— Да что за чёрт, он опять лагает! Невозможно же!
Голос Димы, низкий и раздражённый, врезался в тишину комнаты. Он сидел, сгорбившись перед большим монитором, и его пальцы нервно барабанили по столу. Экран светился иконкой загрузки, застывшей на девяноста девяти процентах. Светлана, которая пыталась читать на диване, подняла на него глаза. Этот ритуал повторялся почти каждый вечер.
— Потому что у тебя на рабочем столе ярлыков больше, чем звёзд на небе, а в автозагрузке стоит десяток программ, которые тебе не нужны. Почисти его хоть раз, — её голос был ровным, но в нём слышалась застарелая усталость.
Компьютер был их общим полем битвы. Мощный, дорогой, собранный Димой «для работы и развлечений», он давно превратился в арену для тихой войны. Димины «развлечения» — многогигабайтные игры, сезоны сериалов в высоком разрешении, какие-то программы для стриминга — занимали львиную долю жёсткого диска. Светланины «для работы» — папки с фотографиями — были его главным врагом. Она занималась ретушью и обработкой на заказ, а также хранила весь их семейный архив. Тысячи снимков: их свадьба, путешествия, первые шаги племянника, старые, отсканированные фотографии её родителей. Для неё это была не просто работа, это была их история, оцифрованная и бережно рассортированная по годам и событиям.
— Да при чём тут программы, — отмахнулся Дима, не отрывая взгляда от монитора. — Места нет, вот в чём дело. Опять всё забито твоими… картинками. Сотни одинаковых фотографий одного и того же дерева. Зачем это всё хранить?
— Это не одинаковые фотографии, там разный свет и ракурс. Это исходники для работы, — терпеливо, уже в сотый раз, объясняла она. — И там не только деревья, как ты выразился, там вся наша жизнь.
— Жизнь у нас в голове и в реальности, а не в этих бесполезных гигабайтах щёлканья затвором, — пробурчал он. — Вот, вышла новая «Cyberfall 2». Сто двадцать гигов весит. А у меня свободно тридцать. Это нормально, по-твоему?
Он демонстративно ткнул пальцем в экран, где виднелась красная полоска заполненного диска «D». Светлана промолчала. Спорить было бесполезно. Для него её архив был просто набором файлов, мусором, мешающим установить очередную стрелялку. Он никогда не просил показать ему фотографии из отпуска, не интересовался её работой, не понимал ценности этих застывших моментов. Его мир состоял из виртуальных достижений и цифровых развлечений, которые требовали всё больше и больше реального пространства.
Она видела, как он открыл проводник и начал шарить по папкам. Его взгляд остановился на одной, самой большой. «Фото». Он кликнул на неё правой кнопкой мыши, выбрал «Свойства». На экране побежали цифры, и через несколько секунд выскочило окно с итоговым размером. Дима присвистнул.
— Триста пятьдесят гигабайт. Триста. Пятьдесят. Гигабайт. Однотипных фоток. Света, это же ненормально. Это же целая жизнь впустую потраченного места.
Светлана почувствовала, как внутри всё похолодело. Она встала с дивана и подошла к нему.
— Дима, даже не думай. Просто купи ещё один жёсткий диск. Или удали пару своих старых игр, в которые ты уже год не заходил.
Он посмотрел на неё так, будто она предложила ему отрезать себе руку.
— Удалить «Ведьмака»? Или «Одних из нас»? Ты в своём уме? Это классика уже! А новый диск — это ехать куда-то, выбирать, тратить деньги… Проще же просто почистить мусор.
Он снова повернулся к экрану, и курсор его мыши завис прямо над папкой «Фото». В его глазах не было злости или желания сделать ей назло. В них было лишь простое, утилитарное решение проблемы. Как вынести пакет с отходами, чтобы он не мешал. Светлана молча развернулась и ушла на кухню налить себе воды. Она не хотела видеть, что он сделает дальше. Внутри неё нарастала глухая, тяжёлая тревога. Фитиль уже догорал.
Светлана вернулась в комнату со стаканом воды. Холодное стекло немного успокаивало её ладони, но не внутреннюю дрожь. Она сделала один глоток и замерла. На мониторе, поверх всех окон, бежала зелёная полоска установки. Игра «Cyberfall 2». Дима, надев наушники, уже полностью погрузился в процесс, отрешившись от мира. Он слегка покачивал головой в такт музыке, которую она не слышала, и на его лице было выражение полного удовлетворения. Проблема была решена.
Ледяная игла страха пронзила её желудок. Она поставила стакан на журнальный столик, стараясь не издать ни звука. Подошла к компьютеру сбоку, так, чтобы не загораживать ему экран. Её сердце колотилось где-то в горле. Она взяла мышку. Дима недовольно покосился на неё, но ничего не сказал, позволяя ей сделать то, что она хотела, лишь бы это было быстро.
Её пальцы двигались уверенно, но внутри всё сжалось в тугой, болезненный узел. Она свернула окно установки. Открыла «Мой компьютер». Диск «D». Красная полоска сменилась на синюю. Теперь на нём было свободно почти четыреста гигабайт. Папки «Игры», «Сериалы», «Программы» были на месте. Папки «Фото» не было.
Она не поверила своим глазам. Может, он её переместил? Вложил в другую папку, чтобы «навести порядок»? Она открыла папку «Документы». Пусто. Заглянула в его «Игры», лихорадочно просматривая названия. Нет. Паника начала затапливать её, холодная и вязкая. Последняя надежда — Корзина. Она дважды кликнула по иконке. Окно открылось. «Эта папка пуста». Он не просто удалил. Он стёр всё подчистую, чтобы освободить место наверняка.
Её рука застыла на мышке. Все звуки в комнате исчезли. Она больше не слышала гудения системного блока, не видела зелёной полосы установки. Перед её глазами пронеслись образы: вот они смеются на пляже в Таиланде, вот её мама, ещё живая и здоровая, улыбается на даче, вот она держит на руках новорожденного племянника, его крошечное сморщенное личико… Всё это только что было здесь, в этой папке. Теперь её не было. Была пустота. И зелёная полоска установки игры.
Она медленно повернула голову и посмотрела на мужа. Он всё так же сидел, погружённый в свой мир. Она протянула руку и сняла с его головы один наушник.
— Дима.
Он вздрогнул от неожиданности и раздражённо обернулся.
— Что ещё? Я же ставлю!
Её голос был на удивление спокоен. Низкий, сдавленный, без малейших эмоций.
— Где фотографии?
— Какие фотографии? — он искренне не понял, о чём речь.
— Моя папка. «Фото». Где она?
На его лице промелькнуло понимание, и он тут же отмахнулся, как от назойливой мухи.
— А, эта. Я удалил. Мне место нужно было.
Он сказал это так буднично, как говорят «я вынес мусор» или «я купил хлеб». Просто констатация факта. Незначительного, бытового. Он уже собирался надеть наушник обратно, но её следующий вопрос заставил его замереть.
— Ты… удалил? Совсем?
— Ну да. Я думал, ты их уже сохранила куда-нибудь. На облако или на внешний диск. Ты же вечно со своими копиями носишься, — безразлично бросил он, и в его голосе прозвучала нотка самодовольного оправдания. Он не просто уничтожил её мир, он ещё и сделал её виноватой в том, что она не предусмотрела его варварства.
И тут её прорвало. Спокойствие слетело, как тонкая скорлупа, и наружу вырвался чистый, первобытный гнев. Она вскочила, опрокинув стул. Её лицо исказилось.
— ТЫ ВООБЩЕ НЕНОРМАЛЬНЫЙ?! КАК ТЫ МОГ УДАЛИТЬ ВСЕ НАШИ ОБЩИЕ И МОИ ЛИЧНЫЕ ФОТОГРАФИИ РАДИ СВОЕЙ ТУПОЙ ИГРУШКИ?! ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ УНИЧТОЖИЛ?!
Её крик был настолько громким и яростным, что Дима отшатнулся. Он смотрел на неё, широко раскрыв глаза. Но в его взгляде был не страх и не раскаяние. В нём было удивление и нарастающее раздражение. Он смотрел на неё, как на внезапно взбесившееся домашнее животное, которое начало крушить мебель. Он абсолютно не понимал причину этой бури.
— Эй, ты чего орёшь? Успокойся. Что за истерика из-за картинок?
Слово «картинки» ударило её, как пощёчина. Оно было квинтэссенцией его отношения ко всему, что ей дорого. Окончательным, презрительным приговором её воспоминаниям, её работе, её жизни. В этот момент Светлана поняла с абсолютной, ледяной ясностью: слова бесполезны. Он не просто не понимал. Он не хотел понимать. Ей не нужно было его раскаяние. Ей нужно было уничтожить источник его равнодушия.
Её взгляд метнулся от его непонимающего лица к монитору. Большому, яркому, на котором всё ещё нагло ползла вперёд зелёная полоска установки. Этот экран был окном в его мир и глухой стеной для её мира. Она шагнула к столу, её движения стали резкими, выверенными, как у хирурга, который собирается не лечить, а ампутировать. Она не стала ничего говорить. Она просто упёрлась обеими руками в верхний край монитора и с силой, которой сама от себя не ожидала, толкнула его от себя.
Он не упал. Он полетел. Тяжёлый двадцатисемидюймовый экран сорвался со своей подставки и, перевернувшись в воздухе, рухнул на паркет. Раздался не просто звонкий треск, а глухой, тошнотворный хруст, будто сломали большую кость. Экран на мгновение вспыхнул радужными полосами и погас навсегда.
— Ты что делаешь, дура?! — взревел Дима, срываясь с места. Это был уже не голос раздражённого мужа, а крик собственника, у которого на глазах уничтожают дорогую вещь.
Но Светлана его не слышала. Её целью был не монитор, а сердце зверя — гудящий под столом чёрный ящик системного блока. Она опустилась на колени и рванула на себя спутанный клубок проводов сзади. Толстый кабель питания поддался с трудом, выскочив из гнезда с сухим щелчком. Но остальные держались крепко. Она тянула их, не разбирая, что куда ведёт. Пластиковые коннекторы трещали, выламываясь из гнёзд, обнажая блестящие контакты. Её пальцы горели от напряжения.
— Прекрати немедленно! — Дима бросился к ней, пытаясь оттащить её от системника. Он схватил её за плечи, пытаясь поднять.
И тут он столкнулся с тем, чего никак не ожидал. Она не была мягкой и податливой. Её тело превратилось в напряжённую пружину. Она вывернулась из его захвата с дикой, первобытной силой. Её локоть с размаху врезался ему под рёбра, заставив его охнуть и на секунду ослабить хватку. Этой секунды ей хватило. Она развернулась к нему лицом, и в её глазах не было ничего, кроме слепой, всепоглощающей ярости. Она не была его женой. Она была врагом.
Он снова попытался схватить её, навалиться всем весом, прижать к полу, остановить это безумие. Они сцепились в уродливом, неловком клинче посреди комнаты. Он пытался заломить ей руки, она отбивалась, царапалась, пыталась вырваться. Её единственной целью было вернуться к этому проклятому чёрному ящику и закончить начатое. В какой-то момент, когда он почти прижал её к стене, она, пытаясь освободить голову из его захвата, резко мотнула ей назад.
Раздался влажный, хрящевой хруст. Он был не громким, но в тишине их борьбы прозвучал, как выстрел. Дима мгновенно обмяк и отшатнулся от неё. Его руки взлетели к лицу. Светлана замерла, тяжело дыша, её грудь вздымалась. Ярость на мгновение отступила, смытая шоком от этого звука.
Он медленно убрал ладони от лица. Из его носа, неестественно смещённого в сторону, двумя ручьями хлестала кровь, заливая подбородок и капая на футболку тёмными, густыми пятнами. Он смотрел на неё, и в его глазах больше не было ни раздражения, ни гнева. Только боль, изумление и что-то новое, холодное и страшное. Он смотрел на неё не как на жену, а как на чужое, опасное существо, которое только что его покалечило. Борьба закончилась. Началось что-то совсем другое.
Боль и унижение на лице Димы были страшнее любого крика. Он стоял, зажимая нос, и смотрел на неё. Кровь просачивалась сквозь пальцы, стекая по запястью. В его взгляде не было ненависти, только ледяное, отстранённое презрение. Будто он смотрел на чужого, непредсказуемого и опасного человека, случайно оказавшегося в его квартире. Вся теплота, вся история их отношений, все семь лет брака испарились в этот момент, обратившись в ничто.
Он молча развернулся и пошёл в ванную. Светлана осталась стоять посреди комнаты, оглушённая произошедшим. Ярость, кипевшая в ней мгновение назад, схлынула, оставив после себя звенящую, тошнотворную пустоту. Она слышала, как в ванной шумит вода. Он не кричал, не ругался. Он просто методично смывал кровь. Эта тишина была страшнее любой ссоры.
Через несколько минут он вышел. Нос был заткнут двумя тугими жгутами из ваты, а на переносице уже наливался сине-багровый отёк. Он не посмотрел на неё. Его движения стали деловитыми и чужими. Он прошёл в спальню, достал с антресолей спортивную сумку и начал молча, без суеты, бросать в неё вещи. Футболки, джинсы, бельё. Он не рылся в шкафу, не выбирал. Он просто брал то, что лежало сверху. Он действовал так, будто собирался в командировку, из которой не планировал возвращаться.
Светлана стояла на том же месте, посреди разгрома. Её ноги будто приросли к полу. Она смотрела на разбитый монитор, на вырванные с мясом кабели, на осколки пластика. Это сделала она. Её руки. Она посмотрела на свои ладони — на них алели ссадины от борьбы с проводами. Она не чувствовала боли. Она вообще ничего не чувствовала, кроме нарастающего холода, который шёл не снаружи, а изнутри.
Дима вернулся в комнату с сумкой через плечо. Он снова не удостоил её взглядом. Он подошёл к столу, опустился на колени и принялся за самое главное. Он аккуратно отсоединил те кабели, что ещё держались в изуродованных портах системного блока. Потом обеими руками обхватил тяжёлый чёрный корпус и с усилием поднял его. Он прижал его к груди, как больное дитя. Этот искорёженный ящик с гудящими остатками его мира был сейчас для него важнее всего.
Он выпрямился, держа системник в одной руке и сумку в другой. Только теперь он посмотрел на неё. Его взгляд был абсолютно пустым.
— Я не буду жить с истеричкой, которой бездушные картинки важнее живого человека.
Он сказал это тихо, почти шёпотом. Это не было обвинением или упрёком. Это была констатация факта. Вердикт, не подлежащий обжалованию. Он не ждал ответа.
Он развернулся и пошёл к выходу. Не хлопнув дверью. Он просто вышел, и через секунду Светлана услышала, как в замке дважды повернулся ключ. Он закрыл дверь снаружи.
Она осталась одна. Посреди комнаты, похожей на поле боя после проигранного сражения. Запахло озоном и горелым пластиком. В воздухе висела пыль. Её взгляд скользнул по комнате: пустой угол стола, где стоял монитор; осиротевшая клавиатура; брошенная на пол мышь с оборванным хвостом провода. А на паркете, там, где только что стоял её муж, медленно расплывалась небольшая тёмная лужица его крови. Она опустилась на пол прямо там, где стояла, среди осколков их техники и их жизни, и тупо уставилась на это пятно. Оно было единственным, что осталось от него в этой комнате. И оно было реальным. В отличие от её фотографий…
