за твоей стеснительности!
Он говорил это с такой претензией, будто она украла у него деньги. В его мире, искаженном линзой камеры, она была виновата не в том, что провалила защиту, а в том, что недостаточно кинематографично страдала.
Марина смотрела на стопки книг на своем столе. Учебники, конспекты, распечатки статей. Пять лет жизни. Пять лет надежд, планов, амбиций. Всё это теперь казалось мусором по сравнению с тем, что происходило в голове человека, с которым она делила постель.
— Ты хотел снять, как я… как я в туалете? — тихо спросила она.
— Ну не прямо внутри, я же не извращенец какой-то, — фыркнул Олег, снова утыкаясь в телефон. — Просто звук, атмосферу паники. Твои всхлипывания за дверью. Это называется «аудио-визуальное повествование». Драматургия, Марин! Но у тебя, видимо, чувство юмора атрофировалось вместе с мозгами от твоей зубрежки. Ты слишком серьезная. Скучная. Пресная.
Он поднял голову и посмотрел на нее с выражением брезгливой жалости.
— Знаешь, я даже расстроился. Думал, ты поддержишь. Мы бы вместе поржали, выложили, комменты почитали. А ты… ведешь себя как старая бабка. «Ой, мой диплом, ой, моя честь». Тьфу. С таким настроем мы далеко не уедем. Мне нужна партнерша, которая готова на движ, а не унылая отличница.
Олег снова включил камеру, навел её на себя и начал говорить, меняя интонацию на приторно-бодрую:
— Так, ребятки, пранк вышел из-под контроля! Моя девушка оказалась не готова к славе. Смотрите, какая кислая мина! Никакого позитива! Вот что бывает, когда у человека нет чувства самоиронии. Пишите в комментах, кто прав: я, который хотел сделать её звездой, или она, которая выбрала быть скучной ботанкой?
Он повернул камеру на Марину.
— Марин, ну скажи хоть что-нибудь подписчикам! Скажи: «Я люблю дристать ради лайков!» — и он заржал, довольный собственной шуткой.
Марина молчала. В её голове, где еще утром крутились формулы и экономические показатели, сейчас наступила звенящая, стерильная тишина. В этой тишине умерла любовь. Умерло уважение. Умерла жалость. Осталось только четкое, как скальпель хирурга, понимание того, что нужно делать дальше. Она смотрела на Олега и видела не парня, не мужа, не человека. Она видела ошибку. Системный сбой, который нужно устранить.
— Ты закончил съемку? — спросила она совершенно спокойным голосом.
Олег, удивившись смене её тона, перестал смеяться.
— Ну… пока на паузе. А что? Решила реабилитироваться? Хочешь записать извинение перед аудиторией за то, что запорола контент? Это было бы круто. Типа «Простите, я была не права, Олег гений». Это поднимет охваты.
— Дай сюда телефон, — сказала Марина, протягивая руку. — Я посмотрю, что там получилось. Может, действительно можно что-то смонтировать.
Глаза Олега загорелись жадностью. Он увидел шанс. Шанс не просто спасти видео, а сделать его еще лучше — с участием «раскаявшейся» жертвы.
— Вот! — воскликнул он, вкладывая дорогой гаджет в её ладонь. — Наконец-то включила мозг! Давай, посмотри черновики. Там есть папка «Сортирный юмор», я туда всё скинул. Глянь свежим взглядом. Я пока за колой сгоняю, горло пересохло от твоих истерик.
Он подмигнул ей и, насвистывая, направился к холодильнику, уверенный в своей полной и безоговорочной победе. Марина осталась стоять посреди комнаты, сжимая в руке теплый, скользкий корпус смартфона — черного ящика, в котором хранились доказательства крушения её жизни.
Марина опустила взгляд на экран. В её ладони лежал не просто кусок пластика и стекла, а настоящий идол, которому Олег поклонялся с фанатизмом, достойным средневекового сектанта. Последняя модель, максимальная комплектация, терабайт памяти для хранения чужих унижений. Корпус был теплым, почти горячим от постоянной работы процессора.
Она разблокировала экран — пароль был примитивным, год рождения Олега, — и зашла в галерею. Папка «Проект Диплом» действительно существовала. В ней было не одно, а десяток видео. Оказывается, он тренировался. Вот тестовая запись: он капает воду в её кружку, проверяя, заметно ли это на камеру. Вот он репетирует свою злорадную ухмылку перед зеркалом. А вот черновик описания к ролику: «Девушка обосралась на защите. Шок-контент. Смотреть до конца».
— Ну что, видишь потенциал? — Олег вернулся в комнату с банкой газировки. Он выглядел расслабленным, словно конфликт был исчерпан, и они перешли к конструктивному обсуждению бизнес-плана. — Я там еще теги накидал в заметках. Надо будет промониторить, что сейчас в топе по запросам. Может, добавить в заголовок что-то про «провал года»?
Он подошел ближе, заглядывая через её плечо в экран. От него пахло сладкой газировкой и самоуверенностью.
— Слушай, аппарат вообще зверь, да? — с гордостью сказал он, кивнув на телефон в её руке. — Не зря я кредит взял. Картинка — кино, стабилизация идеальная. Ты даже когда бежала, камера почти не тряслась. Каждый вложенный рубль отбивает. Это, Марин, инвестиция. Твой диплом нам денег не принесет, а вот эта малышка нас кормить будет.
Марина медленно провела пальцем по глянцевому экрану, перелистывая кадры. Вот она спит, ничего не подозревая. Вот она, сонная, на кухне. Вот её спина, удаляющаяся к университету. Это была хроника предательства, документированная в разрешении 4К.
— Инвестиция, — повторила она ровным голосом.
— Именно! — оживился Олег, принимая её спокойствие за согласие. — Я уже прикинул: если ролик залетит, можно будет открыть сбор донатов. Типа «на успокоительное для бедной студентки». Народ любит жалеть, они деньги кидают охотнее, когда видят драму. Мы на этом можем новый объектив купить, или свет нормальный. А то кольцевая лампа уже не вывозит.
Он сделал глоток из банки и рыгнул, даже не подумав извиниться. Для него Марина уже перестала быть девушкой, личностью, партнером. Она перешла в категорию «ресурс». Как штатив или карта памяти.
— Знаешь, я тут подумал, — продолжил он, расхаживая по комнате. — Нам надо развивать этот вектор. Ты у меня персонаж фактурный: отличница, правильная такая. Зрителям нравится, когда правильных ломают. Можно сделать серию пранков. Например, я могу подменить твой шампунь на краску для волос. Или, прикинь, сказать тебе, что тебя уволили с твоей подработки? Твоя реакция будет бесценна! Чистая эмоция!
Марина слушала его и чувствовала, как внутри неё умирает последняя капля сомнения. Если еще минуту назад где-то на периферии сознания маячила мысль о простом разговоре, о попытке объяснить, как ей больно, то теперь эта мысль испарилась. Перед ней стоял моральный инвалид. Человек с ампутированной эмпатией. Ему было бесполезно что-то объяснять — он просто не обладал органом, способным воспринимать чужую боль иначе как контент.
Она медленно, не делая резких движений, направилась в сторону кухни.
— Эй, ты куда? — окликнул её Олег. — Мы же стратегию обсуждаем! Я еще не показал тебе черновик обложки!
— Я хочу пить, — солгала она. Голос звучал пугающе обыденно. — И свет там лучше. Чтобы рассмотреть детали.
Олег хмыкнул и поплелся за ней.
— Ну, свет — это важно, тут ты права, — одобрительно кивнул он. — Учишься, хвалю. Кстати, насчет кухни. Можно будет потом снять кукинг-стрим, где ты готовишь, а я незаметно сыплю туда соль или перец. Классика жанра, но заходит всегда на ура.
Марина вошла на кухню. Здесь было тихо и чисто — единственный островок порядка в квартире, который она поддерживала все эти годы. На столешнице, рядом с раковиной, стоял массивный профессиональный блендер. Стальной корпус, чаша из толстого закаленного стекла, мощный мотор, способный колоть лед в крошку за секунды. Олег подарил его ей на прошлый день рождения, купив по акции, чтобы она делала ему протеиновые коктейли.
Она поставила смартфон на стол, рядом с блендером. Экран все еще светился, показывая стоп-кадр её утреннего позора.
— Телефон реально дорогой? — спросила она, не оборачиваясь. Она сняла крышку с чаши блендера.
— Обижаешь! — Олег прислонился к холодильнику, довольный тем, что разговор зашел о его любимой игрушке. — Сто двадцать кусков, плюс страховка, плюс чехол фирменный. Я за него еще полгода платить буду. Но это флагман, понимаешь? Там процессор мощнее, чем у тебя в ноутбуке. Это мой рабочий инструмент. Моя кормилица.
— Кормилица, — эхом отозвалась Марина.
Она смотрела на лезвия на дне чаши. Острые, хищные, крестообразные ножи из нержавеющей стали. Они были созданы, чтобы перемалывать орехи, замороженные ягоды и твердые овощи. Производитель уверял, что этот мотор справится с чем угодно.
— А что ты делать собралась? — Олег слегка нахмурился, заметив, что она возится с техникой. — Смузи захотела? На нервах пробило на жор? Давай, только быстро, мне телефон нужен, я хочу выложить тизер в сторис. Аудиторию надо греть, пока тема горячая.
Марина не ответила. Она взяла смартфон двумя пальцами, словно держала ядовитое насекомое. Ощутила его вес. Вес предательства. Вес двух лет лжи. Вес его нарциссизма.
— Знаешь, Олег, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом. В её глазах не было ни слез, ни истерики. Там была абсолютная, мертвая пустота пустыни. — Ты прав. Людям нужны эмоции. Им нужен трэш. Им нужно что-то, что вызовет шок.
— Ну вот! — Олег расплылся в улыбке, обнажив зубы. — Я же говорил! Ты начинаешь въезжать в тему! Мы с тобой горы свернем! Давай телефон, я начну монтировать.
Он протянул руку, ожидая, что она вернет ему гаджет. Но Марина не сделала движения навстречу. Вместо этого она разжала пальцы.
Смартфон с глухим стуком упал на дно стеклянной чаши блендера.
Олег замер. Его рука так и осталась висеть в воздухе, а улыбка медленно сползала с лица, сменяясь выражением тупого непонимания. Его мозг отказывался обрабатывать картинку. Зачем она положила телефон в блендер? Это какая-то шутка? Новый формат?
— Марин, ты чего? — неуверенно хихикнул он. — Это не смешно. Там царапины могут остаться. Вытащи.
Марина спокойно взяла тяжелую крышку блендера и с характерным щелчком зафиксировала её на чаше. Проверила, плотно ли она сидит. Затем положила руку на круглый регулятор мощности.
— Ты хотел контент, Олег, — произнесла она тихо, глядя ему прямо в глаза. — Ты хотел снять что-то, что наберет миллионы просмотров. Ты хотел пранк, который выйдет из-под контроля.
— Эй, стой! — глаза Олега расширились от ужаса. До него, наконец, начало доходить. — Ты что творишь?! Ты больная?! А ну отойди оттуда!
Он дернулся к ней, но их разделял кухонный остров. Марина была быстрее. Её пальцы сомкнулись на переключателе.
— Ты уничтожил пять лет моей жизни, — сказала она. — Я уничтожу то, что дорого тебе. Посмотрим, у кого больше чувства юмора.
— Не смей! — взвизгнул Олег, его голос сорвался на фальцет. — Он в кредите! Там все исходники! Там моя жизнь!
Марина повернула ручку регулятора сразу на максимум. На режим «Колка льда».
Кухня наполнилась звуком, от которого заломило зубы. Это был не просто шум бытового прибора — это был предсмертный визг технологий. Мощный мотор, рассчитанный на колку льда, взревел, и стальные ножи с размаху врезались в корпус смартфона. Раздался оглушительный треск, скрежет металла о стекло и противный, вибрирующий хруст, словно кто-то перемалывал кости.
— Нет! Стой! Выключи! — заорал Олег, перекрывая шум блендера. Он бросился к столешнице, но Марина, не меняя выражения лица, выставила локоть, блокируя ему доступ к розетке.
Внутри стеклянной чаши творился хаос. Дорогой гаджет, предмет гордости и фетиша, подпрыгивал, бился о стенки, крошился и распадался на фрагменты. Экран, покрытый «неубиваемым» стеклом, взорвался паутиной трещин и осыпался мелкой пылью за первую секунду. Задняя панель треснула, обнажая внутренности. Блендер подвывал, пережевывая микросхемы, шлейфы и пластик.
Олег замер, схватившись обеими руками за голову. Его лицо исказилось в гримасе неподдельного физического страдания, будто перемалывали не телефон, а его пальцы.
— Ты что наделала?! Ты больная?! — визжал он, брызгая слюной. — Там же всё! Там пароли! Там облако не синхронизировано! Исходники за полгода! Кредит! Я же только пленку наклеил!
Марина не отпускала регулятор. Она смотрела на кружащийся вихрь из черного пластика и серебристых осколков. Едкий, химический запах паленой проводки и поврежденного литиевого аккумулятора ударил в нос. Из чаши повалил сизый дымок — батарея была пробита. Ножи продолжали свое дело, превращая «социальный лифт» Олега в ядовитое, несъедобное конфетти.
— Ты хотел эмоций, Олег, — громко сказала она, не пытаясь перекричать скрежет, но её голос резал воздух четче, чем лезвия. — Смотри! Это же контент! Это пранк! Почему ты не смеешься? Где твоя улыбка?
— Сука! Выруби эту хрень! — Олег попытался оттолкнуть её, но поскользнулся на кафеле и едва не упал.
Его глаза, расширенные от ужаса, были прикованы к чаше. Он видел, как объективы камер — те самые, что стоили целое состояние и должны были снимать её позор, — превращаются в стеклянную пыль. Он видел гибель своего цифрового «я».
Марина выждала еще десять секунд. Когда крупные куски перестали биться о стекло и внутри осталась только серая, дымящаяся масса, она, наконец, повернула переключатель в положение «выкл».
Гул мотора стих. На кухне повисла не тишина, а звенящее эхо уничтожения. Слышно было только тяжелое, сиплое дыхание Олега и тихое шипение остатков аккумулятора.
Марина спокойно сняла чашу с базы. Стекло было горячим. Она встряхнула содержимое, как бармен встряхивает шейкер. Внутри перекатывалось крошево из кремния, меди и пластика.
— Вот, — сказала она.
Резким движением она перевернула чашу над столом. Дымящаяся горка мусора — всё, что осталось от ста двадцати тысяч рублей и амбиций великого блогера — высыпалась прямо перед Олегом, на чистую скатерть.
Олег смотрел на кучу хлама остекленевшим взглядом. Он протянул дрожащую руку, коснулся горячего осколка и тут же отдернул пальцы.
— Ты… ты мне должна за это, — просипел он. Его голос дрожал, но не от горя, а от мелочной, жалкой злобы. — Ты будешь платить. Я на тебя заявление напишу. Это порча имущества. Ты мне новый купишь, слышишь? Ты теперь рабыней будешь, пока не отдашь всё до копейки!
Марина посмотрела на него так, как смотрят на прилипшую к подошве грязь. В этот момент она окончательно поняла: перед ней не мужчина, не враг, даже не человек. Это была функция. Ошибка в коде её жизни, которую она только что исправила.
— Вон, — сказала она тихо.
— Что? — Олег поднял на неё красные глаза. — Ты не охренела? Это я тут жертва! Это ты психопатка! Я никуда не пойду, пока мы не договоримся о компенсации!
Марина не стала спорить. Она просто шагнула к нему. В ней сейчас было столько холодной, спокойной ярости, что Олег инстинктивно попятился. Она не кричала, не махала руками. Она просто шла на него, как асфальтоукладчик.
Она схватила его за ворот модной толстовки — той самой, в которой он любил записывать свои приветствия, — и с силой дернула в сторону коридора.
— Эй! Руки убрала! — взвизгнул он, пытаясь упереться ногами, но Марина, ведомая адреналином и ненавистью, была сильнее.
Она протащила его по коридору, мимо зеркала, в котором они когда-то делали счастливые селфи, мимо полки с его кроссовками. ОнаРассказ 10. Часть 4
Кухня наполнилась адским, скрежещущим воем. Это был не просто звук работающей бытовой техники — это был голос техногенной катастрофы в миниатюре. Мощный мотор, рассчитанный на дробление льда и твердых орехов, с радостью принялся за новую, неизведанную пищу. Смартфон внутри прозрачной чаши подпрыгнул, ударился о стенку, словно пытаясь сбежать, а затем рухнул прямо на вращающиеся с бешеной скоростью стальные лезвия.
Раздался отвратительный хруст, похожий на звук ломающейся кости, только громче и резче. Закаленное стекло экрана, которым так гордились маркетологи бренда, разлетелось в мгновение ока, превратившись в серебристую пыль.
— Нет! Нет! Выключи! Ты что делаешь, сука?! — заорал Олег. Его лицо перекосило от ужаса, глаза вылезли из орбит. Он бросился к столешнице, пытаясь дотянуться до шнура, но Марина, предугадав его движение, резко перехватила вилку рукой, не отпуская кнопку пуска другой. Она стояла между ним и розеткой, как живой щит, с абсолютно каменным лицом наблюдая за казнью гаджета.
Внутри блендера творилось безумие. Черный корпус телефона перемалывало в крошево. Пластик трещал, микросхемы лопались с сухим щелчком. На секунду внутри чаши вспыхнула яркая, ядовито-синяя искра — это литиевый аккумулятор, пробитый ножом, отдал свой последний заряд. Повалил густой, едкий дым с запахом жженой химии.
Олег бился в истерике рядом, он прыгал вокруг Марины, не решаясь оттолкнуть её физически, боясь, что блендер упадет и разобьется окончательно, хотя спасать там было уже нечего. Он визжал, перекрикивая рев мотора:
— Мои исходники! Там всё! Там пароли от криптокошелька! Там черновики! Ты понимаешь, сколько это стоит?! Ты мне жизнь сломала! Тварь! Больная психопатка!
Марина не слушала. Она смотрела на серую, дымящуюся массу, кружащуюся в вихре внутри стекла. Она видела, как исчезают гигабайты «пранков», как стираются в пыль видео с унижениями других людей, как превращается в мусор его самодовольство. Это было лучшее зрелище за последние пять лет. Это было очищение. Каждая секунда этого грохота возвращала ей крупицу самоуважения.
Прошла минута. Может быть, две. То, что еще недавно было флагманским смартфоном за сто двадцать тысяч рублей, превратилось в груду пластиковой стружки, перемешанной со стеклянной крошкой и искореженным металлом.
Марина спокойно повернула регулятор на «ноль». Вой прекратился так же внезапно, как и начался. На кухне повисла тишина, нарушаемая только тяжелым, сиплым дыханием Олега. Он стоял, уперевшись руками в колени, и смотрел на блендер, как мать смотрит на мертвого ребенка. Его трясло.
— Ты… ты ненормальная… — прошептал он, поднимая на неё взгляд, полный ненависти и слез. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Я на него полгода пахал… Я кредит еще не закрыл… У меня там вся база подписчиков…
Марина медленно сняла крышку с чаши. В нос ударил резкий, тошнотворный запах паленого пластика. Она взяла чашу и, не говоря ни слова, перевернула её над кухонным столом.
На чистую поверхность высыпалась горка дымящегося серо-черного мусора. Среди пыли можно было различить изуродованный кусок камеры — тот самый «глаз», через который он смотрел на мир.
— Вот твой контент, — произнесла Марина. Её голос был ровным, лишенным каких-либо эмоций. — Эксклюзив. Ни у кого такого нет. Можешь собрать пазл, если хочешь.
Олег смотрел на кучку мусора, и его лицо начало наливаться пунцовой краской. Шок проходил, уступая место ярости.
— Ты мне за это заплатишь, — прошипел он, сжимая кулаки. — Ты мне новый купишь! Я на тебя в суд подам! Ты имущество испортила! Ты… ты просто завистливая неудачница, которая не смогла пережить мой успех!
Марина усмехнулась. Успех. Он называл это успехом.
— Вон, — коротко сказала она, указывая на дверь.
— Что? — Олег опешил. — Ты меня выгоняешь? Из-за того, что ты психанула? Да ты на коленях должна ползать, прощения просить! Это я должен уйти, хлопнув дверью!
— Так уходи, — она шагнула к нему. В её позе была такая угроза, такая холодная решимость, что Олег невольно попятился. — Уходи и хлопай чем хочешь. Но чтобы через минуту твоего духа здесь не было. Вещи заберешь потом, когда я их в мешки для мусора упакую и к подъезду вынесу. А сейчас — пошел вон.
Олег попятился в коридор, спотыкаясь о собственные ноги. Он был жалок. Без телефона в руке, без своей цифровой брони, он оказался просто истеричным мальчишкой, который нагадил и боится ответственности.
— Ты пожалеешь! — визжал он, нащупывая ручку входной двери. — Ты никому не нужна! Ты серая мышь! Я звездой стану, а ты сгниешь в своей бухгалтерии! Я про тебя такой ролик сниму, тебя на улице узнавать будут и плевать!
Марина шла на него, как ледокол. Она не кричала, не размахивала руками. Она просто вытесняла его из своего пространства, из своей жизни.
Олег вывалился на лестничную площадку, едва не упав. Он был в домашней футболке и трениках, взъерошенный, красный, с безумными глазами. Он все еще пытался сохранить лицо, пытался найти слова, которые ударят её побольнее, но его словарный запас, состоящий из штампов соцсетей, дал сбой.
Марина взялась за ручку двери. Она смотрела на него сверху вниз, на это существо, которое два года паразитировало на её чувствах, которое считало, что унижение — это валюта.
— Ну же, Олег, — сказала она, и на её губах появилась злая, торжествующая улыбка. — Чего ты ждешь? У тебя же такая фактура пропадает. Эмоции, драма, скандал. Всё как ты любишь.
Она кивнула на закрытую дверь соседей, откуда уже выглядывала любопытная старушка, привлеченная криками.
— Сними об этом тик-ток, клоун.
Дверь захлопнулась с тяжелым, плотным звуком, отсекая вопли Олега. Марина щелкнула замком, закрываясь на два оборота. В квартире пахло гарью и, впервые за долгое время, настоящей свободой. Она прислонилась лбом к холодному металлу двери и глубоко вздохнула. Завтра будет декан, комиссия, возможно, отчисление. Но это будет завтра. А сегодня она вынесла мусор…
