Ресторан гудел.
Дорогой, душный, напыщенный гул сотен голосов, звон бокалов и навязчивый саксофон.
Лена сидела за самым дальним столиком, у колонны. Идеальное место, чтобы слиться с тенью.
Она не хотела идти. Она умоляла Егора отпустить ее, не приходить. Но Света лично звонила трижды. Неявка означала бы войну, которую Лена пока не могла выдержать. Пришлось надеть это серое платье и прийти.
В центре зала, за главным столом, сияла ее сестра. У Светы сегодня был день рождения. И она была королевой.
— …и я хочу сказать! — Светин голос легко перекрыл музыку и смех. — Я счастлива!
Гости зааплодировали.
Егор, муж Светы, сидел рядом с ней. Он единственный не аплодировал. Он смотрел на жену с таким лицом, что Лена похолодела. Это было лицо человека, дошедшего до предела.
Лена поймала его взгляд на секунду. Всего на одну. Он тут же отвел глаза.
Сердце сделало неуклюжий, тяжелый кульбит. Пять лет. Они скрывались пять лет.
— У меня есть все! — продолжала Света, встав с бокалом. — Любимый муж! — она демонстративно поцеловала Егора в щеку. Он даже не дрогнул.
— Прекрасные друзья! Вы!
Смех, аплодисменты.
— И, конечно, — Света сделала паузу, обводя зал взглядом, и нашла, кого искала. — Моя любимая сестренка! Леночка!
Саксофон сбился с ноты.
Лена вжалась в стул. Она знала, что сейчас начнется. Это был ритуал.
— Лена, встань, ну что ты прячешься! Пусть все посмотрят на мою скромницу!
Лене пришлось медленно подняться. Десятки любопытных, чуть насмешливых глаз уставились на нее. На ее простое серое платье, которое стоило в сто раз дешевле Светиного.
— Вот смотрю я на тебя, сестренка, — Света улыбалась, но глаза у нее были как два ледяных кристалла. — И думаю… ну как же так?
Лена молчала. Она просто хотела, чтобы это закончилось.
— Мы же двойняшки. А такие разные! Я — огонь! — Света театрально вскинула руки. — А ты…
Она снова засмеялась, и этот смех резанул Лену по ушам.
— Ты серая мышь, Лена.
Зал взорвался хохотом. Не злым, нет. Просто веселым. Они обожали шоу Светы. Они всегда смеялись. И этот смех, поощряющий ее жестокость, ударил Лену сильнее, чем само оскорбление.
— Вечно в своем углу, вечно в тени! — не унималась Света. — Ну ничего, я тебя и такую люблю! За мою мышку!
Гости подняли бокалы.
Лена стояла, как оплеванная. Она видела, как Егор медленно поставил свой бокал на стол. Не пригубив.
Он посмотрел прямо на нее.
А потом он встал.
Не резко, не импульсивно. А медленно, словно поднимая с плеч огромный вес.
Музыка оборвалась.
Разговоры стихли.
Света, довольная произведенным эффектом, повернулась к мужу, ожидая, что он обнимет ее или добавит что-то к тосту.
Но Егор не смотрел на жену.
Он смотрел на Лену.
И он пошел к ней.
Медленно, чеканя шаг, через весь огромный, внезапно замерший зал. От сияющего центрального стола к темному углу у колонны.
Шаг.
Еще шаг.
Скрип его идеально начищенных туфель по мрамору был единственным звуком в зале. Запах Светиных духов, оставшийся на нем, который он нес через зал, как улику.
Саксофонист замер с открытым ртом. Официанты застыли с подносами.
Лена перестала дышать.
Это был кошмар. Этого не должно было случиться. Не здесь. Не так.
Их план был другим. Тихий развод. Спокойный уход. Через месяцы. Их план, который они выстраивали по крупицам, рушился. Прямо сейчас. Из-за одного слова «мышь».
Егор шел мимо стола своих партнеров по бизнесу, которые смотрели на него с откровенным недоумением.
Он прошел мимо столика Светиных университетских подруг, которые уже начали шептаться, прикрывая рты ладонями.
— Егор? — Светин голос прозвенел в наступившей ватной пустоте. И в нем впервые проскользнул металл. Не приказ, еще нет, но уже паника.
Она нервно рассмеялась. Фальшиво.
— Дорогой, ты что, решил спеть для моей сестренки? Что за шоу?
Он не обернулся.
Он даже не замедлил шаг.
Он шел к ней, и в этот момент в зале не было никого, кроме них двоих.
Лена смотрела на него, и мир сузился до этого коридора между столами. Она видела, как напряжен желвак на его скуле. Видела, как крепко сжаты его кулаки.
Он не был пьян. Он был в ярости.
Но это была не та ярость, которую знала Света — громкая, с битьем посуды.
Это была другая. Та, которую знала только Лена. Холодная, собранная, бесповоротная.
Он остановился ровно в метре от ее столика.
Высокий. В идеальном костюме. Тень от колонны упала на него, но он казался ярче, чем все софиты в этом зале.
— Егор! — Света уже почти кричала. Ее лицо начало искажаться. — А ну вернись за стол! Немедленно! Ты позоришь меня!
По залу пронесся первый вздох.
Егор медленно повернул голову. Не к Лене. К жене.
Он посмотрел на нее через весь зал.
И его голос, негромкий, но отчетливый, ударил по каждому гостю:
— Ты сама себя опозорила, Света.
Света пошатнулась, словно от пощечины.
А Егор снова посмотрел на Лену.
Его глаза, только что бывшие стальными, потеплели. Вся ярость ушла, осталась только бездонная усталость и нежность.
— Лена, — сказал он.
Это было все. Просто ее имя.
Но он сказал его так, как Света не слышала за все пятнадцать лет их брака.
Лена чувствовала, как по щекам катятся слезы. Она не могла пошевелиться.
— Егор, я… я не…
— Я знаю, — тихо сказал он.
Он протянул ей руку. Просто раскрыл ладонь.
Приглашение.
Требование.
Спасение.
Зал замер. Кто-то нервно кашлянул.
— Да что здесь происходит?! — взвизгнула Света, окончательно теряя контроль. — Ты! Мышь! Ты что ему сделала?!
И этот визг, эта последняя капля яда, сломала что-то в Лене.
Она посмотрела на свою дрожащую руку.
Потом на его.
И вложила свои пальцы в его ладонь.
Егор тут же крепко сжал ее руку.
Он не просто помог ей встать. Он вытащил ее из тени. Он поставил ее рядом с собой.
И вот они стояли. Вдвоем. В центре зала.
Ее серое, «мышиное» платье. Его дорогой смокинг.
Ее заплаканные глаза. Его спокойное, уверенное лицо.
Муж сестры подошел к «мыши».
И все гости ахнули.
Потому что это было не просто.
Егор, не отпуская руки Лены, повернулся к онемевшему залу и своей побелевшей от злости жене.
— Прошу прощения, что прерываю праздник, — его голос был ровным, почти будничным. — Но я больше не могу участвовать в этом фарсе.
Он поднял их сцепленные руки чуть выше. Чтобы видели все.
— Света, ты права в одном. Вы очень разные.
Он посмотрел на Лену.
И в его голосе прозвучала такая нежность, от которой у Светы, казалось, сейчас треснут бокалы на столах.
— Ты назвала ее «серой мышью».
Егор говорил все так же ровно, но теперь его слышал каждый в этом зале.
— Ты всегда так ее называла. А себя — «огнем».
Он горько усмехнулся.
— Только твой «огонь», Света, выжигает все живое в радиусе километра. Он требует поклонения, жертв и вечного топлива. Он ничего не дает взамен, только жрет.
Света открыла рот, но не смогла издать ни звука.
— А эта «мышь»… — Егор повернулся к Лене и свободной рукой коснулся ее щеки, стирая слезы. — Она пять лет спасала меня от твоего огня. Пять лет слушала мои срывы. Пять лет штопала мою душу, которую ты рвала каждый день. Каждый. Божий. День.
Зал ахнул. На этот раз громко, в унисон.
Пять лет.
— Что? — прошипела Света. Это было похоже на змеиный выдох.
— Пять лет?! — она взвизгнула, и в этом визге уже не было ничего королевского. Только базарная ярость.
Она бросилась к ним.
— Предатели! Вы оба! У меня за спиной! В моем доме! Ты, мышь! Ты, дрянь!
Она замахнулась, ее идеальный маникюр превратился в когти. Она целилась Лене в лицо.
Лена зажмурилась.
Но удара не последовало.
Егор легко перехватил запястье жены. Он даже не смотрел на нее. Он смотрел на Лену.
— Открой глаза, Лена. Больше не бойся.
Лена открыла. Света стояла в метре от нее, выкручиваясь, пытаясь освободить руку. Ее идеальная прическа растрепалась, лицо пошло красными пятнами.
— Я люблю ее, Света, — сказал Егор, отшвыривая руку жены. — И я ухожу.
— Уходишь? — Света истерически рассмеялась. — Куда ты уходишь? К ней? В ее конуру? Ты, который привык к роскоши! Да ты через неделю взвоешь!
— Я уже выл, Света. Пятнадцать лет.
Это было последнее, что он ей сказал.
Он крепче сжал ладонь Лены.
— Идем.
И они пошли.
Это был самый длинный путь в ее жизни. Длиннее, чем пять лет ожидания.
Лена больше не смотрела в пол. Она смотрела прямо перед собой. Она чувствовала себя голой под сотнями взглядов, и в то же время — впервые в жизни одетой в броню.
Они шли мимо тех же столов.
Партнеры по бизнесу опустили глаза. Стыдно было почему-то им.
Подруги Светы смотрели с откровенной завистью. Не на Егора. На Лену.
На ее смелость увести чужого мужа?
Нет.
На ее смелость просто уйти.
— Стой! — кричала им вслед Света. — Вы никуда не уйдете! Я вас уничтожу! Егор, ты мне все оставишь! Все! Я заберу у тебя компанию! Я оставлю тебя без гроша! Ты слышишь?! Ты будешь жить в ее конуре!
Егор остановился у самого выхода.
Лена напряглась.
Он обернулся. Зал замер в ожидании последнего удара.
Егор посмотрел на свою жену, рыдающую от злости посреди зала, заваленного подарками.
— Света, — сказал он спокойно. — Я и так жил ни с чем.
Он толкнул тяжелую дверь, и они вышли из душного, напыщенного гула в прохладную ночную пустоту.
Дверь за ними медленно закрылась.
В зале повисло оцепенение.
Саксофонист неловко кашлянул.
Кто-то из гостей тихонько встал и пошел к выходу, бормоча извинения. Потом еще один. И еще.
Через пять минут Света осталась одна за своим главным столом. Королева в пустом зале.
Она смотрела на два пустых стула — свой и мужа. А потом перевела взгляд на дальний столик, у колонны.
Там тоже было пусто.
Она смотрела на нетронутый торт. Идеальный. Красивый. И никому не нужный. Как и она сама.
И Света вдруг поняла, с леденящим душу ужасом, что они оба — и «огонь», и «мышь» — только что ушли вместе.
А она, такая яркая и сильная, осталась. Одна.
В тени.
Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ними с глухим, бархатным стуком.
Все звуки оборвались.
Ни музыки, ни криков, ни саксофона. Только гул ночного города где-то вдалеке.
Они стояли на пустых гранитных ступенях. Ночной воздух, прохладный, чуть влажный, ударил в лицо.
Лена закашлялась. Она поняла, что в зале она не дышала. Может быть, последние лет десять.
Она дрожала.
Егор все еще не отпускал ее руку. Его ладонь была горячей, твердой, и только эта хватка не давала ей осесть прямо здесь, на ступенях.
— Холодно? — его голос был хриплым.
Она покачала головой. Это была не та дрожь. Это выходил адреналин, страх и пять лет лжи.
Он остановился, повернул ее к себе.
Они стояли под высоким фонарем. Он внимательно посмотрел ей в лицо, словно видел впервые.
Освободил свою руку из ее. Лена испуганно вцепилась в него.
— Тише, — сказал он.
Он снял свой смокинг. Дорогой, идеальный пиджак.
И накинул ей на плечи. На ее серое платье.
Пиджак окутал ее, тяжелый, пахнущий им. Дрожь немного унялась.
— Егор… — прошептала она. — Наш план… все пошло не так. Мы не должны были…
— Должны были, — он прервал ее.
Он провел ладонью по ее волосам, убирая растрепавшуюся прядь.
— Мы должны были сделать это пять лет назад, Лена.
Он посмотрел на светящиеся окна ресторана.
— Я больше не мог, — сказал он просто. — Я слушал, как она тебя унижает. Снова. И я понял, что наш ‘тихий план’ — это еще одна ложь. Еще одна уступка ей. Чтобы ей было комфортно разводиться. А ты… ты бы так и сидела в тени, даже после развода. Я не мог. Я больше не мог позволить ей так с тобой говорить. Ни секунды.
Лена смотрела на него. На своего. Наконец-то своего.
В его глазах не было ликования. Только огромная, выжигающая усталость.
— Что… что теперь? — спросила она.
Это был самый страшный вопрос.
«Куда ты уходишь? К ней? В ее конуру?» — звенел в ушах голос Светы.
Егор усмехнулся, словно прочитав ее мысли.
— Сейчас? Сейчас мы поедем пить чай. В твою «конуру».
Он посмотрел на нее, и в его глазах появилась первая за весь вечер теплая искорка.
— Я, если честно, всегда ненавидел этот ресторан.
— У тебя… будут проблемы, — сказала она.
— У нас будут проблемы, — поправил он. — И это главное.
Он взял ее руку, теперь уже поверх своего пиджака.
— Ты готова?
Лена посмотрела на блестящую вывеску, из-за которой все еще доносился приглушенный бас музыки.
Она вспомнила смех гостей. Ледяные глаза сестры.
Потом посмотрела на Егора. На его уставшее, но впервые за много лет живое лицо.
— Да, — сказала она.
Она больше не была мышью.
И он больше не был призом.
Они были просто двумя людьми, которые только что вышли из тени.
Егор поднял руку, останавливая проезжающее мимо такси. Машина плавно затормозила у бордюра.
Он открыл ей дверь.
Лена села в машину. Он сел рядом.
— Куда? — спросил водитель, глядя в зеркало на странную пару. Женщину в сером платье и дорогом мужском пиджаке и мужчину в одной рубашке.
Егор назвал адрес Лены.
Такси тронулось.
Ни он, ни она ни разу не обернулись на пылающий огнями ресторан, в котором только что закончился праздник.
Эпилог
Такси ехало по ночному городу.
Фонари смазывались в длинные желтые полосы. Лена смотрела на них, прислонившись лбом к холодному стеклу.
Егор не отпускал ее руку.
Они не говорили ни слова. Все слова остались там, в том зале.
Водитель иногда косился на них в зеркало. Он видел многое. Но эта пара была особенной. Мужчина, от которого пахло такими деньгами, что у водителя зачесался нос, и женщина, которая жадно вжималась в его пиджак. Он молчал, чувствуя, что везет людей после какой-то катастрофы. Или триумфа.
Вот их дом. Старая, тихая пятиэтажка.
— Приехали, — сказал водитель.
Егор расплатился.
Они вышли. Подъезд. Тусклая лампочка. Скрип ключа в замке.
Дверь открылась, и они вошли в ее квартиру. В «конуру».
Егор остановился на пороге.
Маленькая прихожая. Аккуратная. Пахнет книгами и ее духами.
Он был здесь десятки раз. Украдкой. В страхе. В вечной спешке. Он входил, как вор. Он уходил до рассвета. Он ненавидел себя за это.
Сегодня он вошел сюда впервые. Не торопясь.
Лена включила свет в маленькой комнате.
— Я… я сейчас, — она пошла на кухню, все еще кутаясь в его пиджак.
Егор медленно снял туфли.
Он прошел в комнату. Простой диван, книжный стеллаж, стол у окна. Никакого мрамора. Никаких софитов.
Он подошел к окну.
Он смотрел на огни чужих квартир в доме напротив.
Он услышал, как на кухне щелкнул чайник.
Этот звук, простой, домашний, ударил по нему сильнее, чем все крики Светы.
Она вошла через несколько минут.
С двумя простыми кружками.
Она поставила их на стол.
Только сейчас она сняла его пиджак и аккуратно повесила на спинку стула. Осталась в своем сером платье.
Она села напротив.
— Это было… страшно, — тихо сказала она.
— Это было честно, — ответил он.
Он взял кружку. Пальцы чуть дрожали.
— Света… она тебя уничтожит, — Лена смотрела в стол. — Она заберет все. Бизнес, дом…
— Она уже забрала, — сказал Егор. — Забрала пятнадцать лет жизни. Больше не заберет.
Он отпил.
— Это… просто чай, — сказала Лена, смутившись.
— Это лучший чай в моей жизни, — он улыбнулся.
И эта улыбка, первая, настоящая, согрела ее.
— Что мы наделали, Егор?
Он накрыл ее руку своей.
— Мы… выжили, Лена.
Он смотрел на нее. На ее уставшее, заплаканное, но такое родное лицо.
— Ты права, мы разные, — сказал он. — Она — огонь, который требует, чтобы на него смотрели. А ты — тепло, в котором хочется жить.
Он встал, обошел стол и опустился перед ней на колени.
Он не целовал ее. Он просто прижался лбом к ее коленям.
— Я дома, — прошептал он.
Лена запустила пальцы в его волосы.
Завтрашний день принесет много шума. Юристы. Звонки разъяренных партнеров, чей банкет был сорван. Обвинения. Раздел.
Света не простит. Она будет мстить. Долго, дорого и грязно.
Это будет долгая и уродливая битва.
Но эту первую ночь они выиграли.
«Серая мышь», которая оказалась единственной, у кого хватило сил пять лет любить. И мужчина, уставший от огня, который наконец выбрал тепло.
Они сидели на маленькой кухне.
Им было все равно, что происходит за окном.
