Ты такого больше не найдёшь

— Ну и уходи! — кричал Ярослав.

— И уйду. Обязательно, — мстительно пообещала Тоня. — Жаль только, что раньше не догадалась…

Антонина действительно жалела об этом. Ну, в самом деле! Потеряла два года жизни. Ради чего?!

— Ну, Рита, теперь я свободная женщина!

— Всё? Поздравляю, — проговорила подруга и обняла Тоню. — Теперь можешь начинать жизнь заново, с чистого, так сказать, листа.

— Да… Если бы ещё и из головы удалить все воспоминания. Раз и всё. Тогда бы точно с чистого листа получилось. Обиднее всего вспоминать и понимать, какая я дур.очка наивная была, ну прямо как цветочек на лугу.

— А Ярослав этим пользовался, — констатировала Рита.

Антонина была девушка высокая, с яркой внешностью. Сначала в школе её дразнили за высокий рост и крупные губы, а потом в какой-то момент перестали. Девушка взрослела и превращалась в прямо-таки неземную красотку. Рите, её подруге, иногда казалось, что Тоня прилетела с другой планеты.

Однажды, давным-давно, когда ещё учились в школе, они разговаривали с ней об этом. Серьёзно. И Тоня призналась, что и сама это как будто ощущает. Даже назвала, откуда она, возможно…

— Сириус, Рита. Сириус прямо отзывается мне. Не знаю, что меня связывает с этой звездой, но какая-то связь определённо есть, — задумчиво произнесла Тоня.

Они сидели на лавочке в сквере и кормили голубей крошками хлеба. Обеим девочкам было по семнадцать лет и в этом году они оканчивали школу.

Голуби забавно толпились и били друг друга крыльями, силясь протолкнуться к центру их пернатой компании. Другие же голуби, когда клевали угощение, то смешно мотали головами и раскидывали крошки во все стороны.

У Тони недавно умерла мама и вот в память о ней девочка и ходила в этот сквер и кормила голубей. Рита, как верная подруга, была рядом.

— Так и вспоминаю маму, когда прихожу сюда… — грустно говорила Тоня, насыпая новую порцию крошек на асфальт. — Она очень любила птиц. Всяких. И голубей, и воробьёв, и ворон. Синиц, снегирей, соек. В лес ходила, в кормушки зерно насыпала.

А голуби и там вперёд всех кормились, никаким дятлам и сойкам ничего не доставалась. И мама на них всегда ругалась, но по-доброму. «Птички — божьи твари…» часто говорила она нам с папой.

— А почему именно Сириус? — спросила Рита, чтобы сменить грустную тему, увидев, как в глазах подруги заблестели слёзы.

— Я как-то прочитала, что на Земле могут находиться воплощённые души из других звездных систем. Развлечения ради, я стала иногда думать и гадать, откуда я? И однажды мне приснился красивый сон, где я лечу в тёмном космическом пространстве и мне не страшно, а хорошо. Будто я возвращаюсь домой. Я проснулась с улыбкой и первая мысль, пришедшая мне в голову, была о Сириусе, — объяснила подруге Тоня.

Солнце клонилось к закату, и в этом свете Антонина, и правда, выглядела, как неземное создание. Девушка достала телефон и принялась фотографировать красивый багряный закат.

— Погода портится, — сказала она, поёжившись. — Завтра дождь и сильный ветер обещали.

— А мне в институт ехать, — протянула Рита. — На подготовительные курсы.

— Одевайся теплее, — улыбнулась Тоня, наконец, убрав телефон в рюкзачок. Она наделала кучу снимков.

Страсть к фотографии у неё была с самого раннего детства. Ещё дедушка Рома учил её хитростям и премудростям этого дела. Правда тогда она по малолетству ничего ещё не понимала, и ей просто нравился сам процесс. Ну, волшебство же! Темнота, ванночки с реактивами… потом начинают проявляться фото. Магия…

Сейчас ей вспоминать об этом было забавно. Тот же дедушка Рома, которому теперь было семьдесят пять лет, давно уже не занимался всем этим. Он снимал природу на свой телефон и был вполне доволен качеством. Профессиональную технику приобретать не хотел, дорого.

Очевидно от дедушки Тоне и передалась эта тяга запечатлеть красоту в моменте. Она фотографировала всё, начиная от паутинки на ветке дерева и заканчивая ночным городом и закатом над лесом. И у неё действительно был талант именно увидеть красоту. Ухватить. Фотографии получались замечательные.

— А начиналась всё хорошо, — вспоминала Тоня, имея в виду брак с Ярославом.

— Так обычно и бывает, — улыбнулась Рита.

— Некоторые признаки приближающихся проблем были, но тогда я была влюблена в него и ничего не замечала. Начать хотя бы с того, что он считал, что вся домашняя работа должна выполняться исключительно женщиной.

— А что будет делать он, Ярослав, конечно же, не пояснил. Не царское это дело, да? — съязвила Рита.

— Не царское, — вздохнула Тоня. — Он приносит деньги. Я их распределяю, занимаюсь хозяйством, веду быт. Это же большая честь! Но и это ладно, если бы не то, что он считал, что я его должна полностью обслуживать! Я ведь тоже, между прочим, работаю.

— Помню, ты рассказывала… Стирать каждый день за взрослым мужиком, извини, его исподнее, носки… Он что, инвалид? И вот это «подай-принеси» вообще за гранью моего понимания.

— Ну да. Сядет за комп в комнате и кричит: «Тонечка, золотко, принеси мне чай!» И всё вроде ласково так. Ладно, принесла. А он его пролил случайно, прямо на клавиатуру. Сидит, глазками моргает и смотрит беспомощно, как всё течёт. Опять меня зовёт: «Тонечка, я тут пролил, убери»

— «Тонечка, Тонечка…», — передразнила Ярослава Рита. — Сам без рук?

— Да он даже не знал, где тряпку взять!

— А ты ему что, объяснять разве не пыталась?

— Пыталась. Но он всё равно звал меня. Рассыпалось что-то, разбилось или цветочный горшок с землёй на пол упал, Тоня, иди, убирай опять. Обнимет, поцелует. Ты у меня самая лучшая, говорит. А сам лапки сложит и стоит, смотрит, как я на корточках по полу ползаю с тряпкой. Ещё советует, как мне лучше ползать.

— Помню, как ты с работы бежала скорее-скорее его любимые блюда готовить, — припомнила Рита.

— Ага. Порадовать всё его хотела. Стою у плиты по два часа, индейку фарширую яблоками, а ноги гудят прямо. Но знаю, что он скоро приедет уставший и ему приятно будет.

— А он тебя чем радовал?

— Да ничем особо. Он, кстати, не считал, что я что-то особенное для него делаю. Подумаешь, индейка, фаршированная…

— Я вот не понимаю, мама, что ли, его так приучила? — недоумевала Рита.

— Мама, а кто же ещё? Она у них на кухне царь и Бог, никого не пускает, и к уборке тоже. Вот любит она все эти дела и никому их не доверяет. Только в их доме она командует. А мне Ярослав никогда слова не давал сказать.

…Проблемы начались по прошествии примерно года семейной жизни. Антонина стала уставать готовить после работы особенные блюда, дабы порадовать мужа.

И однажды Ярослава на ужин ждала простая сосиска с макаронами.

Это вызвало первый конфликт между супругами. Ярослав искренне удивился тому, что Тоня тоже устала:

— Ты же тяжести не таскаешь! Сидишь в своём офисе и по клавиатуре тыкаешь пальчиками. С чего тебе уставать?! Муж с работы пришёл, а его и не ждут!

— Что ты такое говоришь? Ждут. Только сегодня я действительно устала. Или заболеваю, не знаю. Но ужин вот такой. Не нравится, иди в ресторан! — заявила Тоня.

— Ах тааак?! — Ярослав обиделся и, хлопнув дверью, ушёл.

Потом супруги конечно помирились. Тем более что Тоня и вправду заболела. Ярослав её милостиво простил.

— Он совершенно искренне считал, что забота о нём это моё единственное в жизни занятие, моя радость в этих серых буднях. И других занятий у меня нет и быть не может, — сердилась Тоня, рассказывая Рите.

— Да. Я помню, как он высказывал тебе насчёт фотографий, — сказала Рита.

— Ага. Идём, гуляем, я остановлюсь, хочу что-то сфотографировать, а он начинает зудеть: вот, опять не можешь пройти мимо всякой фигни! Что на этот раз? Паутина на помоечной крапиве или грязная пробка от бутылки, на которой сидит божественной красоты бабочка? — сердился Ярослав.

Он был очень далёк от искусства. Цифры — его любовь. В этом ему не было равных. «Великий математик» — дразнила его иногда Тоня.

— Может поэтому он был такой? Супер умные люди бывают повернуты на каких-нибудь вещах, — задумчиво произнесла Тоня.

— Может и поэтому, — согласилась Рита. — Но что-то человеческое должно же в нём быть? Он же не робот-вычислительная машина.

— Короче увлечения он мои не одобрял. Никакие. И особенно его раздражала фотография: «У тебя и так весь телефон забит фотками каких-то листиков, жучков, паучков, божьих коровок! Макросъёмка! Что за ерунда, глупости какие! Ты взрослая тётка, а ведёшь себя, как дитё малое!» — вспомнила Тоня, как возмущался однажды бывший муж.

— Ты — тётка?! — удивилась Рита. — Тебе и есть то, всего ничего, двадцать семь лет!

— Тётка, да. А он дядька. И ему было стыдно рядом со мной стоять и ждать, пока я воробья на ветке сфоткаю: «Люди смотрят! Пойдём уже!» — недовольно бубнил он и дёргал меня за рукав. Всё, чем я любила заниматься, воспринималось в штыки. Вышивка — глупости. Куда потом девать эти тряпки? Мыло варить, зачем? Можно же купить в магазине за копейки! Игрушки вязать, только бабки этим занимаются…

— А сам-то он, чем занимался? — спросила Рита.

— Да ничем особенным. Сидел, всё таблицы какие-то составлял. Трудоголик. Домой работу таскал почти каждый день, — в сердцах произнесла Тоня. — А всё, что не приносит доход, его раздражало, и он считал это глупостями.

— Профессиональную камеру?!! — удивился Ярослав, услышав однажды от жены про её мечту. — Да ни за что в жизни! Это глупости, блажь! Такие деньги тратить! Не позволю я тебе купить это никогда, так и знай.

Тоня заплакала. Она действительно давно мечтала о профессиональной камере и даже немножечко откладывала на неё деньги…

— Ты же тогда будешь вообще целыми днями этими своими фотками заниматься! Я тебе нафик не нужен стану. Нет, и нет — сказал Ярослав.

В тот момент Тоня и подумала о том, что ошиблась в выборе спутника жизни. Ярослав, очевидно, пёкся лишь о собственной персоне. Ничего другое его не волновало. Тоня — то, Тоня — сё. Подай, принеси. Обслуживала его, обстирывала, обглаживала, готовила. А тут камера какая-то…

— Он решил, что кроме него в этой жизни меня ничего не должно интересовать. Он — центр моей серенькой вселенной, — иронично заявила Тоня.

— Не было там никакой любви, — заявила Рита. — Хорошо, что разошлись.

— Так он ещё не отпускал меня! Глупость, говорит, совершаешь! Ещё обратно прибежишь, как миленькая! — вспоминала Тоня.

— Самая большая глупость — это продолжать жить с таким эгоистом, который кроме себя никого не замечает, — изрекла Рита.

— Мамочка мне его звонила на днях, — вспомнила Тоня. — Говорила, мол, поспешила ты, девочка с хорошим парнем расстаться. Не найдёшь, мол, такого больше… В этом я, знаешь, с ней согласна. Не найду.

Подруги рассмеялись. Рита представила Ярослава, который весь такой важный, всегда в костюме, галстуке, пахнущий дорогущим парфюмом, напыщенный, и удивляется, как же это его бросили? Как?!

Спустя год Антонина встретила молодого человека, Юрия, который разделял её увлечение фотографией. Они вместе мотались за десятки километров, чтобы запечатлеть закат над рекой. Забирались на какие-то терриконы, чтобы наделать потрясающих фото.

Купили оборудование для макросъёмки и, обмениваясь восторженными взглядами, снимали под микроскопом обыкновенные капли воды, в которых отражалась радуга.

Смотрели на плывущие облака над полем, фотографировали и фантазировали, на что они похожи. Именно Юрию Тоня призналась, что «она, кажется, с Сириуса». А он не стал над ней смеяться, и признался в ответ, что он, кажется, в прошлой жизни был драконом. Но никому до Антонины об этом не рассказывал…

Молодые люди поженились. И на первую годовщину свадьбы подарили себе профессиональное оборудование для съёмки. А ещё через год их семья пополнилась малышом. Вот уж кого они стали снимать без остановки, то и дело, находя удачные ракурсы.

Ярослав пока не женился. Он в поиске. И уверен, что обязательно найдёт свою идеальную женщину, серьёзную, а не какую-то там странную Тоню, которая ведёт себя, словно ребёнок со своими фантазиями и фотографиями…

Оцените статью
Ты такого больше не найдёшь
Цыганская дочь