— Ты тайком оформил на меня кредитную карту, чтобы оплачивать ставки на спорт, и теперь мне звонят из банка с требованием вернуть сто тысяч? Максим, это уголовное преступление! Ты подделал мою подпись, чтобы проиграть наши деньги? — в ужасе кричала жена, сжимая в руке смартфон так, что побелели костяшки пальцев.
Её голос эхом отразился от кафельных стен кухни, но ожидаемого эффекта не произвел. Максим, сидевший за столом перед тарелкой с остывающим рагу, даже не вздрогнул. Он с пугающим спокойствием отрезал кусок мяса, наколол его на вилку и отправил в рот, тщательно пережевывая. Его взгляд был прикован не к побледневшей жене, а к экрану планшета, прислоненного к сахарнице. Там, в ядовито-зеленом приложении букмекера, мелькали цифры коэффициентов какой-то третьей лиги Португалии.
В кухне повис тяжелый запах жареного лука, смешанный с ощущением надвигающейся катастрофы. Максим проглотил кусок, вытер губы салфеткой и, наконец, лениво перевел взгляд на Ирину. В его глазах не было ни страха, ни раскаяния — только легкое раздражение человека, которого отвлекли от важной работы.
— Не истери, Ира, соседи услышат, — произнес он ровным, будничным тоном. — И не сто тысяч, а девяносто восемь с копейками. Банковские клерки всегда округляют, чтобы нагнать жути. Это их работа — давить на психику. Ты же умная баба, должна понимать, как работают эти скрипты.
Ирина сделала шаг к столу. Её дыхание было прерывистым, но не от слез, а от бешенства, которое волной поднималось от желудка к горлу. Она смотрела на мужа и видела перед собой незнакомца. Человека, который только что спокойно жевал ужин, купленный на её зарплату, зная, что повесил на неё долговое ярмо.
— Ты меня сейчас будешь учить банковским скриптам? — её голос упал до звенящего шепота. — Мне звонил сотрудник отдела взыскания. Он назвал мои паспортные данные. Мой адрес. Мою девичью фамилию как кодовое слово. Договор был оформлен три недели назад, онлайн. В тот самый день, когда я была в командировке в Твери. Как ты это сделал, Максим? Как ты прошел верификацию?
Максим вздохнул, демонстративно закатив глаза, и потянулся за куском хлеба.
— Господи, мы живем в двадцать первом веке, Ира. Всё делается в два клика. Твой паспорт лежал в верхней ящике комода. Я просто сделал фото. А код подтверждения пришел на твой старый номер. Тот самый, симка от которого стоит в моем втором телефоне. Я же сам тебе его настраивал полгода назад, когда ты меняла оператора. Забыла?
— Ты сохранил доступ к моей старой сим-карте? — Ирина замерла. Это звучало не как спонтанная глупость, а как спланированная диверсия. — Ты держал её активной специально для этого?
— Я держал её, потому что я предусмотрительный, — огрызнулся он, макая хлеб в подливку. — Я знал, что рано или поздно понадобится резервный канал. Я планировал выиграть, Ира. Это была верная схема, «железобетон». Экспресс с коэффициентом двенадцать! Если бы тот кривоногий урод из «Челси» не промазал по пустым воротам на девяностой минуте, мы бы сейчас не орали друг на друга, а выбирали отель на Мальдивах. Я хотел сделать сюрприз. Закрыл бы кредитку на следующий день, ты бы даже не узнала.
— Я узнала, Максим. Потому что ты проиграл. И теперь банк требует деньги с меня. Не с тебя, безработного «аналитика», а с меня!
Ирина швырнула телефон на стол. Гаджет с грохотом проехался по столешнице и врезался в тарелку Максима. Тот брезгливо поморщился, отодвигая телефон мизинцем, словно это было грязное насекомое.
— Ну и что? — он пожал плечами, возвращаясь к еде. — Заплатишь. У тебя же лежит на накопительном счете. Я видел выписку, там около трехсот тысяч. Погасишь долг завтра же, чтобы проценты не капали, и дело с концом. А я потом отыграюсь и верну. В чем трагедия? Деньги — это просто оборотный ресурс. Сегодня нет, завтра есть. Не делай из мухи слона.
Его цинизм был настолько абсолютным, что Ирине на секунду показалось, будто она сходит с ума. Он сидел в её квартире, ел её еду и на полном серьезе распоряжался её сбережениями, чтобы покрыть своё воровство.
— Ты считаешь, что украсть мою личность и повесить на меня долг — это «оборотный ресурс»? — медленно, чеканя каждое слово, спросила она. — Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Это мошенничество. Статья 159 Уголовного кодекса.
— Ой, давай без этого юридического пафоса, — Максим раздраженно махнул вилкой. — Какая статья? Мы муж и жена. У нас совместное хозяйство и совместный бюджет. Твой паспорт — это, считай, мой паспорт. Твои деньги — это деньги семьи. Я взял ресурс, чтобы приумножить его для нас обоих. Не получилось сейчас — получится в следующий раз. Ты вместо того, чтобы строить из себя прокурора, лучше бы поддержала мужа. Я нашел новый алгоритм в баскетболе, там проходимость девяносто процентов. Мне нужно еще тысяч пятьдесят для старта, и я закрою этот твой кредит за неделю.
Он говорил об этом обыденно, вытирая жирный соус с подбородка. Для него не существовало моральной пропасти, в которую он только что столкнул их брак. Для него это была просто временная финансовая неурядица, технический сбой в системе обогащения.
Ирина посмотрела на него долгим, тяжелым взглядом. Внутри неё что-то оборвалось. Перегорел последний предохранитель, который отвечал за сочувствие и понимание. Она вдруг отчетливо осознала: перед ней не оступившийся родной человек. Перед ней паразит. Враг, который проник в её дом, в её жизнь и теперь пожирает её ресурсы, прикрываясь штампом в паспорте.
— Ты не получишь ни копейки, — сказала она ледяным тоном. — И ты не будешь отыгрываться. Завтра утром мы идем в банк, и ты пишешь заявление, что это ты оформил карту без моего ведома. Ты берешь этот долг на себя. Официально.
Максим замер с куском хлеба у рта. На его лице медленно расплылась кривая, нехорошая ухмылка.
— Ага, разбежался, — фыркнул он. — Ты совсем дура, Ир? Кто в здравом уме будет на себя доносить? Карта на тебе. Договор на тебе. Электронная подпись — с твоего номера. Банку плевать, кто нажимал кнопки в приложении. Платить тебе, дорогая. Это теперь сугубо твоя проблема. А я просто пытался нам помочь. Так что скажи спасибо за попытку и не порть мне аппетит.
Он снова уткнулся в планшет, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена. Ирина стояла посреди кухни, чувствуя, как холодная ярость вытесняет остатки страха. Разговоры закончились. Началась война.
— Аппетит, говоришь? — переспросила Ирина.
Она сделала резкое движение, выхватила из-под носа мужа тарелку с недоеденным рагу и, не говоря ни слова, перевернула её над мусорным ведром. Шлепок жирного мяса и овощей о полиэтиленовый пакет прозвучал в тишине кухни как пощечина.
— Эй! Ты что творишь, ненормальная? — Максим вскочил, опрокинув стул. Его лицо пошло красными пятнами, но не от стыда, а от возмущения тем, что его лишили комфорта. — Это была моя еда!
— Еда закончилась, Максим. Бесплатный пансион закрыт, — Ирина бросила пустую тарелку в раковину. Керамика звякнула, но не разбилась. — Ты только что сказал, что сто тысяч — это ерунда. Значит, ужин для такого финансового магната, как ты, тоже мелочь. Купишь себе новый. На выигранные миллионы.
Максим постоял секунду, сжимая кулаки, затем криво усмехнулся и медленно поднял стул. Он понял, что тактика игнорирования больше не работает, и решил сменить стратегию. Теперь он смотрел на жену не как на назойливую муху, а как на врага, которого нужно задавить интеллектом. Или тем, что он считал интеллектом.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Ира? — он начал говорить менторским тоном, расхаживая по тесной кухне. — Ты мыслишь, как кассирша из «Пятерочки». Категориями «зарплата — аванс — коммуналка». Ты зажатая, скучная и предсказуемая. У тебя нет полета. Нет жилки.
— Жилки вора? — уточнила она, скрестив руки на груди.
— Жилки инвестора! — рявкнул он, останавливаясь напротив неё. — Ты думаешь, большие капиталы делаются честным трудом с девяти до шести? Чушь! Все богатые люди рискуют. И часто рискуют чужими деньгами. Это называется «левередж», Ира. Финансовый рычаг. Я просто использовал твой идеальный кредитный рейтинг как рычаг.
— Ты использовал меня, — поправила она. — Ты не спросил. Ты украл. Ты влез в мою жизнь, как карманник.
— Я не спрашивал, потому что знал ответ! — Максим развел руками, изображая искреннее непонимание. — Ты бы начала ныть. Ты бы сказала: «Ой, Максим, это опасно, давай лучше отложим на черный день». Ты вечно готовишься к черному дню, Ира, поэтому он у тебя и наступает. А я живу так, будто завтра будет солнечный день на яхте.
Он подошел к холодильнику, достал банку пива, открыл её с громким пшиком и сделал долгий глоток, глядя на жену поверх алюминиевой кромки.
— Если бы ты в меня верила, — продолжил он, вытирая губы, — мне бы не пришлось хитрить. Если бы ты была настоящей женой, соратницей, ты бы сама принесла мне эти деньги и сказала: «Макс, я вижу, ты горишь идеей, давай, порви их всех!». Но ты же не такая. Ты — тормоз. Ты якорь, который тянет меня на дно своей серости. Мне пришлось действовать партизанскими методами, чтобы вытащить нас из этого болота.
Ирина слушала его и чувствовала, как внутри разливается холодное, почти хирургическое спокойствие. Он действительно в это верил. В его искаженной реальности он не был преступником. Он был непонятым гением, жертвой обстоятельств и скучной жены.
— То есть, по-твоему, это я виновата в том, что ты подделал мою подпись? — спросила она тихо.
— Частично — да, — нагло заявил Максим. — Ты не оставила мне выбора. У меня была стопроцентная информация. Инсайд. Такие шансы выпадают раз в жизни. Я не мог упустить момент только из-за твоей бюрократической трусости. И вообще, давай начистоту. Мы живем вместе три года. Я трачу на тебя своё время, свою молодость. Я, может быть, мог бы найти себе кого-то помоложе и повеселее. Но я выбрал тебя. Это тоже своего рода инвестиция. И я имею право на дивиденды.
— Дивиденды? — Ирина приподняла бровь. — Ты живешь в моей квартире. Ты ездишь на машине, кредит за которую плачу я. Ты не работаешь уже восемь месяцев, потому что «ищешь себя». Твои дивиденды, Максим, — это крыша над головой и полная тарелка еды, которую я только что выкинула.
— Опять ты попрекаешь куском хлеба! — он поморщился, словно от зубной боли. — Как же это низко, Ира. Как мелочно. Я говорю о высоком, о перспективах, а ты мне тычешь машиной. Да нужна мне твоя кредитная помойка? Я, когда раскручусь, куплю нам «Мерседес». Но тебе нужно просто подождать. Потерпеть. А ты устроила истерику из-за каких-то бумажек.
Он снова сел за стол, вальяжно закинув ногу на ногу.
— Послушай меня внимательно, — сказал он, понизив голос до доверительного тона. — Никакого преступления нет. В браке всё общее. И доходы, и долги. Юридически ты ничего не докажешь, да и не станешь пытаться. Ты же не враг сама себе. Позориться, бегать по ментовкам, писать заявления на собственного мужа… Представь, как на тебя посмотрят на работе. «У Ирины Павловны муж — уголовник». Тебе это надо? Нет. Поэтому ты сейчас успокоишься, завтра закроешь долг, и мы забудем об этом инциденте.
— Ты так уверен, что я буду молчать ради репутации?
— Я уверен, что ты будешь молчать, потому что ты слабая, — ухмыльнулся он. — Ты привыкла терпеть. Ты привыкла тянуть лямку. Ты такая… удобная, Ира. Поворчишь и сделаешь. Потому что боишься остаться одна в свои тридцать с хвостиком. Кому ты нужна с таким характером? А я — вот он. Живой, энергичный. Ну, оступился. С кем не бывает?
Он допил пиво и смял банку в кулаке. Металл жалобно хрустнул.
— Так что давай без драм. Деньги — дело наживное. А отношения надо беречь. Я, кстати, нашел еще одну тему. Там верняк, матч договорной в Индонезии. Если найдешь еще полтинник, отыграем твои потери за один вечер. Подумай. Это твой шанс реабилитироваться в моих глазах за сегодняшнюю сцену.
Ирина смотрела на него, и ей казалось, что она смотрит на инопланетянина. Существо, сидящее перед ней, не обладало человеческой логикой, эмпатией или совестью. Это был паразит, который не просто сосал кровь, но еще и обвинял организм в том, что кровь недостаточно сладкая.
— Реабилитироваться в твоих глазах? — переспросила она, чувствуя, как уголки губ дергаются в нервной улыбке.
— Ну да. Показать, что ты мне доверяешь. Что ты не просто сожительница с паспортом, а жена декабриста. Готовая идти за мужем и в огонь, и в воду, и в микрофинансовую организацию, — он хохотнул над собственной шуткой.
— Ты не декабрист, Максим, — сказала Ирина, направляясь в коридор. — Ты просто гниль.
— Эй, полегче! — крикнул он ей в спину, но в голосе не было угрозы, только ленивое предостережение. Он был уверен, что победил. Что она пошла плакать в подушку, а утром молча переведет деньги. Он слишком привык к тому, что ему всё сходит с рук.
Но Ирина не пошла в спальню. Она остановилась в коридоре, глядя на своё отражение в зеркале. Из глубины стекла на неё смотрела уставшая женщина с темными кругами под глазами. Но в этих глазах больше не было растерянности. Там горел холодный огонь принятого решения.
— Ты ошибся в расчетах, «аналитик», — прошептала она своему отражению. — Ставка на мою слабость не сыграла.
Ирина вернулась на кухню не с заплаканными глазами, как рассчитывал Максим, а с планшетом в руках. Экран светился холодным голубоватым светом, отражаясь в ее зрачках. Она положила гаджет на стол, прямо поверх крошек хлеба, и развернула его к мужу.
— Я только что заказала полную выписку из бюро кредитных историй, — сказала она голосом, лишенным каких-либо интонаций. Это было страшнее крика. — Оказывается, сто тысяч банку — это только верхушка айсберга. Да, Максим?
Максим, который уже успел открыть вторую банку пива, напрягся. Его расслабленная поза исчезла. Он подался вперед, вглядываясь в длинный список, пестрящий красными пометками просрочек.
— «БыстроДеньги», «Займ-Экспресс», «МигКредит», — начала читать Ирина, водя пальцем по экрану. — Пять микрофинансовых организаций. Общая сумма долга с учетом просрочек и пени перевалила за триста пятьдесят тысяч. И все они оформлены на мой паспорт. На мое имя. Ты брал микрозаймы, чтобы перекрывать ставки?
Максим шумно выдохнул и откинулся на спинку стула. Маска непонятого гения сползла, обнажив лицо загнанного в угол зверя, который готовится кусать.
— А что мне оставалось делать? — рявкнул он, и в его голосе прорезались визгливые нотки. — Ты же жала деньги! У меня горели «верняки». Мне нужно было отыграться, чтобы вернуть то, что я взял раньше. Это замкнутый круг, Ира! Если бы ты дала мне денег сразу, я бы не пошел в эти живодерни. Ты сама меня туда загнала своей скупостью!
— Я загнала? — Ирина горько усмехнулась. — Я работаю финансовым аналитиком, Максим. Я знаю, что такое сложный процент в МФО. Ты повесил на меня петлю, которая затягивается каждый день. Ты понимаешь, что они начнут звонить мне на работу? Моему начальству?
— Они уже начали, — злорадно бросил Максим. — На твой рабочий номер, который ты так неосмотрительно указала в анкете на скидочную карту в супермаркете. Базы данных сливают, дорогая. Я просто воспользовался тем, что было в открытом доступе.
Ирина почувствовала, как пол уходит из-под ног. Он не просто воровал. Он методично уничтожал ее социальную жизнь, ее карьеру, ее репутацию, которую она строила годами.
— Ты чудовище, — прошептала она.
— Нет, я реалист! — Максим ударил кулаком по столу. Банка пива подпрыгнула, выплеснув пену. — И сейчас ты послушаешь меня очень внимательно, если не хочешь, чтобы твоя идеальная жизнь рухнула окончательно.
Он встал, нависая над ней. Теперь он использовал свой рост и физическую силу как аргумент.
— Эти конторы — не банк. Они не будут присылать вежливые письма. Они продадут долг коллекторам. А те ребята не любят звонить. Они любят приходить. И придут они сюда, Ира. По месту прописки должника. В твою чистенькую, уютную квартирку с евроремонтом. Они распишут тебе подъезд. Они зальют клеем замки. Они будут караулить тебя у подъезда. Ты этого хочешь?
— Ты мне угрожаешь? — Ирина смотрела на него, не моргая.
— Я обрисовываю перспективы! — осклабился он. — Если ты сейчас выгонишь меня, я исчезну. Растворюсь. У меня нет имущества, нет официальной работы. С меня взятки гладки. А ты останешься здесь. Одна. С долгом в полмиллиона и отморозками под дверью. Они сожрут тебя, Ира. Ты не вывезешь этого прессинга.
Он обошел стол и встал у нее за спиной, положив тяжелые руки ей на плечи. Ирина дернулась, но он сжал пальцы, удерживая ее на месте.
— Поэтому мы сделаем так, — прошипел он ей в ухо, и от запаха перегара ее замутило. — Ты завтра берешь большой потребительский кредит в нормальном банке. У тебя хорошая белая зарплата, тебе дадут. Гасишь все эти микрозаймы, пока не набежали дикие проценты. Мы рефинансируем твой долг. И будем платить по графику, спокойно, как нормальная семья. Я устроюсь на работу, обещаю. Курьером, таксистом — кем угодно. Буду отдавать половину зарплаты. Но ты должна закрыть эти дыры сейчас. Иначе они уничтожат нас обоих.
— Нас обоих? — переспросила Ирина, сбрасывая его руки и резко разворачиваясь. — Тебя они не тронут. Ты сам сказал — ты никто. У тебя ничего нет. Они уничтожат только меня.
— А мы с тобой в одной лодке, милая, — ухмылка Максима стала совсем гнусной. — Мы женаты. И если дело дойдет до суда, я скажу, что мы тратили эти деньги вместе. На еду, на отпуск, на твою косметику. Попробуй докажи, что ты не знала. Судьи не любят, когда жены включают дурочку. Скажут: «Совместно нажитые долги». Ты соучастница, Ира. Нравится тебе это или нет. Ты жрала продукты, купленные на кредитные деньги. Ты спала на белье, постиранном порошком, купленным на займ. Ты в доле.
В кухне повисла тишина, нарушаемая только гудением холодильника. Максим смотрел на жену с торжеством победителя. Он был уверен, что нашел ее болевую точку. Страх. Страх позора, страх коллекторов, страх разрушения привычного уклада. Он думал, что загнал ее в ловушку, из которой выход только один — платить и терпеть.
— Значит, ты предлагаешь мне взять еще один кредит, чтобы покрыть твое воровство, иначе ты натравишь на меня бандитов и солжешь в суде? — уточнила Ирина. Ее голос был сухим, как осенний лист.
— Это называется «антикризисный менеджмент», — развел руками Максим. — Я спасаю нас. А ты должна просто перестать упрямиться и сделать то, что нужно. Ради семьи.
Ирина посмотрела на список МФО на экране планшета. Цифры, проценты, даты. Это была не просто статистика. Это была хроника ее слепоты. Она жила с человеком, который не просто оступился, а продумал целую систему паразитирования, подстрахованную шантажом.
— Ты прав в одном, Максим, — сказала она, поднимая планшет. — Коллекторы действительно придут сюда.
— Вот видишь! — обрадовался он, решив, что она сломалась. — Наконец-то включился мозг. Завтра с утра в банк…
— Нет, — перебила она его. — Ты не дослушал. Они придут сюда. Но искать они будут не меня.
В ее взгляде появилось что-то такое, от чего Максиму стало неуютно. Это был взгляд человека, который смотрит на гангренозную конечность за секунду до ампутации. Без жалости. Без страха. С одним лишь желанием — отрезать, чтобы выжить.
— Куда ты пошла? Ира! Мы не договорили! — крикнул Максим, когда жена молча прошла мимо него, задев плечом, словно он был пустым местом, предметом мебели, который давно пора выбросить на свалку.
Ирина вошла в спальню и резким движением распахнула дверцы шкафа-купе. Зеркальная поверхность жалобно дзынькнула, ударившись об ограничитель. Она не стала искать аккуратные стопки. Она просто сгребала его вещи — джинсы, футболки с дурацкими принтами, рубашки, которые гладила по утрам, — и швыряла их на пол, в одну бесформенную кучу.
Максим влетел в комнату следом, его лицо перекосило от негодования. Он всё еще цеплялся за иллюзию контроля, за веру в то, что его манипуляция с коллекторами сработала.
— Ты что устроила? Истеричка! — заорал он, хватая ее за руку. — Прекрати этот цирк! Ты сейчас же соберешь всё обратно и успокоишься. Завтра нам рано вставать в банк.
Ирина стряхнула его руку с брезгливостью, будто коснулась слизняка. Она наклонилась, вытащила из-под кровати большой дорожный чемодан, с которым они ездили в Турцию в прошлом году, и с грохотом раскрыла его, как пасть хищного зверя.
— В банк пойду я, — сказала она ледяным тоном, не глядя на него, продолжая швырять вещи в чемодан. — Одна. Чтобы заблокировать все счета и перевыпустить карты. А ты пойдешь туда, откуда пришел. На улицу. К маме. К друзьям-ставочникам. Мне плевать.
— Ты не можешь меня выгнать! — Максим начал задыхаться от возмущения. — Я здесь прописан… то есть, я здесь живу! Это мое жилье тоже! Мы в браке!
— Квартира куплена до брака, Максим. Ты здесь никто. Ты гость, который засиделся, обокрал хозяев и нагадил на ковер, — Ирина сгребла с тумбочки его зарядки, наушники, флаконы с туалетной водой и швырнула их поверх одежды. Что-то хрустнуло, возможно, дорогой парфюм, но ей было всё равно.
Максим стоял, глядя на растущую гору тряпье в чемодане, и понимал, что его блеф не удался. Страх перед коллекторами оказался слабее, чем ее отвращение к нему. Это открытие ударило по нему сильнее, чем любая пощечина. Его «гениальный план» рушился, и из-под маски уверенного манипулятора полезло его истинное нутро — злобное, мелочное и трусливое.
— Ах так? — прошипел он, сужая глаза. — Решила героиню включить? Ну давай, выгоняй. Только учти, когда эти мордовороты придут выбивать долги, меня здесь не будет. Они будут ломать пальцы тебе. Они сожгут твою машину. Ты сдохнешь под забором с долгами, дура!
— Пусть приходят, — Ирина выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. В её взгляде было столько спокойной силы, что Максим невольно отступил на шаг. — Я покажу им копию заявления о мошенничестве. Я дам им адрес твоей матери в Саратове. Я дам им телефоны твоих дружков. Ты думаешь, ты спрячешься? В современном мире, Максим? Ты сам сказал — базы сливают. Найдут тебя. А я лучше буду платить бандитам, чем кормить крысу, которая спит в моей постели.
Она застегнула молнию на чемодане. Ткань натянулась, готовая лопнуть, но замок выдержал. Ирина рывком поставила чемодан на колесики и толкнула его в сторону Максима. Он едва успел отскочить, чтобы тяжелая поклажа не отдавила ему ноги.
— Вон, — коротко бросила она.
— Ты пожалеешь, — Максим схватился за ручку чемодана, его лицо пошло красными пятнами. — Ты приползешь ко мне, когда останешься одна. Кому ты нужна? Тебе тридцать два, у тебя целлюлит и скверный характер! Я был твоим последним шансом на нормальную семью! Ты сгниешь в этой квартире со своими кошками и отчетами!
— Ключи, — Ирина протянула ладонь, игнорируя поток грязи.
— Да подавись ты своими ключами! — он выхватил связку из кармана и со всей силы швырнул их в стену. Ключи звякнули, отбили кусок штукатурки и упали на паркет. — Жмотня! Мещанка! Я найду себе нормальную бабу, молодую, которая будет меня ценить! А ты кусай локти, когда я поднимусь! Я стану миллионером, слышишь? А ты так и сдохнешь в нищете!
Он схватил чемодан и поволок его в прихожую, царапая колесиками пол и сшибая углы. Ирина шла следом, как конвоир, следя за тем, чтобы преступник покинул территорию. Максим, пыхтя и чертыхаясь, пытался влезть в ботинки, не выпуская ручку чемодана, путался в шнурках, продолжая выплескивать проклятия.
— Чтоб у тебя пусто было! Чтоб тебя с работы уволили! — орал он, уже открывая входную дверь. — Ты меня не достойна! Я тратил на тебя лучшие годы!
Ирина молча наблюдала за этой агонией. Ей не было больно от его слов. Наоборот, каждое оскорбление лишь подтверждало правильность её решения. С каждым его криком она чувствовала, как с плеч падает огромный, невидимый груз, который она тащила три года, принимая его за семейное счастье.
Максим вывалился на лестничную площадку, чуть не перевернув чемодан. Он обернулся, чтобы выкрикнуть последнее, самое ядовитое оскорбление, но Ирина не дала ему этого шанса.
— Прощай, инвестор, — сказала она тихо и с наслаждением захлопнула тяжелую металлическую дверь.
Звук закрывающегося замка прозвучал как выстрел. Ирина дважды повернула щеколду, затем накинула цепочку. Только сейчас она позволила себе сползти спиной по двери на пол. В квартире повисла тишина. Но это была не пугающая тишина одиночества, а чистая, звенящая тишина свободы.
Ей предстояли звонки коллекторов, разбирательства с банками, смена замков и долгие месяцы выплат чужих долгов. Но это были всего лишь проблемы. Технические задачи, которые можно решить. Главную проблему — злокачественную опухоль, убивавшую её жизнь, — она только что вырезала и выбросила на лестничную клетку.
Ирина подняла с пола ключи, которые бросил Максим. Холодный металл приятно холодил ладонь. Она сжала их в кулаке, встала и пошла на кухню. Там, на столе, всё еще лежал планшет с открытым списком долгов. Ирина смахнула страницу, открыла приложение доставки еды и заказала себе самую большую пиццу. Сегодня она будет праздновать. Праздновать самое дорогое приобретение в своей жизни — возвращение себя…
