— Да кто там в такую рань?..
Звонок разрезал утреннюю тишину спальни не мелодичным переливом будильника, а резкой, требовательной вибрацией, от которой телефон, лежащий на тумбочке, задрожал по деревянной поверхности. Юлия открыла глаза, чувствуя, как сердце делает болезненный кульбит. На часах было 07:12. Слишком рано для рабочих вопросов, слишком поздно для пьяных звонков друзей.
На экране высветился незнакомый городской номер. Внутри шевельнулось неприятное предчувствие — то самое, липкое и холодное, которое бывает перед плохими новостями. Она нажала «принять».
— Юлия Викторовна? — голос в трубке был механически вежливым, но за этой вежливостью скрывался лязг тюремной решетки. — Это департамент взыскания просроченной задолженности банка «Вектор». Разговор записывается.
Юлия села на кровати, стряхивая остатки сна. Рядом, отвернувшись к стене и натянув одеяло до самого уха, мерно посапывал Андрей. В комнате пахло спертым воздухом и несвежим постельным бельем.
— Какая задолженность? — голос Юлии прозвучал хрипло. — Вы ошиблись номером. У меня нет счетов в вашем банке.
— К сожалению, ошибки быть не может, — оператор говорил с интонацией робота, зачитывающего приговор. — На ваше имя оформлен потребительский кредит от двенадцатого числа прошлого месяца. Вчера был последний день внесения первого обязательного платежа. Сумма к оплате с учетом пени за просрочку — восемнадцать тысяч четыреста тридцать рублей. Когда планируете погасить?
Юлия замерла. Телефон стал горячим и скользким в ладони.
— Это мошенники, — твердо сказала она, чувствуя, как пульс начинает бить в виски. — Я ничего не оформляла. Я буду жаловаться в ЦБ.
— Ваше право, Юлия Викторовна. Однако договор был подписан простой электронной подписью через мобильное приложение, вход в которое был осуществлен с вашего устройства с использованием биометрических данных. Деньги были переведены на карту третьего лица в ту же ночь, в 03:15. Проверьте личный кабинет. Всего доброго.
Гудки в трубке звучали как удары молотка. Юлия несколько секунд смотрела в погасший экран, пытаясь заставить мозг работать. Двенадцатое число. Это была пятница. Она вернулась с работы выжатая как лимон, выпила бокал вина и отключилась еще до полуночи. Андрей тогда остался смотреть какой-то боевик в гостиной, а потом пришел спать.
Дрожащими пальцами она разблокировала экран. Иконка банка «Вектор» — того самого, где у нее была зарплатная карта три года назад и про который она давно забыла — действительно была в папке «Финансы». Она нажала на значок. Приложение, словно издеваясь, считало ее лицо через Face ID и приветливо моргнуло зеленым экраном.
Главная страница загрузилась, и мир Юлии накренился.
Красный восклицательный знак горел напротив графы «Кредит наличными». Сумма основного долга: 500 000 рублей. Статус: Просрочено.
Ее затошнило. Физически, до спазмов в желудке. Она нажала на «Историю операций». Единственная транзакция той ночью. 03:17. Перевод клиенту банка. Получатель: Вадим С.
Вадим. Младший брат Андрея. Вечный неудачник, «душа компании» и законченный лудоман, который уже дважды закладывал родительскую дачу.
Пазл сложился с тошнотворной четкостью. Юлия медленно перевела взгляд на свои руки. На свой большой палец. Андрей знал пароль от ее телефона, но вход в банк требовал отпечатка или лица. Пока она спала, он, ее муж, человек, с которым она планировала отпуск на майские, взял ее руку. Тихо, как вор, приложил ее палец к сканеру. И оформил на нее полмиллиона долга.
Она посмотрела на спящего мужа. Андрей лежал расслабленно, его рот был слегка приоткрыт. Он выглядел таким безобидным, таким домашним. И от этого зрелища Юлию накрыло волной ледяной, белой ярости. Это было не просто воровство. Это было изнасилование ее доверия, совершенное, пока она была беззащитна во сне.
Юлия не стала его будить поцелуем или мягким толчком. Она схватила подушку, на которой лежала голова Андрея, и с силой, резко выдернула ее из-под него.
Голова мужа глухо ударилась о матрас. Андрей дернулся, всхрапнул и резко сел, ошалело моргая.
— Ты чего? — он потер затылок, щурясь от утреннего света. — Юль, ты ошалела? Семь утра, суббота… Дай поспать.
Он попытался снова завалиться на бок, но Юлия включила экран телефона на максимальную яркость и сунула его прямо под нос мужу.
— Смотри, — приказала она. Ее голос был тихим, но в нем звенела сталь. — Смотри сюда, Андрей.
Он сфокусировал взгляд на светящемся прямоугольнике. Сначала на лице отразилось сонное непонимание, потом — узнавание цифр и логотипа. И в эту секунду маска слетела. В его глазах мелькнул не стыд, не раскаяние, а досадливая злость пойманного за руку карманника.
— А, это… — он отмахнулся, как от назойливой мухи, и попытался встать с кровати, чтобы уйти в ванную. — Давай потом. Утро же, башка трещит. Пришло уведомление и пришло, чего истерить?
Юлия шагнула ему наперерез, преграждая путь своим телом. В ней сейчас было столько адреналина, что она могла бы сдвинуть гору.
— Стоять, — она толкнула его в грудь, заставляя сесть обратно на смятые простыни. — Какое «потом»? Мне только что звонили коллекторы. Ты понимаешь, что ты сделал?
Андрей тяжело вздохнул, почесал щетину и посмотрел на нее тем снисходительным взглядом, которым обычно смотрят на капризных детей.
— Юль, не начинай, а? Ну взял. Ну надо было срочно. Я не хотел тебя будить, ты так сладко спала. Я все разрулю, чего ты кипишуешь из-за ерунды?
Слова застряли у нее в горле. Ерунда. Он назвал полмиллиона, повешенные на ее шею, ерундой.
— Ты взял кредит на мое имя через приложение в телефоне, пока я спала, чтобы отдать долг своему брату-игроману? Андрей, ты повесил на меня полмиллиона рублей, чтобы покрыть грехи человека, который проигрывает зарплату за вечер?
— Не ори! — вдруг рявкнул Андрей, и его лицо исказилось. — Соседи услышат! Да, перевел! А что мне было делать? Вадим позвонил ночью, выл в трубку. Его на счетчик поставили серьезные люди. Сказали, если до утра не вернет — пальцы ломать начнут. Ты хотела, чтобы я брата без рук оставил?
Он вскочил с кровати, теперь уже нависая над ней. В его позе не было вины — только агрессивная защита.
— Мы семья, Юля! — кричал он, размахивая руками. — Семья помогает друг другу! А ты сейчас из-за бумажек готова удавиться. Я спас человеку жизнь, а ты мне про какие-то проценты заливаешь!
Юлия смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то умирает. Окончательно и бесповоротно. Перед ней стоял не муж. Перед ней стоял чужой, опасный человек, для которого ее безопасность, ее будущее и ее право выбора были ничем по сравнению с очередной ставкой его брата.
— Ты не спас жизнь, — сказала она ледяным тоном, глядя ему прямо в глаза. — Ты просто украл у меня деньги, чтобы продлить его агонию. И ты даже не понимаешь, что ты натворил.
— Ой, да хватит этой драмы! — Андрей нервно хохотнул, но глаза его бегали. — Вернем мы твои деньги. С зарплаты буду отдавать. Подумаешь, кредит. У полстраны кредиты. Зато Вадька цел. Ты просто эгоистка, Юль. Думаешь только о своем комфорте.
Уведомление на телефоне снова пискнуло. Банк прислал смс: «Вам начислен штраф». Юлия сжала телефон так, что побелели костяшки. Разговор был окончен, но война только начиналась.
Андрей нервно расхаживал по комнате, натягивая джинсы. Его движения были резкими, дерганными, словно одежда сопротивлялась ему. Он избегал смотреть на Юлию, предпочитая фокусировать взгляд на стене, на шкафу, на собственном ремне — на чем угодно, кроме ее застывшего лица. В комнате повисла душная, тяжелая атмосфера, пропитанная невысказанной ненавистью и запахом мужского страха, который Андрей безуспешно пытался замаскировать агрессией.
— Эгоистка? — переспросила Юлия. Ее голос звучал тихо, почти буднично, что пугало Андрея гораздо больше, чем если бы она начала бить посуду. — То есть, я правильно понимаю твою логику? Ты украл у меня деньги, подставил меня перед банком, испортил мне кредитную историю, а виновата в этом я, потому что не хочу радоваться твоему «героизму»?
— Да не крал я! — взревел Андрей, застегивая пуговицу с такой силой, что та едва не оторвалась. — Сколько можно повторять? Я одолжил! Для дела! Ты вообще понимаешь, что такое «на счетчике»? Это тебе не в офисе бумажки перекладывать. Там люди серьезные, они не разговаривают, они действуют. К Вадиму уже приезжали. С битами. Ты хотела, чтобы я утром поехал в морг на опознание?
Он подошел к окну и уперся лбом в стекло, демонстрируя всю тяжесть выпавшей на его долю ноши.
— Ты не понимаешь, Юль, — его тон сменился на снисходительно-поучительный. — Деньги — это наживное. Бумажки, цифры в телефоне. А брат у меня один. Родная кровь. Мы с ним с одного горшка, понимаешь? Когда нас отец лупил, Вадька всегда меня собой закрывал. А теперь я должен был в стороне стоять?
Юлия слушала этот поток сознания и чувствовала, как внутри нее что-то щелкает и встает на свои места. Механизм ее любви к этому человеку, который барахлил последнее время, теперь окончательно сломался и рассыпался на шестеренки. Она смотрела на его сутулую спину и видела не мужа, а чужого, опасного мужчину, живущего по каким-то пещерным законам.
— Если вопрос стоял о жизни и смерти, Андрей, — Юлия скрестила руки на груди, — почему ты не взял этот кредит на себя? Почему ты не заложил свою машину? Почему ты не пошел в микрозаймы, в ломбард? Почему ты решил, что спасать твоего брата должна я, причем без моего ведома?
Андрей резко обернулся. Его лицо покраснело, на шее вздулась вена.
— Потому что мне не дают! — выплюнул он, и в этом признании сквозила жалкая обида на весь мир. — У меня кредитная история убита, ты же знаешь! Я за Вадьку еще два года назад поручителем пошел, когда он машину разбил. Мне теперь даже утюг в рассрочку не одобрят. А у тебя — «чистая биография», «белая зарплата», «идеальный заемщик». Тебе этот кредит за три минуты одобрили, я даже удивиться не успел.
— То есть ты заранее все проверил? — уточнила Юлия, чувствуя, как холод в груди становится почти физически ощутимым. — Ты знал, что мне дадут. Ты ждал, пока я усну. Ты планировал это.
— Да не планировал я ничего! — Андрей махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Просто Вадим позвонил в два ночи. Я вышел на кухню, он там рыдает, говорит — всё, конец. Я зашел в спальню, смотрю — ты спишь, телефон на тумбочке светится. Ну, думаю, попробую. Приложил твой палец — и всё, деньги пришли. Это же техника, Юль, прогресс. Раз — и проблема решена.
Он говорил об этом с такой пугающей простотой, словно речь шла о том, что он без спроса взял ее шампунь. «Приложил палец — и все». В этой фразе было все отношение к ней. Она была не человеком, не партнером, а просто носителем нужного отпечатка пальца. Биологическим ключом к сейфу.
— А если бы я проснулась? — спросила Юлия, буравя его взглядом.
— Ну, сказал бы, что время посмотреть хотел, — пожал плечами Андрей, уже успокаиваясь. Ему казалось, что буря миновала, раз жена не кидается с кулаками, а задает вопросы. — Юль, ну что ты начинаешь? Ну да, некрасиво вышло. Ну, виноват. Но результат-то какой? Вадька жив, долг закрыт. А банку мы отдадим. Ты же хорошо зарабатываешь, премию скоро получишь. Я тоже поднажму, халтуру возьму. Закроем мы эти полмиллиона за год, даже не заметишь.
Юлия медленно подошла к шкафу. Ее движения были плавными, экономными, лишенными суеты.
— Ты считаешь мои деньги своими, Андрей? — спросила она, не повышая голоса. — Ты уже расписал мою премию, которую я еще не получила. Ты решил, что мы «не заметим» полмиллиона, которые я буду выплачивать из своего кармана за твоего брата-паразита, который завтра снова пойдет и все проиграет.
— Не называй его паразитом! — снова вспыхнул Андрей, делая шаг к ней. — Он болен! Егромания — это болезнь, это лечить надо, а не гнобить! Ты черствая, Юля. Меркантильная. Тебе лишь бы копейку свою сберечь. А то, что у парня судьба ломается — тебе плевать. Я думал, ты другая. Думал, ты поймешь. Мы же семья!
— Семья… — повторила Юлия с горькой усмешкой. — В твоем понимании семья — это когда один создает проблемы, а другой их молча оплачивает. Ты даже не спросил меня, Андрей. Знаешь почему?
Она посмотрела ему прямо в глаза, и он, не выдержав этого рентгеновского взгляда, отвел глаза.
— Потому что ты знал, что я скажу «нет», — сама ответила она. — Ты знал, что я не дам полмиллиона Вадиму, который проиграл квартиру родителей. И поэтому ты решил меня просто обокрасть. Ты не спас брата, Андрей. Ты предал меня. Ради того, кто даже спасибо не скажет, а через месяц придет за новой дозой денег.
— Да пошла ты, — огрызнулся Андрей, чувствуя, что аргументы заканчиваются, и остается только глухая злоба. — «Обокрасть», «предал»… Высокие слова. А по факту — просто жадность. Жалко тебе для родни. Вот и весь разговор. Ладно, проехали. Я на кухню, кофе попью, а то с тобой разговаривать — как со стеной. Потом решим, как платить будем. График составим.
Он развернулся и, шаркая тапками, направился к выходу из спальни, всем своим видом показывая, что инцидент исчерпан и обсуждать тут больше нечего. Он был уверен, что победил. Что подавил ее своим напором, чувством вины и «пацанскими понятиями».
Юлия смотрела ему вслед. В ее голове было кристально чисто. Никаких сомнений, никаких метаний. Она видела перед собой не мужа, а опухоль, которую нужно вырезать немедленно, пока она не пустила метастазы и не уничтожила ее жизнь окончательно.
— График не понадобится, — тихо произнесла она в пустоту комнаты, когда шаги Андрея затихли в коридоре.
Она развернулась и направилась в кладовку, где хранились хозяйственные принадлежности. Ей нужны были не тряпки и не швабра. Ей нужны были мешки. Большие, черные, плотные мешки на 120 литров. Те самые, которые они покупали для строительного мусора во время ремонта.
Ремонта, за который платила она. В квартире, за которую ипотеку платила она. С мужчиной, который стоил ей слишком дорого.
Шуршание плотного полиэтилена в тишине квартиры прозвучало неестественно громко, почти как выстрел. Юлия резким движением оторвала первый мешок от рулона, расправила его, встряхнув так, что он наполнился воздухом, превратившись в черное раздутое чрево. Она стояла посреди спальни, глядя на открытый шкаф Андрея, как хирург смотрит на операционное поле перед ампутацией.
Андрей появился в дверях через минуту. В одной руке он держал кружку с дымящимся кофе, в другой — надкушенный бутерброд. На его лице застыло выражение ленивого недоумения, смешанного с той самой снисходительной усмешкой, которой он привык гасить любые конфликты. Он был уверен, что буря миновала, и жена, «выпустив пар», занялась уборкой, чтобы успокоить нервы.
— Ты чего удумала? — спросил он с набитым ртом, прислонившись плечом к косяку. — Генеральную уборку решила затеять? Юль, ну серьезно, давай без показухи. Я же сказал — все решим.
Юлия не ответила. Она подошла к полке с его джинсами и свитерами. Одним широким, сгребающим движением руки она смахнула идеально сложенные стопки прямо в раскрытый зев мешка. Одежда, которую она когда-то сама выбирала, стирала и гладила, полетела вниз бесформенной кучей.
— Э! — Андрей поперхнулся кофе. Кружка звякнула, ударившись о дверную ручку, бурая жидкость плеснула на пол. — Ты что творишь? Это же чистые вещи!
Юлия молча перешла к следующей полке. Туда полетели футболки, домашние штаны и ворох носков. Она действовала методично, быстро и абсолютно безжалостно. В ее движениях не было истерики, только холодная механическая эффективность конвейера по утилизации отходов.
Андрей, наконец осознав, что происходит нечто выходящее за рамки привычного семейного ворчания, поставил кружку на комод и шагнул в комнату.
— А ну прекрати! — рявкнул он, хватая ее за руку, когда она потянулась к вешалкам с рубашками. — Ты совсем головой поехала? Это мои вещи! Положи на место!
Юлия посмотрела на его руку на своем запястье. Ее взгляд был таким пустым и тяжелым, что Андрей невольно ослабил хватку.
— Твои вещи? — переспросила она ровным голосом. — У тебя здесь нет вещей, Андрей. Человек, который ворует у жены полмиллиона, не имеет права ни на вещи, ни на крышу над головой, ни на утренний кофе в этой квартире. Убирай руки.
Она стряхнула его ладонь и сорвала с вешалки его любимый пиджак. Тот самый, который они покупали ему на корпоратив, потратив половину ее тогдашней премии. Пиджак смялся и исчез в черном пластике.
— Ты не посмеешь, — прошипел Андрей, его лицо начало багроветь. — Это моя квартира тоже! Я тут прописан! Ты не имеешь права выкидывать мое имущество! Это… это самоуправство!
— Прописан ты у мамы в Саратове, — напомнила Юлия, завязывая первый мешок тугим узлом. — Здесь ты никто. Гость, который засиделся и начал воровать столовое серебро.
Она отшвырнула наполненный мешок к выходу и тут же развернула второй. Андрей смотрел на это с ужасом. До него только сейчас начало доходить: это не спектакль. Она не пытается его напугать, чтобы он извинился. Она действительно стирает его из своей жизни. Прямо сейчас, в режиме реального времени.
— Юля, остановись, — его голос дрогнул, сменив тональность с угрожающей на просящую. — Ну перегнул я, ну виноват. Но так нельзя! Это же дикость какая-то! Мы же цивилизованные люди! Давай сядем, поговорим…
Юлия подошла к тумбочке, где лежали его гаджеты: планшет, старые телефоны, смарт-часы, зарядки. Все это полетело во второй мешок с громким, неприятным стуком пластика о пластик.
— Цивилизованные люди не берут кредиты на спящих жен, — отрезала она. — Цивилизованные люди спрашивают разрешения. А ты, Андрей, живешь по понятиям. Брат за брата, кровь за кровь, так? Ну вот и получай ответку по своим же правилам. Я защищаю свою территорию от крысы.
Слово «крыса» хлестнуло его сильнее пощечины. Андрей взревел и кинулся к шкафу, пытаясь закрыть его своим телом.
— Не смей! — заорал он, брызгая слюной. — Не трогай приставку! Я за нее полгода платил! Только тронь — я тебе руки переломаю!
Юлия остановилась. Она стояла в метре от него, сжимая в руке пустой черный мешок. В комнате пахло пылью, потом и дешевым растворимым кофе, который Андрей пролил на ламинат.
— Руки переломаешь? — тихо спросила она, и в ее глазах зажегся опасный огонек. — Попробуй. Давай, Андрей. Добавь к мошенничеству статью за нанесение телесных. Тебе же мало проблем.
Андрей тяжело дышал, сжимая кулаки. Он был крупнее, сильнее, он мог бы отобрать у нее этот чертов мешок, мог бы вытолкать ее из комнаты. Но что-то в ее позе — эта абсолютная, каменная уверенность в своей правоте — парализовало его волю. Он привык воевать с истериками, со слезами, с криками. Но он не умел воевать с ледником, который медленно и неумолимо надвигался на него.
Пока он колебался, Юлия обошла его и направилась к комоду в прихожей, где лежала его обувь.
— Нет! — Андрей бросился за ней. — Там кроссовки за двадцать штук! Юля, не дури! На улице грязь!
Юлия открыла обувницу. Дорогие брендовые кроссовки, которыми он так гордился, зимние ботинки, шлепанцы — все полетело в мешок вперемешку, подошвами к замше, грязью к шнуркам.
— Грязь к грязи, — бросила она, утрамбовывая обувь ногой, чтобы влезло больше.
— Ты сука! — заорал Андрей, окончательно теряя человеческий облик. — Меркантильная тварь! Да кому ты нужна будешь, разведенка с прицепом из долгов! Я на тебя этот кредит повесил, и хрен ты докажешь, что не сама взяла! Будешь платить как миленькая, и еще вспомнишь меня, когда коллекторы придут!
Юлия замерла на секунду, затягивая узел на втором мешке. Эти слова были именно тем, что ей нужно было услышать. Последняя капля, испарившая остатки жалости. Он только что признался. Признался, что все понимал, что планировал, что ему плевать.
Она выпрямилась, подняла два тяжелых, бугристых мешка. Пластик натянулся, готовый лопнуть.
— Открой дверь на балкон, — сказала она. Это была не просьба. Это был приказ.
— Чего? — Андрей опешил. — Зачем?
— Либо ты открываешь дверь, и я выкидываю это, — она кивнула на мешки, — либо я сейчас вызываю наряд, и мы оформляем кражу со взломом твоего телефона, где наверняка осталась переписка с братом о том, как ловко ты меня развел. Выбирай.
Андрей смотрел на нее, и в его глазах бешенство боролось со страхом. Страх победил. Он отступил на шаг, все еще не веря, что она пойдет до конца.
— Ты блефуешь, — пробормотал он неуверенно. — Ты не выкинешь вещи с пятого этажа. Это хулиганство.
Юлия молча, волоком потащила мешки через гостиную к балконной двери. Шуршание черного полиэтилена снова заполнило квартиру, звуча как погребальная музыка для их брака. Она дернула ручку, распахнула дверь, и в комнату ворвался сырой, холодный воздух осеннего утра, пахнущий дождем и мокрым асфальтом.
— Ты хотел «пацанских» поступков, Андрей? — она подтащила мешки к перилам. Внизу, в серой жиже двора, отражалось хмурое небо. — Смотри внимательно.
Холодный осенний ветер ударил в лицо, растрепав волосы Юлии, но она даже не моргнула. Тяжесть первого мешка оттягивала руки, врезаясь пластиком в ладони. В этом черном полиэтилене сейчас было все, что составляло материальную оболочку Андрея: его стиль, его комфорт, его маленькие радости, купленные на их общие — а чаще на ее — деньги.
— Ты не сделаешь этого, — прохрипел Андрей. Он стоял в проеме балконной двери, побелевший, с расширенными от ужаса глазами. Его руки тряслись. — Юля, это пятый этаж! Там внизу глина, там лужи! Если приставка разобьется…
— Если приставка разобьется, Андрей, это будет наименьшая из твоих проблем, — спокойно ответила она.
Она сделала короткий шаг вперед и с усилием перевалила раздутый мешок через ржавые перила балкона. На долю секунды он завис в воздухе, словно раздумывая, а затем гравитация сделала свое дело. Черный ком стремительно ухнул вниз.
— НЕТ! — вопль Андрея, кажется, слышал весь двор.
Звук падения был отвратительным. Глухой, влажный удар о размокшую землю, за которым последовал треск лопающегося пластика. Юлия перегнулась через перила. Мешок приземлился точно в грязную жижу газона, который раскатали колесами машины. Тонкий полиэтилен не выдержал удара о скрытый в грязи камень и лопнул. Из черного чрева на серую слякоть вывалились разноцветные рубашки, джинсы и те самые, любовно хранимые Андреем, белые кроссовки. Теперь они медленно пропитывались бурой водой.
Андрей замер, глядя вниз. Его лицо исказилось гримасой боли, будто с балкона сбросили не тряпки, а его самого.
— Ты… ты конченая… — прошептал он, задыхаясь от бешенства. — Ты мне за это ответишь! Я тебе машину поцарапаю! Я тебе жизнь сломаю!
Не давая ему опомниться, Юлия подняла второй мешок. В нем гремела техника.
— Стой! Стой, дура! — Андрей дернулся к ней, пытаясь перехватить ношу, но поскользнулся на мокром бетоне балкона.
Юлия, воспользовавшись заминкой, разжала пальцы. Второй мешок полетел следом. На этот раз звук удара был другим — жестким, хрустящим. Звук ломающегося дорогого пластика и трескающихся экранов. Этот мешок упал прямо на первый, окончательно вдавливая гардероб мужа в грязь.
Андрей взвыл, как раненый зверь. Он забыл про Юлию, про кредит, про «понятия». В его глазах сейчас была только паника собственника, теряющего свое имущество.
— Я убью тебя! — крикнул он, но вместо того чтобы напасть, развернулся и рванул из квартиры.
Юлия услышала топот его босых ног по ламинату, затем грохот входной двери, которую он в спешке распахнул, забыв про тапки. Он бежал спасать свои сокровища, пока их окончательно не уничтожил дождь или не растащили местные бомжи. Лестничная клетка отозвалась гулким эхом его прыжков через ступеньки.
Как только звук его шагов стих за поворотом лестницы, Юлия медленно, не торопясь, вышла с балкона в комнату. Она прошла в прихожую. Входная дверь была распахнута настежь, впуская в квартиру сквозняк подъезда.
Она взялась за ручку и плотно закрыла тяжелую металлическую дверь. Затем повернула вертушку нижнего замка. Щелк. Потом вставила ключ в верхний, сувальдный замок. Два оборота. Щелк-щелк.
Эти звуки прозвучали для нее слаще любой музыки. Это был звук отсечения. Звук границы, которая теперь была на замке. Впервые за два года в квартире стало по-настоящему чисто, хотя на полу все еще была лужа от кофе.
Юлия вернулась на балкон. Ей нужно было поставить точку.
Внизу, в грязи, копошилась фигура. Андрей, в одних носках и футболке, стоял на коленях в холодной жиже, пытаясь собрать рассыпанные вещи. Он хватал мокрые свитера, пытался запихнуть их обратно в рваный полиэтилен, потом бросал их и кидался к разбитому корпусу приставки, торчащему из второго мешка. Дождь усиливался, превращая сцену в какой-то сюрреалистичный театр абсурда.
Несколько соседей уже выглянули в окна, привлеченные криками. Какая-то бабушка с первого этажа вышла на крыльцо и с интересом наблюдала за происходящим, качая головой.
— Андрей! — громко позвала Юлия сверху.
Он замер, стоя на коленях в грязи, и поднял голову. Его лицо было мокрым от дождя и красным от ярости. Он выглядел жалким. Не опасным, не брутальным защитником брата, а просто маленьким, жадным человеком, который остался у разбитого корыта.
— Открой дверь! — заорал он снизу, перекрикивая шум дождя. — Открой, сука, я замерз! Я сейчас полицию вызову! Ты не имеешь права меня не пускать!
Юлия оперлась руками о перила, глядя на него сверху вниз. Холодный ветер больше не казался неприятным. Он остужал горящее лицо, принося ясность.
— Вызывай, — крикнула она в ответ. Ее голос разносился по двору четко и звонко, отражаясь от стен панельных домов. — Вызывай кого хочешь. Но в эту квартиру ты больше не войдешь. Никогда.
— Ты пожалеешь! — визжал Андрей, прижимая к груди мокрый кроссовок. — Ты мне бабки должна! Кредит на тебе! Ты никуда не денешься!
— Кредит на мне, это правда, — сказала Юлия, и в наступившей паузе ее слова услышал каждый сосед, прильнувший к окну. — Но заявление о мошенничестве я подам завтра ровно в девять утра. В полиции очень заинтересуются, как был оформлен заем в три часа ночи с моего устройства, пока я спала. И я думаю, твой брат Вадим тоже будет рад пообщаться со следователем, когда они проверят, кому ушли деньги.
При упоминании полиции и брата Андрей осекся. Он стоял внизу, маленький, грязный, сжимая в руках хлам, который еще пять минут назад считал смыслом жизни. До него наконец дошло. Она не шутит. Никаких «помиримся», никаких «семейных советов». Он не просто потерял жену и жилье. Он только что, своими руками, запустил механизм, который перемелет и его, и его драгоценного брата.
— Юль, подожди… — его голос сорвался, став плаксивым. — Юль, ну открой! Холодно же! Давай поговорим! Я все верну!
— Вещи свои забери. Это все, что у тебя осталось, — отрезала Юлия.
Она развернулась и шагнула внутрь теплой квартиры. Балконная дверь захлопнулась, отсекая крики с улицы. Шум дождя стал глухим и далеким.
Юлия прислонилась спиной к стеклу и медленно сползла на пол. Она сидела в пустой гостиной, глядя на стену, где раньше висел их общий портрет. Руки дрожали, но это была не истерика. Это был выход адреналина. Она знала, что впереди суды, допросы, долгие разборки с банком и, возможно, угрозы от родственников мужа.
Но это будет потом. А сейчас она была одна. И впервые за долгое время ей дышалось невероятно легко. Она достала телефон, зашла в приложение банка и заблокировала карту. Затем открыла контакты и нажала «Заблокировать» на номере, подписанном «Любимый муж».
Скандал закончился. Началась жизнь…
