— Ты серьёзно? Ты купил себе абонемент в спортзал на год, а мне сказал, что у нас нет денег на новые зимние сапоги?! Я буду ходить в старых, пока ты будешь качать свои бицепсы?!
Виталий, сияющий после сауны, с кожей, лоснящейся от дорогого крема, и с ощущением приятной усталости в мышцах после пробной тренировки, даже не сразу понял суть претензии. Он вошёл в квартиру победителем, человеком, который сделал решительный шаг навстречу своему лучшему «я». В его руке была зажата гладкая пластиковая карточка — чёрный матовый прямоугольник с золотым тиснением «VIP-статус». Ключ от рая из железа, зеркал и протеиновых коктейлей. Он положил её на комод в прихожей с таким видом, будто это был орден за заслуги перед отечеством.
Аня стояла тут же, в прихожей, на расстеленной газете. В руках она держала свои зимние сапоги. Вернее, то, что от них осталось. Кожа на сгибах потрескалась и пошла уродливыми серыми морщинами. Молния на правом сапоге уже несколько недель жила своей жизнью, расходясь в самый неподходящий момент. Но теперь от подошвы на левом почти полностью отошёл каблук, и он болтался, как выбитый зуб. Она пыталась залить щель клеем «Момент», и едкий, химический запах смешивался с ароматом его парфюма и дорогого геля для душа, создавая тошнотворную какофонию.
— Аня, это инвестиция в здоровье. В долголетие. В продуктивность. А сапоги можно и потом купить, — отрезал он, даже не взглянув на изуродованную обувь в её руках. Он смотрел мимо неё, на своё отражение в зеркале, расправляя плечи. Он уже видел себя другим — подтянутым, рельефным. Этот абонемент был не просто тратой, он был заявлением.
Она ничего не ответила. Просто опустила руки. Клей из тюбика густой каплей упал на газету. Она смотрела на блестящую карточку на комоде. Годовой абонемент. Она знала, сколько это стоит. Ровно три пары таких сапог, как она хотела. Или одна пара, но очень хороших, и ещё осталось бы на пальто. А может, и на короткую поездку куда-нибудь, чтобы просто выдохнуть. Она смотрела на него. На его самодовольное лицо, на его тело, которое он теперь собирался превратить в совершенный механизм. А её ноги, её комфорт, её здоровье, которое страдало от ходьбы в разваливающейся обуви по ледяной слякоти, — это было не инвестицией. Это была статья расходов, которую можно отложить. «Потом». Это слово прозвучало как приговор.
Он, довольный своим исчерпывающим объяснением, прошёл вглубь квартиры, в свой кабинет, который он гордо называл «хранилищем». Это была его святая святых. Идеально ровные полки из тёмного дерева уходили под самый потолок. На них, в специальных пластиковых боксах и защитных плёнках, стояла его коллекция. Его жизнь. Комиксы.
Он собирал их со школы. Это не были случайные журналы, купленные в киоске. Это были первые выпуски, редкие издания, полные серии в идеальном состоянии. Вот целый стеллаж, посвящённый «Хранителям», включая абсолютный раритет — лимитированное издание в твёрдом переплёте с автографом Алана Мура, за которым он гонялся два года. Рядом — полная подборка «Песочного человека» Нила Геймана. На отдельной, подсвеченной полке, как икона, стоял он — его главный трофей. Репринт первого выпуска Action Comics 1938 года в идеальном состоянии, который он купил на аукционе, потратив две свои зарплаты. Он мог часами перебирать их, протирать боксы мягкой тканью, проверять уголки. Он никогда не читал их без специальных белых перчаток. Это была не просто бумага с картинками. Это был его мир. Его актив. Его настоящая, незыблемая ценность.
Аня медленно сняла перчатки, пропитанные клеем, выбросила их вместе с сапогами и газетой в мусорный пакет. Она прошла на кухню и налила себе стакан ледяной воды. Она слышала, как он там, в своём «хранилище», тихонько мурлычет что-то себе под нос, передвигая коробки. Он был счастлив. Он инвестировал в себя. Она сделала большой, обжигающий горло глоток. Уравнение в её голове было простым, состоящим всего из двух переменных: его счастье и её унижение. И решение теперь было абсолютно ясным.
Утро было серым и безликим, под стать настроению города, ещё не стряхнувшего с себя ночную дрёму. Виталий ушёл на работу рано, полный энтузиазма и предвкушения вечерней тренировки. В квартире стало тихо. Эта тишина не давила, а, наоборот, давала простор. Она была как чистый холст, на котором можно было нарисовать что угодно. Аня допила свой остывший кофе, вымыла чашку и медленно, без всякой суеты, направилась в его кабинет. Вчерашнее унижение не испарилось, оно кристаллизовалось внутри, превратившись из горячей обиды в холодный, острый, как скальпель, инструмент.
Она не стала перебирать его сокровища, не стала прикасаться к ним с брезгливостью или ненавистью. Она действовала как оценщик, ликвидирующий активы обанкротившейся фирмы. Она взяла его телефон, который он оставил на зарядке, и начала методично фотографировать. Полка за полкой. Бокс за боксом. Вспышка телефона безжалостно била по глянцевым обложкам, высвечивая названия: Watchmen, Sandman, V for Vendetta. Она делала общие планы стеллажей и крупные планы самых ценных экземпляров, о которых он так любил рассказывать — те самые, с автографами, лимитированные, номерные. Её пальцы не дрожали. Она просто выполняла работу.
Затем она села за его компьютер, открыла специализированный форум коллекционеров, который он так часто просматривал, и создала новую тему. Заголовок был коротким и деловым: «Продам коллекцию. Москва. Срочно». В теле сообщения она не стала расписывать достоинства каждого экземпляра. Она просто прикрепила десяток самых показательных фотографий и написала одну фразу: «Продам коллекцию комиксов. Полностью. Единым лотом. Только самовывоз сегодня. Цена договорная». И оставила свой номер телефона.
Она не успела даже встать из-за кресла. Телефон, лежавший рядом, завибрировал почти мгновенно. Затем ещё раз. И ещё. Это было похоже на акул, учуявших каплю крови в океане. Она проигнорировала первые несколько звонков, давая ажиотажу набрать обороты. Наконец, она выбрала один из номеров и ответила.
— Да, — сказала она ровным голосом.
На том конце провода был взволнованный мужской голос, который быстро, сбиваясь, пытался выяснить подлинность предложения. Аня отвечала на вопросы коротко и по делу. Да, коллекция полная. Да, состояние идеальное. Да, продаётся всё вместе. Она назвала сумму. Сумму, которая заставила мужчину на том конце провода замолчать на несколько секунд. А потом он торопливо согласился, пообещав быть через час.
Покупатель приехал даже раньше. Это был невысокий мужчина в очках с толстыми линзами, от которого пахло книжной пылью и дорогим табаком. Когда Аня провела его в кабинет, он замер на пороге. Он не просто смотрел — он созерцал. Он выдохнул так, будто увидел священный Грааль. Он медленно подошёл к полкам, его пальцы порхали в сантиметре от пластиковых боксов, боясь прикоснуться.
— Невероятно… — прошептал он, поворачиваясь к ней. В его глазах горел фанатичный огонь истинного верующего. — Это же… это коллекция всей жизни.
— Деньги привезли? — спросила Аня, возвращая его с небес на землю.
Он встрепенулся, кивнул и достал из портфеля несколько толстых, плотных банковских пачек, перехваченных резинками. Он протянул их ей. Аня не стала пересчитывать. Она просто взяла их. Вес был приятным. Ощутимым. Реальным. Она кивнула в сторону стеллажей.
— Забирайте. Коробки на балконе.
Следующие полчаса он, с помощью своего водителя, как святыню, выносил из квартиры коробку за коробкой. Аня сидела на кухне и пила воду, слушая шаги в коридоре и приглушённые, восторженные комментарии покупателя. Когда за последней коробкой закрылась входная дверь, она прошла в кабинет. Голые полки из тёмного дерева смотрели в комнату, как пустые глазницы. Запах старой бумаги и типографской краски исчез. Остался только слабый аромат полироли для мебели. Стало чисто. Пусто. Она подошла к окну и посмотрела на пачки денег, лежащие на кухонном столе. Затем она надела своё старое пальто и взяла потёртую сумку. В последний раз.
Тяжесть в старой сумке была непривычной. Плотные пачки денег не шелестели, а лежали мёртвым грузом, оттягивая плечо. Аня шла по оживлённому центру города, но не замечала ни людей, ни витрин. Она двигалась с целеустремлённостью хищника, который точно знает, где находится его добыча. Это был не спонтанный поход по магазинам, не истеричная попытка «заесть» стресс покупками. Это была военная операция, и она была её главнокомандующим.
Её первой целью был не обычный обувной магазин с рядами коробок и суетливыми консультантами. Она вошла в тихий, почти стерильный бутик, где на редких подсвеченных полках стояло не больше десятка пар обуви, каждая как произведение искусства. Воздух пах дорогой кожей и едва уловимым парфюмом. Ковровое покрытие глушило шаги. К ней бесшумно подошла девушка в строгом чёрном платье.
— Мне нужны сапоги. Зимние. Из мягкой кожи, на устойчивом каблуке, — голос Ани был ровным и спокойным. В нём не было ни заискивания, ни неуверенности.
Девушка-консультант, привыкшая оценивать клиентов по одежде, сперва окинула взглядом её потёртое пальто и недорогую сумку, но что-то в ледяном спокойствии Ани заставило её отбросить первоначальный скепсис.
— Конечно. Позвольте предложить вам эту модель. Итальянская кожа наппа, внутри натуральный мех, колодка невероятно удобная.
Аня села в глубокое кожаное кресло. Она не стала торопливо стягивать свои старые ботинки. Она медленно расстегнула их, сняла и аккуратно поставила рядом, не стесняясь их убогого вида. Это был важный ритуал. Прощание. Когда её нога скользнула в новый сапог, она почувствовала не просто тепло. Это было ощущение защищённости, которого у неё не было уже очень давно. Кожа облегала ногу, как вторая, идеальная кожа. Каблук давал уверенную опору. Она встала, прошлась по ковру. Шаг был твёрдым. Уверенным.
— Беру, — сказала она, глядя не на консультанта, а на своё отражение в высоком зеркале. — Не упаковывайте, я в них пойду.
Она расплатилась наличными, отсчитав нужную сумму из одной из пачек. Девушка, увидев толщину пачки, окончательно изменилась в лице, её профессиональная вежливость сменилась почтительным подобострастием. Старые ботинки Аня оставила лежать на ковре возле кресла.
Следующей остановкой был отдел верхней одежды в самом дорогом универмаге города. Здесь пахло кашемиром и тонкими духами. Она сразу направилась к стойке с пальто. Её рука скользнула по ткани. Тяжёлый, струящийся, цвета топлёного молока кашемир. Она сняла своё старое, вытертое на локтях пальто и накинула на плечи новое. Оно легло идеально, будто было сшито по её меркам. Вещь была живой. Она дарила не только тепло, но и вес. Статус. Женщина в зеркале была незнакомкой. Спокойной, уверенной, дорогой. От той Ани, что вчера вечером пыталась реанимировать развалившуюся обувь, не осталось и следа.
К ней подошёл консультант, мужчина средних лет с безупречной укладкой.
— Изумительный выбор. Это лимитированная коллекция. Вам очень идёт.
— Заверните, — коротко бросила Аня, снимая пальто.
Она не остановилась на этом. Лёгкий кашемировый шарф серо-голубого цвета, который идеально подходил к её глазам. И, наконец, финальный аккорд — сумка. Не просто сумка, а заявление. Жёсткой формы, из плотной кожи, с лаконичной золотой фурнитурой. Она подошла к кассе, выложила на прилавок свои покупки. Когда кассир назвала итоговую сумму, Аня без тени сомнения достала оставшиеся пачки денег. Она небрежно переложила кошелёк и телефон из своего старого, потёртого ридикюля в пахнущее кожей нутро новой сумки. Старую она, не глядя, опустила в ближайшую урну.
Выйдя на улицу, она была другим человеком. Новые сапоги уверенно стучали по плитке. В руках были тяжёлые, хрустящие бумажные пакеты с логотипами известных брендов. Она не чувствовала эйфории или безумной радости. Она чувствовала холодное, кристально чистое удовлетворение. Баланс был восстановлен. Теперь можно было возвращаться домой.
Виталий вернулся домой, когда уже стемнело. Он шёл от метро пешком, игнорируя накрапывающий ледяной дождь. Приятная тяжесть в мышцах после интенсивной тренировки, запах хлорки и дорогого мыла, въевшийся в кожу, создавали ощущение полной перезагрузки. Он был не просто Виталием. Он был новым, улучшенным Виталием, который сегодня выжал из себя максимум на беговой дорожке и в зоне свободных весов. В его голове уже выстраивался план питания на завтра, а в спортивной сумке лежал шейкер с остатками протеинового коктейля. Он чувствовал себя хозяином своей жизни, скульптором своего тела.
Войдя в квартиру, он с некоторым удивлением отметил тишину и полумрак. Обычно в это время работал телевизор или играла музыка. Он разулся, бросил сумку у порога и по привычке направился в свой кабинет. Его ритуал после работы был неизменен: поставить сумку, пройти в «хранилище», провести там несколько минут, просто созерцая своё сокровище, заряжаясь его энергией, и только потом идти ужинать. Это было его место силы.
Он толкнул дверь. И замер. Комната была не такой, как всегда. Свет от уличного фонаря, пробиваясь в окно, падал на полки. На голые полки. Виталий моргнул, думая, что ему показалось. Он щёлкнул выключателем. Резкий свет залил комнату и подтвердил худшее. Там, где ещё утром стояли ровные ряды его жизни, его гордости, его истории — зияла пустота. Голые, как остовы, тёмные деревянные полки смотрели на него укоризненно. Воздух был стерильным, лишённым знакомого запаха старой бумаги и типографской краски. Он сделал шаг вперёд, его ноги стали ватными. Он провёл рукой по гладкой, холодной поверхности. Пыли не было. Здесь была проведена тщательная, безжалостная работа.
Секундный ступор сменился приливом раскалённой ярости. Этого не могло быть. Это была какая-то чудовищная ошибка, злая шутка. Он развернулся и почти бегом бросился в спальню.
И там он увидел её. Аня стояла перед большим зеркалом в полный рост. На ней было тяжёлое кашемировое пальто цвета топлёного молока. На шее небрежно лежал серо-голубой шарф. В руке она держала новую, пахнущую кожей сумку, а на ногах красовались высокие сапоги из гладкой чёрной кожи, блестевшие в свете лампы. Рядом на кровати лежали фирменные пакеты. Она не суетилась. Она медленно поворачивалась, рассматривая своё отражение с холодным, отстранённым интересом, как будто оценивала картину.
Он остановился в дверном проёме, переводя взгляд с пустых полок в своей голове на эту сцену роскоши и спокойствия. Два мира, которые не могли существовать одновременно.
— Где мои комиксы? — взревел он. Голос сорвался, превратившись в хриплый, животный рык. Это был не вопрос. Это было требование вернуть на место вырванное сердце.
Аня не вздрогнула. Она медленно повернула голову и посмотрела на него. Не на него самого, а на его искажённое яростью отражение в зеркале, рядом со своим спокойным и элегантным силуэтом.
— Это инвестиция в моё здоровье и душевное равновесие, — спокойно сказала она, и её голос был ровным и холодным, как поверхность полированного мрамора. Она перевела взгляд с его отражения на своё собственное, любуясь тем, как идеально сидит пальто. — Я решила, что моё здоровье ничуть не дешевле твоего. А комиксы можно и потом купить.
Виталий смотрел на неё, и до него медленно, мучительно доходил весь масштаб произошедшего. Это была не импульсивная выходка. Это был просчитанный, холодный и абсолютно сокрушительный удар. Она взяла самое ценное, что у него было, его душу, и конвертировала её в вещи. В сапоги. В пальто. Он хотел кричать, что-то разбить, уничтожить, но не мог сдвинуться с места. Силы, которые он с таким упоением накачивал в спортзале час назад, покинули его тело. Он был пуст, как его полки.
Аня поправила шарф, её пальцы скользнули по мягкому кашемиру. Она смотрела на своё новое лицо в зеркале, на женщину, которая больше никогда не будет клеить развалившиеся каблуки. Он смотрел на пустоту в своей комнате и в своей жизни. Они находились в нескольких метрах друг от друга, в одной квартире, но между ними пролегла бездна, которую уже ничем и никогда было не заполнить…
