— Ты потратил деньги, отложенные на платные роды и контракт с врачом, на покупку игрового компьютера, потому что, видите ли, была черная пятница, и ты не мог упустить скидку? Ты в своем уме, Сережа? Мне рожать через месяц!
Наталья стояла в дверном проеме, опираясь плечом о косяк. Ей было тяжело стоять ровно: девятый месяц давал о себе знать отеками ног и ноющей поясницей, которая, казалось, вот-вот переломится пополам. В руке она сжимала длинную, измятую ленту кассового чека, которую нашла в мусорном ведре, присыпанную кофейной гущей.
Сергей даже не обернулся сразу. Он сидел на крутящемся стуле, полностью поглощенный процессом. Перед ним на столе, занимая почти все свободное пространство, возвышался огромный черный корпус с прозрачной боковой стенкой. Внутри этого стеклянного саркофага пульсировала жизнь: кулеры вращались с тихим, дорогим шелестом, переливаясь кислотно-фиолетовым и ядовито-зеленым светом. Видеокарта, размером с кирпич, светилась логотипом производителя, а оперативная память мерцала в такт какой-то невидимой музыке. Монитор был новым, изогнутым, и на нем загружалась полоса установки очередной игры.
— Наташ, ну ты чего завелась? — наконец произнес он, не отрывая взгляда от экрана, где бежали проценты загрузки. — Ты посмотри на характеристики. Это же монстр! Я давно такой хотел. Там одна видюха стоит как крыло от самолета, а я взял весь блок с сорокапроцентной скидкой. Ты понимаешь, что такой шанс выпадает раз в год? Грех было не взять.
Наталья сделала шаг в комнату. Пол под ногами не скрипел, но ей казалось, что с каждым её шагом рушится фундамент их жизни. В комнате пахло нагретым пластиком и озоном — специфический запах новой, мощной техники, который Сергей вдыхал как аромат элитного парфюма.
— Шанс? — переспросила она, и голос её был не истеричным, а глухим, словно ватным. — Сережа, мы копили эти деньги полгода. Мы ездили в роддом, мы выбрали врача. Я подписала предварительное согласие. Мне нужно оплатить контракт на следующей неделе. Чем я буду платить? Твоей видеокартой? Или, может быть, я предложу доктору поиграть в твоего «монстра» пока у меня схватки будут идти?
Сергей наконец соизволил развернуться. На его лице играла обиженная гримаса ребенка, у которого отбирают любимую игрушку. В свете монитора его лицо казалось бледным, а глаза горели нездоровым азартом. Он искренне не понимал, в чем проблема. Для него мир был прост: есть скидка — надо брать, а остальное как-нибудь само рассосется.
— Ну зачем ты утрируешь? — он махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Деньги — это бумага. Сегодня нет, завтра заработаю. А железо дорожает каждый день. Ты курс видела? Через месяц я бы этот комп и за двести тысяч не собрал. Это инвестиция, Наташ. Я же не пропил их, не в казино спустил. Всё в доме осталось.
Он любовно провел пальцем по стеклянной панели корпуса, стирая несуществующую пылинку.
— Инвестиция, — повторила Наталья, чувствуя, как ребенок внутри сильно толкнул её в ребро, будто тоже возмущаясь услышанным. — Инвестиция во что? В твои танчики? В эльфов? Сережа, у нас нет денег на роды. У нас ноль. Ты понимаешь значение слова «ноль»? Я не поеду к дежурной бригаде. У меня узкий таз, крупный плод, мне нужен конкретный специалист, с которым мы договаривались. Ты забыл, что мне врач говорил на последнем УЗИ?
— Ой, да эти врачи вечно жути нагоняют, чтобы денег содрать, — фыркнул Сергей, снова поворачиваясь к монитору и хватаясь за мышку. — Бизнес у них такой. Все рожают нормально, и ты родишь. Моя мать меня вообще в поселке рожала, и ничего, вырос нормальным мужиком. А сейчас медицина ого-го. По ОМС обязаны всё сделать бесплатно. Зачем платить за то, что государство и так гарантирует? Это просто капризы твои беременные, синдром гнездования, или как там это называется. Тебе хочется «лакшери», отдельную палату и чтобы вокруг тебя хороводы водили. А можно и попроще быть.
Наталья смотрела на его затылок. Он уже кликал мышкой, настраивая разрешение экрана. Ему было важнее количество кадров в секунду, чем безопасность собственного ребенка. Она подошла ближе и выдернула шнур питания монитора из розетки. Экран погас.
В комнате повис только шум вентиляторов системного блока, которые продолжали гонять воздух, охлаждая драгоценные микросхемы.
— Эй! Ты что творишь?! — Сергей подскочил на стуле, едва не опрокинув его. — Нельзя так вырубать! Там драйвера устанавливались! Ты систему мне запорешь!
— Я сейчас этот системник в окно выкину, Сергей, — сказала Наталья очень тихо. Она не шутила. В ней проснулась та холодная, первобытная злость самки, которая понимает, что самец рядом не способен защитить потомство, а, наоборот, представляет угрозу. — Ты украл деньги у своего сына. Не у меня. У него.
— Да не крал я! — заорал он, вскакивая и нависая над ней. — Это наши общие деньги! Я тоже работаю! Я имею право на отдых! Ты целыми днями дома сидишь, животом командуешь, а я пашу как проклятый. Я прихожу домой и хочу расслабиться, уйти в виртуал, пострелять, пар выпустить. Мне этот комп нужен для психического здоровья! А ты только о себе думаешь. Эгоистка. «Я хочу платного врача, я хочу комфорт». А обо мне ты подумала? Как мне жить в этом стрессе, когда скоро ребенок орать начнет круглосуточно? Мне нужна отдушина!
Он говорил это с такой искренней убежденностью в своей правоте, что Наталью начало мутить. Ей казалось, что перед ней стоит не тридцатилетний мужчина, а прыщавый подросток, который стащил у матери из кошелька деньги на сигареты и теперь оправдывается тяжелой школьной жизнью.
— Отдушина, значит, — Наталья сжала чек в кулаке так, что ногти впились в ладонь. — То есть, ты готовишься к появлению ребенка тем, что покупаешь себе игрушку, чтобы прятаться в ней от его криков? Ты уже заранее планируешь сбегать от реальности, пока я буду с ним возиться?
— Не передергивай! — Сергей начал нервно ходить по комнате, обходя системный блок по широкой дуге, словно защищая его своим телом. — Я буду помогать. Но мне нужно качественное железо. И вообще, я, может, стримить начну! Деньги буду зарабатывать, сидя дома. Ты об этом не думала? Это инструмент заработка!
— Ты последний раз стримил три года назад, когда тебя смотрело полтора землекопа, — осадила его Наталья. — И заработал ты тогда ровно сто рублей, которые тебе друг по приколу задонатил. Не ври мне. И себе не ври. Ты просто захотел новую игрушку. И тебе было плевать, что эти деньги — моя безопасность.
— Твоя безопасность — это скорая помощь и роддом номер пять по прописке! — рявкнул Сергей, окончательно теряя остатки терпения. — Всё, тема закрыта. Компьютер куплен, возврату технически сложные товары не подлежат, если они исправны. Чек я не дам, коробку я уже выбросил в мусоропровод, чтобы место не занимала. Так что смирись, Наташа. Будешь рожать как все нормальные бабы. Не сахарная, не растаешь.
Он демонстративно нагнулся, поднял вилку монитора с пола и с вызовом посмотрел ей в глаза, прежде чем воткнуть её обратно в розетку. Экран снова вспыхнул, озаряя комнату холодным, равнодушным светом. Сергей сел обратно в кресло, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Для него проблема была решена. Деньги потрачены, вещь стоит на столе, а жена поворчит и успокоится. Куда она денется с таким животом?
Наталья тяжело опустилась на край дивана, чувствуя, как пружины жалобно скрипнули под её весом. Поясница горела огнем, словно туда залили раскаленный свинец, но эта физическая боль меркла перед тем ледяным ужасом, который сковывал её мысли. Она смотрела на мужа и не узнавала его. Спина Сергея, обтянутая домашней футболкой, казалась чужой. Он ритмично щелкал по клавишам новой механической клавиатуры, и этот звук — сухой, громкий, раздражающий — ввинчивался в мозг, как сверло.
— Сережа, послушай меня, — произнесла она, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало от негодования. — Дело не в комфорте. Дело в рисках. У меня в карте написано: «высокий риск осложнений». Бесплатная медицина — это лотерея. Там прекрасные врачи, я не спорю, но у них поток. А если что-то пойдет не так? Если мне экстренно понадобится анестезиолог, а он будет на другой операции? Контракт гарантирует, что врач приедет ко мне в любое время суток. Ты понимаешь, что мы рискуем здоровьем ребенка ради… ради светящейся коробки?
Сергей раздраженно вздохнул, не снимая наушников, лишь сдвинув один «амбушюр» с уха.
— Опять ты за свое. Наташ, ну включи логику. Ты жертва маркетинга. Тебе в женской консультации промыли мозги, чтобы ты понесла деньги в кассу. Это же бизнес, огромный конвейер по выкачиванию бабла из перепуганных мамочек. «Высокий риск», «узкий таз» — это всё стандартные страшилки, чтобы ты раскошелилась. Раньше бабы в поле рожали, под стог ложились, пуповину серпом резали — и ничего, богатырей растили. А ты в теплом роддоме, с врачами, с аппаратурой. Чего тебе бояться?
Он повернулся к ней, и в его глазах, отражающих радужные переливы подсветки, читалось искреннее непонимание. Он действительно верил в то, что говорил.
— Ты сейчас серьезно сравниваешь меня с крестьянкой девятнадцатого века? — Наталья почувствала, как к горлу подступает тошнота. — Ты предлагаешь мне рожать «под стогом», пока ты будешь тестировать новую видеокарту?
— Я предлагаю тебе не истерить и не драматизировать, — отрезал Сергей. — По ОМС сейчас условия шикарные. Я читал форумы. Палаты на двоих, душ на этаже, кормят сносно. Ну не будет у тебя отдельного джакузи и личной акушерки, которая тебя за ручку держит. И что? Роды — это естественный процесс, природа всё продумала. Организм сам знает, что делать. Ты родишь, через три дня выпишут. А компьютер — это вещь. Он на пять лет минимум. Это актив. А твои роды — это один день. Ты хочешь спустить сто двадцать кусков за одни сутки? Это же безумие, Наташ. Просто сжечь деньги.
Наталья смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то обрывается. Тонкая нить, которая связывала их последние годы, натянулась до предела и лопнула с беззвучным звоном. Она вдруг отчетливо увидела: перед ней сидит не муж, не отец её будущего ребенка, не опора и защита. Перед ней сидит инфантильный, эгоистичный подросток, запертый в теле тридцатилетнего мужчины. Ему плевать на её боль, на её страхи, на безопасность их сына. Ему важно лишь то, что его новая игрушка выдает красивые картинки.
— То есть, по-твоему, здоровье твоего сына и жены стоит дешевле, чем возможность поиграть в игры на максимальных настройках? — спросила она ледяным тоном. — Ты поставил на чашу весов жизнь человека и кусок кремния. И выбрал кремний.
— Ну зачем ты всё усложняешь? — Сергей закатил глаза и снова отвернулся к экрану, всем видом показывая, что разговор окончен. — Никто не умрет. Все рожают бесплатно, и ты родишь. Хватит нагнетать. Лучше бы ужин приготовила, раз уж дома сидишь, а то я с этой сборкой проголодался как волк. И вообще, не мешай. Я сейчас бенчмарк запускаю, мне нужна тишина, чтобы кулеры послушать.
Наталья молча встала. Ей больше нечего было ему сказать. Спорить с ним было так же бесполезно, как пытаться объяснить табуретке теорию относительности. Она поняла страшную вещь: у неё действительно будет два ребенка. Один — беспомощный младенец, который скоро появится на свет. А второй — вот этот великовозрастный эгоист, требующий обслуживания и дорогих игрушек. И тянуть обоих она не сможет. Просто надорвется.
Она медленно, держась за стену, вышла в коридор. Там, в полумраке, пахло старой обувью и безысходностью. Наталья нащупала в кармане домашнего халата телефон. Руки не дрожали — на смену гневу пришла холодная, расчетливая решимость. Она знала, что делает. Это было не эмоциональное решение, а хирургическое вмешательство — больное, кровавое, но необходимое для выживания.
Она нашла в контактах номер отца. Гудки шли долго, тягуче.
— Да, дочь, — раздался в трубке низкий, хриплый голос. Отец никогда не любил долгих приветствий.
— Пап, привет, — сказала Наталья, глядя на своё отражение в зеркале прихожей. Из зеркала на неё смотрела уставшая женщина с темными кругами под глазами и огромным животом. — Ты можешь приехать? Прямо сейчас.
— Что случилось? Началось? Скорую вызывать? — голос отца мгновенно стал собранным, жестким.
— Нет, не началось. Точнее, началось, но другое, — Наталья перевела дыхание. — Сережа потратил деньги на роды. Все. Купил компьютер. Он считает, что я могу родить бесплатно, а ему нужно расслабляться.
На том конце провода повисла тяжелая пауза. Отец молчал секунд десять. Наталья слышала только его тяжелое дыхание и какой-то фоновый шум — возможно, работал телевизор.
— Он дома? — наконец спросил отец. Тон его голоса изменился. Если раньше он был просто обеспокоенным, то теперь в нём зазвучал металл.
— Да. Играет. Говорит, что это инвестиция.
— Я буду через двадцать минут. Ничего ему не говори. Дверь открой заранее, чтобы я в звонок не трезвонил.
— Пап, только без драки, пожалуйста, — попросила Наталья, хотя понимала, что просит невозможного. — Мне нельзя волноваться.
— Я просто поговорю, — ответил отец и отключился.
Наталья опустила руку с телефоном. Из комнаты донеслось радостное восклицание Сергея — видимо, тест производительности прошел успешно. Она горько усмехнулась. Он радовался цифрам на экране, не подозревая, что таймер обратного отсчета его беззаботной жизни уже запущен, и до взрыва осталось меньше получаса. Она прошла на кухню, села на стул и стала ждать, глядя на стрелку настенных часов. Каждая секунда приближала развязку, и Наталья впервые за вечер почувствовала странное, пугающее облегчение.
Тяжелые шаги в прихожей раздались ровно через двадцать минут. Наталья не стала встречать отца, она осталась сидеть на кухне, обхвативе руками чашку с давно остывшим чаем. Ей не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, в каком он настроении. Виктор Петрович всегда ходил так, словно вколачивал сваи — увесисто, неотвратимо, хозяйски. В квартире сразу стало тесно. Запахло сырой улицей, табаком и тяжелой мужской работой, тем самым забытым запахом надежности, которого так не хватало в этом доме последние месяцы.
Дверь в комнату Сергея была приоткрыта. Оттуда доносились резкие звуки выстрелов и чьи-то вопли из динамиков — он всё-таки включил звук на полную, решив, видимо, заглушить остатки совести громкостью виртуальной войны.
Виктор вошел в комнату молча. Он не стал стучать, кашлять или здороваться. Его фигура в мокрой кожаной куртке заполнила собой дверной проем, мгновенно делая уютный геймерский мирок Сергея игрушечным и жалким. Сергей, увлеченный перестрелкой, заметил тестя только тогда, когда огромная тень упала на клавиатуру, перекрыв радужную подсветку.
— О, Виктор Петрович! — Сергей дернулся, снимая наушники и натягивая на лицо дежурную, немного испуганную улыбку. — А мы вас не ждали. В гости? Чай бу…
Договорить он не успел. Виктор, не говоря ни слова, наклонился под стол. Его движения были скупыми и точными, как у механика, знающего, где находится главный рубильник. Он нащупал толстый кабель питания и с силой, без раскачки, дернул его на себя.
Системный блок жалобно пискнул и погас. Разноцветные огни внутри стеклянного корпуса мгновенно умерли, кулеры, еще секунду назад гудевшие как турбины, начали замедляться с тоскливым шелестом. Монитор стал черным зеркалом, отразившим перекошенное от ужаса лицо Сергея.
— Ты что творишь?! — взвизгнул зять, вскакивая с кресла так резко, что оно отлетело к стене и с грохотом ударилось о батарею. — Ты спятил, батя? Там же жесткий диск! Ты мне файловую систему убил! Это техника за двести кусков, а не утюг советский!
Виктор выпрямился. В руке он держал черный сетевой шнур, словно дохлую змею. Он смотрел на Сергея не со злостью, а с каким-то брезгливым удивлением, будто обнаружил в супе таракана.
— Одевайся, — коротко бросил он, отбрасывая шнур в сторону.
— Куда одевайся? Зачем? — Сергей растерянно переводил взгляд с темного монитора на массивную фигуру тестя. — Вы что, с Наташкой сговорились? Это моя квартира! Вы не имеете права тут распоряжаться! Я полицию вызову! Это порча имущества!
— Имущества? — Виктор шагнул вперед, и Сергею пришлось вжаться спиной в книжный стеллаж. — Имущество — это то, что заработано. А то, что украдено у беременной жены и неродившегося ребенка — это вещдок. Отходи.
Виктор подошел к столу и обхватил системный блок своими широкими ладонями. Стекло скрипнуло под пальцами. Блок был тяжелым, громоздким, неудобным для переноски, но Виктор поднял его легко, как пустую коробку. Провода, которые Сергей не успел отсоединить — от мыши, клавиатуры, монитора — натянулись и начали с треском вырываться из портов.
— Стой! Стой, варвар! — заорал Сергей, кидаясь к компьютеру. Он вцепился в корпус с другой стороны, пытаясь перетянуть его на себя. — Ты порты выломаешь! Ты материнку погнешь! Оставь! Это моё! Я купил! У меня чек есть!
— Чек у тебя есть, а совести нет, — процедил Виктор. Он даже не напрягся, просто дернул корпус на себя чуть сильнее.
Сергей был слабее. Намного слабее. Его холеные, привыкшие только к мышке пальцы соскользнули с гладкого металла. Он споткнулся и едва не упал, сбив со стола кружку с недопитым кофе. Темная жидкость плеснула на светлый ламинат, растекаясь уродливой лужей.
— Куда ты его тащишь?! — Сергей бежал за тестем, который уже выходил в коридор, прижимая к груди мерцающий хромом и стеклом агрегат. Сзади, по полу, волочился не до конца вырванный HDMI-кабель, цокая металлическим наконечником по паркету. — В скупку? Ты хоть понимаешь, сколько я потеряю? Они дадут копейки! Это бэушный товар! Я тридцать процентов стоимости потеряю сразу!
Виктор остановился в прихожей так резко, что Сергей врезался ему в спину. Тесть медленно развернулся, продолжая держать компьютер одной рукой, словно тот ничего не весил.
— Ты потеряешь тридцать процентов? — тихо, но страшно переспросил он. — А моя дочь могла потерять жизнь из-за твоих игрушек. Ты, щенок, хоть на секунду подумал, что будет, если при родах что-то пойдет не так? Ты, когда этот ящик выбирал, о сыне думал или о том, как у тебя картинка дергаться не будет?
— Да все рожают! — в отчаянии выкрикнул Сергей, брызгая слюной. Ему было страшно, но жадность и обида за отобранную «мечту» были сильнее страха. — Это развод на бабки! Врачи просто пугают! Верни комп! Я не дам его вынести!
Он попытался преградить путь, расставив руки в дверях, как вратарь. Выглядело это комично и жалко. Виктор посмотрел на него сверху вниз, тяжело вздохнул и просто пошел вперед. Он двигался как ледокол. Его плечо врезалось в плечо Сергея, отшвырнув того к вешалке с одеждой. Куртки посыпались на пол, накрывая Сергея с головой.
— Я продам это сегодня же, — сказал Виктор, не оборачиваясь. Голос его звучал глухо, как удары земли о крышку гроба. — Верну всё, что дадут. Если не хватит — добавлю свои. Но этой дряни в доме не будет. А ты, если мужик, завтра же найдешь вторую работу. Или третью. И вернешь мне разницу.
— Ты вор! — кричал Сергей, барахтаясь в куче одежды, пытаясь встать. — Это грабеж! Наташа! Ты видишь, что он делает?! Скажи ему! Это наша собственность! Семейный бюджет!
Наталья вышла из кухни. Она стояла в коридоре, бледная, держась рукой за живот. Она смотрела не на отца, который уже открывал входную дверь ногой, а на мужа, который ползал на коленях среди упавших пуховиков, красный, потный, с перекошенным от злобы лицом. Он сейчас больше всего напоминал капризного ребенка, у которого в песочнице отобрали любимый самосвал.
— Уходи, папа, — тихо сказала она. — Продай его.
— Наташа! — взвыл Сергей, понимая, что проиграл. — Ты предательница! Ты с ним заодно! Я для нас старался! Я хотел, чтобы дома было чем заняться!
Дверь за Виктором захлопнулась. В квартире наступила звенящая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Сергея и звуком капель дождя, барабанящих по карнизу. Компьютер уехал. «Мечта» растворилась в сыром подъезде, оставив после себя лишь вырванные с корнем провода на столе, лужу кофе на полу и запах разрушенной семьи, который теперь было не выветрить никакими сквозняками.
Сергей медленно поднялся. Его глаза бегали по комнате, ища, на ком сорвать злость. Теперь, когда большая и страшная сила в лице Виктора исчезла, он снова почувствовал себя хозяином положения. Обиженным, оскорбленным хозяином. Он посмотрел на Наталью, и в его взгляде не было ничего, кроме чистой, незамутненной ненависти.
— Довольна? — прошипел он, шагая к ней. — Папочка приехал, порядок навел? Ты меня перед ним унизила. Ты меня растоптала. Из-за каких-то сраных родов! Из-за твоей паранойи!
— Я не параноик, Сережа, — ответила Наталья, и её голос был сухим, как осенний лист. — Я просто мать. А вот кто ты — я теперь вижу.
— Кто я? Ну давай, скажи! — он подлетел к ней вплотную, тыча пальцем ей в лицо. — Я тот, кто пашет на вас! А ты устроила тут спектакль! Знаешь, сколько я потерял сейчас? Ты хоть представляешь? Да ты за всю жизнь столько не заработала!
Он размахнулся и со всей силы ударил кулаком по стене, рядом с её головой. Штукатурка посыпалась Наталье на плечо. Она даже не моргнула. Ей было всё равно. Она смотрела сквозь него, уже видя то будущее, которое наступит через несколько минут.
— Собирайся, — сказала Наталья. — Сумка в спальне. Я сложила её, пока папа упаковывал твой системный блок.
Сергей замер. Его кулак, только что ударивший стену, разжался, оставив на побелке грязный след и крошечные капли крови с разбитых костяшек. Он моргнул, словно не понимая языка, на котором с ним разговаривали. В его вселенной, где он был центром, добытчиком и несправедливо обиженным гением, такие слова просто не могли прозвучать.
— Какая сумка? — он нервно хохотнул, но смех вышел лающим, истеричным. — Ты что, серьезно? Ты выгоняешь меня из моего дома? Из-за железки? Наташа, у тебя гормоны мозг совсем растворили? Я отец твоего ребенка! Кому ты нужна будешь с прицепом через месяц?
— Ты едешь жить к маме, — Наталья произнесла это буднично, как объявляют остановку в трамвае. Она прошла мимо него в спальню, и Сергей, словно на веревке, потянулся следом.
На полу, у разобранной постели, стояла его старая спортивная сумка. Она была набита битком: из-под молнии торчал рукав свитера, сбоку топорщились джинсы. Наталья не укладывала вещи аккуратно — она просто сгребла его жизнь в кучу и утрамбовала ногой.
— Я не хочу нервничать из-за твоей глупости, — Наталья пнула сумку носком тапочка в сторону коридора. — Вернешься только когда научишься ответственности. Но не факт, что я тебя приму.
— Ответственности? — Сергей побагровел. Вены на его шее вздулись, пульсируя в такт бешеному ритму сердца. — Я работаю! Я приношу деньги! А ты сидишь на моей шее и еще смеешь указывать? Да я этот комп купил, чтобы не сойти с ума в этом дурдоме, в который ты превратила нашу жизнь! Ты стала скучной, толстой, вечно недовольной клушей!
Он схватил сумку, но не для того, чтобы уйти, а чтобы вытряхнуть её содержимое на пол. Вещи разлетелись по комнате: трусы, носки, зарядные устройства. Сергей топтал свою одежду, глядя на жену с мстительным торжеством.
— Никуда я не пойду! Это моя квартира! Пусть твой папаша катится к черту, и ты вместе с ним! Я завтра пойду и напишу заявление о краже. Я посажу его! А ты… ты будешь ползать у меня в ногах, выпрашивая деньги на памперсы. Потому что без меня вы сдохнете с голоду!
Наталья смотрела на эту истерику с пугающим спокойствием. Внутри у неё было пусто и стерильно, как в операционной. Ни любви, ни жалости, ни даже злости больше не осталось. Только четкое понимание: перед ней чужой человек. Опасный, нестабильный балласт, который нужно сбросить, чтобы всплыть.
— Квартира, Сережа, оформлена на меня. Дарственная от бабушки до брака, — напомнила она, и эти слова ударили его сильнее, чем кулак тестя. — А деньги… Денег больше нет. Ты их потратил. Ты потратил безопасность своего сына на игрушку. У нас будет ребенок, Сережа. Один. И этот ребенок — не ты. Двух детей я не потяну. Особенно если один из них — великовозрастный эгоист с замашками тирана.
Сергей замер посреди разбросанных вещей. Он тяжело дышал, раздувая ноздри. Осознание того, что у него нет рычагов давления, медленно просачивалось в его воспаленный мозг. Он не мог угрожать жильем. Он не мог угрожать деньгами, потому что сам же их и уничтожил. Он остался голым королем посреди руин собственного брака.
— Ты… ты чудовище, — прошептал он, и в его голосе впервые проскользнула настоящая, неподдельная ненависть. Не горячая ярость скандала, а холодная, липкая злоба. — Я хотел как лучше. Я хотел, чтобы у нас дома была нормальная атмосфера. А ты все разрушила. Ты выбрала бабки и комфорт, а не мужа.
— Я выбрала не рожать в коридоре с риском кровотечения, — жестко отрезала Наталья. — Уходи. Прямо сейчас. Или я звоню отцу, и он вернется. Он недалеко уехал. И во второй раз он просто выкинет тебя с лестницы.
Упоминание тестя подействовало мгновенно. Сергей дернулся, словно от удара током. Весь его боевой запал сдулся, оставив лишь жалкую, обиженную гримасу. Он начал лихорадочно, с какой-то жалкой суетливостью собирать вещи обратно в сумку. Руки его тряслись, он ронял носки, матерился сквозь зубы, но продолжал паковать свой скарб.
Наталья не помогала. Она стояла и смотрела. Ей нужно было запомнить этот момент. Запомнить, как человек, которому она собиралась доверить жизнь, ползает по полу, собирая трусы, и проклинает её за то, что она посмела защищать их ребенка.
Через пять минут он стоял в прихожей. Одетый, с сумкой через плечо, взъерошенный и потный. Он выглядел постаревшим лет на десять.
— Ключи, — Наталья протянула ладонь.
Сергей полез в карман, достал связку и с силой швырнул её на пол. Металл звонко ударился о плитку, один ключ отлетел под обувницу.
— Подавись, — выплюнул он. — Живи одна. Расти своего выродка. Но когда ты приползешь ко мне просить прощения, я даже дверь не открою. Ты для меня умерла. Слышишь? Ты пустое место.
— Иди к маме, Сережа, — устало повторила Наталья, чувствуя, как живот снова каменеет от напряжения. — Там тебя покормят, там тебя пожалеют. Там не надо платить за роды. Там ты будешь самым главным мальчиком.
Он хотел сказать что-то еще, набрать побольше воздуха для финального оскорбления, чтобы сделать ей так же больно, как было ему. Но, взглянув в её глаза — абсолютно сухие, темные, безжизненные — он понял, что не достанет. Она была уже далеко. За бетонной стеной презрения.
Сергей развернулся и вышел. Он не стал хлопать дверью. Он просто оставил её распахнутой настежь, впуская в теплую квартиру холодный, сырой воздух подъезда.
Наталья стояла и смотрела в черный проем двери. С лестничной клетки доносились его удаляющиеся шаги — быстрые, нервные. Потом хлопнула тяжелая дверь подъезда где-то внизу. И наступила тишина.
Она медленно наклонилась, кряхтя и поддерживая живот, подняла с пола ключи. Тяжелая связка холодила ладонь. Наталья закрыла дверь. Щелкнул один замок, потом второй. Затем она накинула цепочку.
В квартире было тихо. Исчез гул вентиляторов, исчезло бормотание стримов, исчез запах чужого пота и глупых претензий. Осталась только она и тот, кто тихонько толкнулся внутри, напоминая о себе.
— Ну вот и всё, малыш, — прошептала Наталья в пустоту коридора. — Теперь нас двое. Папа ушел играть в другой песочнице.
Она пошла на кухню, где на полу все еще растекалась липкая лужа пролитого Сергеем кофе. Нужно было вытереть пол. А потом поспать. Впервые за долгое время она знала, что выспится, потому что больше не нужно было бояться за завтрашний день. Самое страшное уже случилось, и, как оказалось, это было совсем не страшно. Это было похоже на выздоровление…
