— Арту накрывай! Да куда ты сводишься, безрукий?! Справа обходи, они сейчас базу брать будут! Ну ё-моё, опять слив! — Голос Сергея срывался на фальцет, вибрируя от напряжения, которое было бы уместно в окопе под реальным артобстрелом, а не в душной комнате типовой двушки.
Юлия стояла в дверном проеме, держа за руку шестилетнего Ваню. Мальчик молчал, только шмыгал носом, вытирая его рукавом куртки, которая была застегнута неправильно — пуговицы сбились, и воротник топорщился, открывая горло. В квартире пахло спертым воздухом, разогретым пластиком и несвежим мужским потом. Этот запах, смешанный с ароматом дешевого энергетика, ударил ей в лицо плотной волной, стоило только переступить порог.
В комнате царил полумрак. Единственным источником света был огромный, изогнутый монитор, заливавший лицо Сергея мертвенно-бледным сиянием. Он сидел спиной к двери, в своем дорогом черно-красном игровом кресле, напоминавшем трон повелителя мух. Его пальцы, длинные и нервные, бегали по механической клавиатуре с пулеметной скоростью, выбивая дробь, похожую на цокот копыт. На голове красовалась массивная гарнитура с неоновой подсветкой, полностью отрезающая его от внешнего мира.
— Ваня, иди в свою комнату. Сними куртку и сапоги сам, — тихо, ледяным тоном произнесла Юлия. Она не смотрела на сына, её взгляд был прикован к затылку мужа. К этой сальной, давно не стриженной шевелюре, которая слегка подрагивала в такт его резким движениям головой.
Мальчик послушно кивнул и, стараясь не шуметь, юркнул в коридор. Он привык быть тенью. Особенно когда папа «воевал».
Юлия сделала глубокий вдох, но воздуха не хватило — грудную клетку сдавило обручем ярости. Она медленно прошла через комнату, переступая через валяющиеся на полу провода и пустые банки из-под газировки. Сергей ничего не замечал. Для него существовали только гусеницы, калибры и миллиметры брони на экране. Он жил там, где его танк ИС-7 пытался удержать позицию на «Химмельсдорфе», а не здесь, где его семья только что вернулась из настоящего кошмара.
— Дайте подсвет, инвалиды! — рявкнул он в микрофон, наклоняясь к экрану так близко, что казалось, он хочет в него нырнуть. — Я один фланг не удержу!
Юлия подошла к нему вплотную. Она видела свое отражение в черном глянце выключенного телевизора, висевшего на стене: бледная женщина с растрепанными волосами и глазами, в которых не осталось ничего, кроме холодного бешенства. Она протянула руку. Резко, без предупреждения, она схватила дужку наушников и с силой дёрнула их вверх и в сторону.
Пластик хрустнул. Гарнитура слетела с головы Сергея, больно чиркнув амбушюром по уху.
— Ты чё творишь?! — взревел он, подпрыгивая в кресле и разворачиваясь. Его глаза, красные от многочасового напряжения, были выпучены, зрачки расширены. — Ты совсем больная? У меня клановый бой! Решающая катка! Меня сейчас из-за тебя разберут!
Он потянулся к наушникам, болтающимся в руке жены, но Юлия отшвырнула их на диван. Дорогой гаджет глухо ударился о мягкую обивку.
— Ты забыл забрать ребенка из садика, потому что заигрался в Танки в наушниках, и не слышал звонков воспитателя? Сережа, нашего сына отвели в детскую комнату полиции, как брошенного! Ты променял живого ребенка на виртуальный бой!
Жена орала, врываясь в квартиру с заплаканным малышом на руках пока муж растерянно снимал гарнитуру, но сейчас, в реальности, она не кричала. Она цедила слова, и каждое из них падало, как булыжник.
— Я только что, Сергей, писала объяснительную инспектору по делам несовершеннолетних. Я показывала паспорт, свидетельство о рождении и доказывала, что я не алкоголичка, которая валяется под забором.
Сергей моргнул. Смысл её слов доходил до него медленно, продираясь сквозь адреналиновый туман игры. Он бросил быстрый, затравленный взгляд на монитор, где его танк уже горел, превратившись в груду виртуального металла, а в чате союзники поливали его грязью за бездействие.
— Какой полиции? — он нахмурился, потирая ушибленное ухо. — Юль, не нагнетай. Я просто не слышал телефон. Звук в игре громкий, там же позиционирование важно, шаги, выстрелы… Ну опоздал немного, бывает. Воспиталка могла бы и подождать, я бы перезвонил.
Он всё ещё сидел вполоборота, одной рукой держась за подлокотник, готовый в любой момент развернуться обратно к спасительному экрану. Его лицо выражало не раскаяние, а досаду человека, которого отвлекли от важного дела какой-то бытовой ерундой.
— Опоздал немного? — переспросила Юлия, и её голос стал пугающе спокойным. — Садик закрылся в семь вечера. Сейчас половина девятого. Полтора часа, Сергей. Полтора часа твой сын сидел на стульчике в холле с охранником, пока воспитательница обрывала нам телефоны. У меня совещание, телефон был в сейфе, я вышла — там тридцать пропущенных. А ты? Где был ты?
— Я же сказал, я был занят! — огрызнулся Сергей, чувствуя, что лучшая защита — это нападение. — У нас турнир, ты не понимаешь! Это обязаловка, я не мог просто взять и ливнуть, меня бы из клана кинули! Я думал, ты заберешь. Ты же всегда забираешь.
— Сегодня твоя очередь, — отчеканила она. — Мы договаривались утром. Я писала тебе в мессенджер в обед. Я звонила тебе, когда вышла с работы и увидела пропущенные. Но ты был занят. Ты «танковал».
Юлия подошла к столу и посмотрела на клавиатуру, которая переливалась всеми цветами радуги. Клавиши WASD были стерты почти до основания.
— Ты понимаешь, что его увезли в отдел? — спросила она, глядя мужу прямо в глаза. — На патрульной машине. С мигалками. Шестилетнего ребенка. Потому что его отец решил, что пиксели на экране важнее.
— Да ничего с ним не случилось! — махнул рукой Сергей, вставая с кресла. Его штаны на коленях пузырились, футболка была в пятнах от еды. — Подумаешь, прокатился на ментовской тачке, пацану даже интересно было наверняка. Что ты драму устраиваешь на ровном месте? Привезла же? Всё, он дома, живой, здоровый. Дай мне доиграть, там ребята ждут, надо объяснить, что у меня жена истеричку включила.
Он потянулся к наушникам, лежащим на диване, всем своим видом показывая, что разговор окончен. Для него проблема была исчерпана фактом появления ребенка в квартире. Логика геймера: квест сдан, награда не получена, но
Сергей ловким, отработанным годами движением перехватил наушники, прежде чем Юлия успела снова до них дотянуться. Он прижал гаджет к груди, словно это была святыня, которую варвары пытались осквернить грязными руками. В его взгляде читалась искренняя обида — глубокая, детская и совершенно непробиваемая для здравого смысла.
— Не трогай периферию, — процедил он сквозь зубы, проверяя, не треснуло ли оголовье. — Ты хоть знаешь, сколько они стоят? Это «Сенхайзеры», Юля. Если ты сломала крепление, ты мне новые купишь с зарплаты.
Юлия смотрела на него и чувствовала, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, сворачивается в тугой, горячий узел жалость. Жалость к себе, к Ване, к годам, потраченным на человека, который сейчас, сидя в засаленных трениках, беспокоился о куске пластика больше, чем о психике собственного сына.
— С зарплаты? — переспросила она тихо. — С той самой, на которую мы живем третий месяц, пока ты «ищешь себя» и качаешь эльфов? Или кто там у вас, танкисты?
— Я не играю, я киберспортсмен, это разные вещи! — огрызнулся Сергей, нервно поглядывая на чат, бегущий в углу экрана. Там, в виртуальном мире, его отсутствие уже заметили. Его рейтинг падал. Его авторитет таял. — У нас высадка на Глобальной карте. Мы держим провинцию. Там доход в голде, который можно переводить в реальные деньги, если ты не знала. Я, между прочим, вклад в семейный бюджет делаю!
— Вклад? — Юлия обвела взглядом комнату. Пыль клубилась в лучах света от монитора. На столе — кладбище кружек с засохшим чаем, крошки от чипсов забились между клавишами. — Твой вклад — это триста рублей в месяц и просиженный диван? Сергей, очнись. Тебе тридцать четыре года. Твоего сына час назад допрашивала лейтенант полиции. Она спрашивала Ваню, пьет ли папа, и бьет ли он маму. Ты понимаешь, что нас поставили на учет? Что к нам теперь будет ходить опека?
Сергей закатил глаза, всем своим видом демонстрируя, как он устал от этой бабской болтовни.
— Ну вот опять. Раздула из мухи слона. Ну, спросила и спросила, работа у них такая. Ваня же не дурак, сказал, что всё нормально. Да, Вань? — он крикнул в сторону коридора, даже не поворачивая головы. — Скажи мамке, что всё норм, пусть мозг не выносит!
Из коридора не донеслось ни звука. Ваня, этот маленький, напуганный комочек, сидел на пуфике в прихожей, так и не сняв один ботинок. Он боялся пошевелиться. Он знал: когда папа играет, шуметь нельзя. Когда папа кричит — надо исчезнуть. И сейчас, слушая этот разговор, он просто хотел стать невидимым.
Юлия сделала шаг к столу, загораживая собой часть экрана.
— Посмотри на меня, — потребовала она. — Не на карту, не на прицел. На меня. Ты вообще понимаешь, что ты предал своего ребенка? Ты обещал его забрать. Ты дал слово. И ты променял это слово на картинку. На пиксели.
— Да не променял я! — взорвался Сергей, стукнув кулаком по столу. Мышка подпрыгнула. — Я просто не следил за временем! Бой затянулся! Там «качели» были, мы в ничью уходили, надо было дамаг набивать! Как ты не поймешь, у меня обязательства перед кланом! Там сорок человек на меня рассчитывают! Я командир роты! Если я уйду посреди боя, меня выкинут. А я к этому месту два года шел!
— Обязательства перед кланом… — повторила Юлия, пробуя эти слова на вкус. Они горчили, как полынь. — То есть, сорок незнакомых мужиков в интернете для тебя важнее, чем один родной сын, который сидел в пустом садике и плакал, думая, что его бросили навсегда?
— Ой, не надо давить на жалость! — отмахнулся Сергей. — Никто его не бросил. Ты же приехала. Значит, страховка сработала. Система дублирования, понятно? Если один элемент сбоит, второй подхватывает. Это нормально. В семье так и должно быть — взаимовыручка. А ты устроила скандал, выставила меня идиотом перед полицией, да еще и играть мешаешь.
Он демонстративно надел наушники, поправил микрофон и отвернулся к экрану. Его спина выражала полное пренебрежение. Для него разговор был окончен. Проблема решена фактом физического наличия жены и ребенка в квартире. Остальное — нюансы, недостойные внимания командира роты.
Юлия смотрела на его сгорбленную фигуру. На жирную складку над воротником растянутой футболки. На то, как быстро и хищно забегали его пальцы по клавишам, возвращая контроль над виртуальным танком. Он уже забыл о ней. Он уже был там, где его ценили, где он был сильным и важным.
— Ребят, сорян, технические неполадки, жена затупила, — громко, с наигранной бодростью произнес он в микрофон. — Я в строю. Куда ехать? Даю подсвет на квадрат Е1.
Он смеялся. Он отпускал шуточки. Через минуту после того, как узнал, что его сына забрала полиция.
Юлия почувствовала, как последняя нить, связывающая её с этим человеком, натянулась и с сухим треском лопнула. Не было больше ни любви, ни обиды, ни даже злости. Осталась только брезгливая, холодная ясность. Она вдруг увидела всё: и эти бесконечные вечера, когда она засыпала одна; и деньги, исчезающие на «премиум-аккаунты»; и пустые глаза мужа, когда она пыталась рассказать ему о проблемах на работе.
Это был не муж. Это был паразит, присосавшийся к монитору и к её жизни. Опухоль, которая разрослась на половину комнаты и требовала всё больше ресурсов.
Она медленно перевела взгляд с затылка Сергея на системный блок, стоявший под столом. Массивная черная коробка с прозрачной стенкой, внутри которой пульсировала красная и синяя подсветка кулеров. «Сердце» его мира. Дорогое, мощное, купленное в кредит, который платила она. Оно гудело ровно и сыто, перегоняя гигабайты пустоты.
— Страховка, значит, — прошептала Юлия. — Система дублирования.
Сергей не слышал. Он был занят. Он выцеливал уязвимую зону в броне противника, виртуозно работая мышкой.
— Справа! Справа заходи! — орал он, брызгая слюной в монитор. — Гуслю сбей ему!
Юлия поняла, что говорить больше не о чем. Слова кончились. Настало время физики. Грубой, примитивной физики, единственного языка, который еще мог проникнуть сквозь неоновую броню его эскапизма. Она сделала глубокий вдох и шагнула к розетке.
Юлия опустилась на корточки под столом. Там, в клубке спутанных проводов, похожем на гнездо гигантской техногенной змеи, светился красным глазом сетевой фильтр. Гудение системного блока здесь, внизу, слышалось отчетливее — натужный вой вентиляторов, пытающихся остудить раскаленный кремний видеокарты. Этот звук годами был фоновым шумом их семейной жизни, заглушая смех сына, разговоры за ужином и даже тишину ночи.
Сергей наверху продолжал истошно вопить, отдавая приказы невидимым солдатам. Его нога нервно дергалась, едва не задевая лицо Юлии. Она смотрела на толстый черный кабель, питающий этого монстра. Это была не просто пуповина из меди и пластика. Это была игла, через которую в вены её семьи вливался яд безразличия.
Она не колебалась ни секунды. Её пальцы сомкнулись на вилке.
— Рывок! — скомандовала она сама себе, но не в игре, а в реальности.
Резкое движение руки. Щелчок выходящих из пазов контактов прозвучал как выстрел.
Эффект был мгновенным и оглушительным. Рев кулеров оборвался, словно кто-то перерезал глотку зверю. Комната погрузилась в звенящую, неестественную тишину. Экран монитора мигнул и погас, превратившись в черный прямоугольник малевича, в котором отразилось перекошенное от ужаса лицо Сергея.
— Ты чё?! — Он вскочил так резко, что тяжелое игровое кресло отлетело назад и с грохотом врезалось в шкаф. — Свет вырубили?! Пробки?! У меня бой! У меня стата!
Он судорожно тыкал кнопку включения на корпусе, но «железо» было мертво. Индикаторы не горели. И только тут, опустив взгляд, он увидел жену, поднимающуюся с пола с кабелем в руке.
На его лице отразилась гамма чувств, достойная греческой трагедии: недоумение, неверие и, наконец, чистая, дистиллированная ярость.
— Ты выдернула шнур… — прошептал он, и голос его дрожал от ненависти. — Ты хоть понимаешь, что ты наделала, дура?! Ты могла спалить блок питания! Ты могла сжечь жесткий диск! Там же перепад напряжения! Там мои сейвы, там данные аккаунта, там вся моя жизнь!
— Твоя жизнь? — переспросила Юлия. Она стояла спокойно, расправив плечи, и в этой спокойной позе было столько угрозы, что любой нормальный человек попятился бы. Но Сергей был не в себе. Он был наркоманом, у которого отобрали дозу в момент прихода. — Твоя жизнь сейчас сидит в коридоре и боится вздохнуть. А это, — она пнула ногой тяжелый металлический корпус, — просто ящик с мусором.
— Не смей трогать! — взвизгнул Сергей, бросаясь к компьютеру, как мать к ребенку. — Это машина за двести кусков! Там одна «видюха» стоит больше, чем ты зарабатываешь за полгода! Включи обратно! Быстро включи! Я еще успею переподключиться, может, не забанят!
Он попытался оттолкнуть её, чтобы добраться до розетки, но Юлия перехватила его руку. Её пальцы впились в его дряблое предплечье с силой стального каппкана.
— Поздно, Сережа. Сервер недоступен. Гейм овер.
Она отшвырнула его руку и наклонилась к системному блоку. Это была огромная, тяжелая башня из закаленного стекла и металла, весом килограммов в пятнадцать. Адреналин, бурлящий в крови, сделал её невесомой. Юлия обхватила корпус руками, не обращая внимания на острые углы, впивающиеся в ладони, и рывком подняла его на уровень груди.
Внутри корпуса что-то звякнуло. Сергей побледнел до синевы.
— Ты что делаешь? — просипел он, пятясь назад. Его глаза округлились. — Юля, поставь. Поставь на место! Ты его уронишь! Ты разобьешь стекло!
— Стекло? — усмехнулась она, делая шаг к окну. — Стекло — это меньшее, о чем тебе стоит беспокоиться.
Она шла через комнату, как танк, который он так любил. Неумолимо, прямо, сминая на своем пути разбросанные носки и пустые пачки сигарет. Сергей, наконец осознав вектор её движения, замер. Его взгляд метался от системного блока в её руках к распахнутой форточке, а затем к ручке оконной рамы.
— Нет… — выдохнул он. — Нет, ты не сделаешь этого. Ты не посмеешь. Это же деньги. Это наши деньги! Мы кредит за него еще платим!
— Я плачу, — поправила его Юлия, не останавливаясь. — Я плачу за этот гроб с музыкой. Я плачу за квартиру. Я плачу за еду. А ты платишь только своим временем, которое крадешь у сына. Знаешь, Сережа, я решила закрыть кредит досрочно. Одним платежом.
Она подошла к окну. Вечерний город за стеклом жил своей жизнью: шумели машины, где-то вдалеке лаяла собака. Пятый этаж. Внизу — асфальтовая дорожка у подъезда, на которую Сергей обычно парковал свою старенькую иномарку, если не забывал про неё, как про сына. Сегодня там было пусто. Идеальная площадка для приземления.
— Юля, стой! — заорал Сергей, бросаясь к ней. — Я вызову ментов! Я тебя в дурку сдам! Это порча имущества! Это мое личное имущество!
Он вцепился в корпус системного блока, пытаясь вырвать его из рук жены. Началась безобразная, жалкая возня. Тяжелый ящик ходил ходуном между ними. Внутри гремели плохо закрепленные детали.
— Отпусти! — рычал Сергей, брызгая слюной. Его лицо было красным, потным, искаженным гримасой ужаса. — Ты больная стерва! Я тебя уничтожу! Отдай комп!
— Имущество? — тяжело дыша, прошипела Юлия. Она была сильнее в этот момент. Сильнее своей яростью, своей правотой, своей материнской болью. Она резко толкнула мужа плечом в грудь. Сергей, не ожидавший физического отпора от всегда покладистой жены, потерял равновесие и отшатнулся, споткнувшись о провод удлинителя.
Он не упал, но этих двух секунд замешательства Юлии хватило.
Она развернулась к окну. Одной рукой рванула ручку, распахивая створку настежь. В комнату ворвался холодный осенний ветер, мгновенно выдувая затхлый запах геймерского притона. Штора взметнулась, как белый флаг, но никто не собирался сдаваться.
— Посмотри, Сережа, — сказала она громко и отчетливо, поднимая системный блок на подоконник. — Посмотри, как красиво летит твоя «провинция». Как летит твой пятьдесят шестой процент побед. Как летит твое звание командира.
Системный блок балансировал на краю. Неоновая подсветка внутри погасла, но хромированные детали блестели в свете уличных фонарей. Это был алтарь, на который они принесли слишком много жертв.
Сергей застыл в двух метрах от неё, боясь сделать резкое движение, словно одно его дыхание могло столкнуть драгоценную технику в бездну.
— Юлечка, — заскулил он, и в его голосе прорезались нотки панического унижения. — Зайка, не надо. Пожалуйста. Я всё понял. Я буду забирать Ваню. Я удалю игру. Честно удалю! Только не бросай. Там же видеокарта серии RTX… Она сейчас двести тысяч стоит… Мы же не купим такую больше…
— Правильно, — кивнула Юлия, глядя ему в глаза. В её взгляде была абсолютная, мертвая пустота. Никакого сочувствия. Никакой любви. Только холодный расчет палача. — Мы не купим. И ты не купишь. Потому что игра окончена.
Она положила ладони на холодный металл корпуса. Сергей дернулся вперед, протягивая руки, словно вратарь, пытающийся поймать мяч.
— Лови, — коротко бросила она.
И с силой толкнула тяжелый ящик в черную пустоту ночи.
Секунда тишины показалась вечностью. Время растянулось, как густая патока, пока черный ящик летел сквозь прохладный осенний воздух, кувыркаясь и ловя блики уличных фонарей своими глянцевыми боками. Сергей, перегнувшись через подоконник, издал звук, похожий на скулеж побитой собаки, и протянул руки в пустоту, словно мог силой мысли остановить падение.
А потом снизу донесся звук удара.
Это был не просто стук. Это был отвратительный, сочный хруст ломающегося пластика, звон разлетающегося закаленного стекла и глухой лязг металла об асфальт. Звук смерти сложного механизма. Он эхом прокатился по двору-колодцу, вспугнув голубей на крыше и заставив взвыть сигнализацию чьей-то припаркованной машины.
— ТВА-А-АРЬ!!! — заорал Сергей, срывая голос. Он развернулся к Юлии, и его лицо было страшно видеть. Его трясло. Глаза налились кровью, губы прыгали. Это было лицо человека, у которого на глазах убили любимое существо. — Ты что наделала?! Ты что наделала, сука?! Это же двести тысяч! Двести косарей в асфальт! Ты мне жизнь сломала!
Он метнулся к ней, занося кулак, но остановился в полуметре. В глазах жены он увидел такое ледяное спокойствие, такую готовность идти до конца, что его инстинкт самосохранения сработал быстрее мозга. Она только что выкинула пятнадцать килограммов железа в окно. Кто знает, что она сделает с ним.
— Иди посмотри, — тихо сказала Юлия, кивнув на окно. — Иди, посмотри на свои осколки. Там, наверное, кулер еще крутится по инерции. Может, успеешь реанимировать.
Сергей снова бросился к подоконнику. Внизу, на сером асфальте, в круге желтого света от фонаря, лежала груда обломков. Системный блок раскрылся, как переспелый плод. Материнская плата валялась отдельно, блестя микросхемами, видеокарта — гордость его коллекции — отлетела к бордюру, расколовшись надвое. Вокруг блестели осколки стекла, похожие на рассыпанные алмазы.
— Видюха… — простонал он, хватаясь за голову и раскачиваясь. — Материнка… Жесткий диск… Там же фотки были… Там пароли от кошельков… Ты понимаешь, что ты просто сожгла деньги? Ты сожгла наши деньги! Ты больная! Тебе лечиться надо! Я тебя засужу! Ты мне каждую копейку отдашь, будешь на трассе стоять, но отдашь!
Юлия молча прошла в прихожую. Она не слушала его истерику. Эти вопли про деньги, про суды, про её вменяемость — всё это был шум. Белый шум, который больше не имел значения. Она сняла с вешалки его куртку — старый пуховик, который он носил уже пятый год, потому что на новый жалел денег, предпочитая покупать «премиум-танки».
Вернувшись в комнату, она швырнула куртку ему в лицо. Молния больно хле
стнула его по щеке, оставив красную полосу, но Сергей даже не поморщился. Вся его нервная система сейчас была сосредоточена там, внизу, на асфальте, где умирало его цифровое божество.
— Уходи, — сказала Юлия. Голос её звучал глухо, как из-под толщи воды. В нём не осталось ни истерики, ни слез. Только бетонная тяжесть принятого решения. — Иди собирай свои железки. Может, сдашь в цветмет, хоть на пиво хватит. И к маме поезжай. Прямо сейчас.
Сергей ошарашенно переводил взгляд с куртки в своих руках на лицо жены. Он пытался найти в её чертах хоть намек на шутку, на обычный бабский шантаж, который заканчивается бурным примирением. Но перед ним стояла незнакомка. Чужая, жесткая женщина с пустыми глазами, в которых погас свет домашнего очага.
— Ты меня выгоняешь? — пролепетал он, и в голосе прозвучала та самая детская обида, смешанная с недоумением. — Из моего дома? Юля, ты перегибаешь. Ну, погорячилась, ну, разбила комп… Мы поговорим об этом, когда ты успокоишься. Я прощу, ладно? Я даже это прощу, но ты должна понимать…
— Это не твой дом, Сережа, — перебила она его, делая шаг вперед. Он инстинктивно попятился к двери. — Твой дом был в том мониторе. А здесь ты — квартирант. Худший квартирант в мире, который не платит, гадит и пугает детей. Ключи на тумбочку.
— Да пошла ты! — вдруг взвизгнул он, натягивая куртку. Рукав застрял, он дернулся, ткань затрещала. Злоба вернулась к нему, но теперь это была злоба загнанной крысы. — Думаешь, я пропаду? Да я… Да я найду бабу, которая меня ценить будет! А ты с прицепом кому нужна? Старая, нервная истеричка! Ты еще приползешь! Ты еще будешь умолять, чтобы я вернулся!
Он судорожно шарил по карманам джинсов, проверяя телефон, потом метнулся к двери. В этот момент его мозг работал только над одной задачей: внизу, без присмотра, лежат двести тысяч рублей. Пусть разбитые, но там могут быть целые чипы, там медь, там алюминий. А во дворе ходят люди.
— Я сейчас ментов вызову! — крикнул он уже с лестничной площадки, даже не удосужившись завязать шнурки на ботинках. — Я зафиксирую побои! Я зафиксирую ущерб! Ты мне до конца жизни платить будешь!
Дверь захлопнулась с грохотом, от которого, казалось, вздрогнули стены.
Юлия стояла в коридоре, глядя на закрытую дверь. Тишина, наступившая после его ухода, была оглушительной. Она была плотной, осязаемой. Исчез гул вентиляторов, исчезли истеричные выкрики про «арту» и «непробитие», исчезло ощущение постоянного, липкого напряжения.
Она медленно повернула замок. Один оборот. Второй. Металлический щелчок прозвучал как выстрел в голову прошлому.
Ноги вдруг стали ватными. Юлия прислонилась спиной к холодной двери и медленно сползла вниз, на коврик. Адреналин отступал, оставляя после себя дрожь в руках и опустошение. Она посмотрела на свои ладони — они были грязными, в пыли от системного блока, на большом пальце выступила капелька крови — порезалась о корпус.
— Мам?
Тихий, едва слышный голос заставил её вздрогнуть.
Ваня выглядывал из-за угла коридора. Он всё еще был в одном ботинке, его куртка была расстегнута, а в руках он сжимал плюшевого медведя, которому было столько же лет, сколько и ему самому. Его глаза, огромные и темные от страха, смотрели на мать с немым вопросом.
Юлия через силу улыбнулась. Улыбка получилась кривой, жалкой, но это было лучшее, на что она сейчас была способна.
— Всё, Ванюша, — выдохнула она, протягивая к нему руки. — Всё закончилось. Иди ко мне.
Мальчик неуверенно шагнул к ней, потом еще раз, а затем бросился ей на шею, уткнувшись мокрым носом в плечо. Он был теплым, живым и настоящим. Он пах детским садом, молочной кашей и той особенной детской сладостью, которую чувствуют только матери.
— Папа ушел? — спросил он шепотом, не поднимая головы.
— Ушел, сынок.
— Он вернется? Он будет опять кричать?
Юлия гладила его по мягким, светлым волосам, чувствуя, как колотится маленькое сердечко под тонкой футболкой.
— Нет, — твердо сказала она. — Он не вернется. И кричать здесь больше никто не будет. Никогда.
— А танк? — вдруг спросил Ваня, поднимая на неё глаза. — Его танк сгорел?
Юлия усмехнулась, вспоминая полет черного ящика в ночи.
— Сгорел, Ваня. Разлетелся на мелкие кусочки. Папа проиграл войну.
Она чувствовала, как слезы, которые она сдерживала весь вечер, наконец прорываются наружу. Но это были не слезы горя. Это были слезы очищения. Она плакала от того, что кошмар закончился, от того, что она смогла, что у неё хватило сил защитить своё гнездо.
— Ты голодный? — спросила она, вытирая щеки рукавом. — Мы ведь так и не поужинали.
Ваня кивнул.
— Я хочу макароны. С сыром.
— Будут тебе макароны, — она поцеловала его в макушку и, кряхтя, поднялась с пола. — Иди, снимай второй ботинок, мой руки. Я сейчас.
Юлия прошла в комнату. Окно всё еще было распахнуто. Холодный осенний ветер гулял по квартире, выдувая остатки затхлого мужского запаха. Она подошла к подоконнику и посмотрела вниз.
Там, в круге света, суетилась маленькая, жалкая фигурка. Сергей ползал на коленях по асфальту, собирая в охапку осколки пластика и искореженный металл. Он что-то бормотал, прижимая к груди сломанную видеокарту, как величайшую драгоценность мира. Прохожие обходили его стороной, брезгливо косясь на странного человека, оплакивающего кучу мусора.
Юлия смотрела на него и не чувствовала ничего. Ни злости, ни жалости, ни любви. Это был чужой человек. Просто прохожий, который по ошибке зашел в её жизнь и задержался слишком надолго.
Она знала, что завтра будет трудно. Будут звонки его матери, будут угрозы, возможно, придется менять замки еще раз. Ей придется выплачивать кредит за этот уничтоженный компьютер — еще полгода она будет платить банку за кучу лома, лежащую сейчас на асфальте.
Но это была цена. Цена свободы. Цена спокойного сна её сына. И эта цена казалась ей ничтожно малой.
Она закрыла окно. Повернула ручку, плотно прижав раму. Шум улицы исчез. В квартире стало тихо. Но это была не та мертвая тишина, что царила здесь раньше, когда Сергей надевал наушники. Это была тишина покоя. Тишина чистого листа.
Юлия подошла к столу, на котором теперь зияла пустота. Смахнула рукой крошки от чипсов, собрала пустые банки в мусорный пакет. Стол был большим, просторным.
— Сюда мы поставим твою лампу, — вслух сказала она, обращаясь к невидимому собеседнику. — И будем делать уроки. Или рисовать. Или просто сидеть и пить чай.
Из кухни донесся звон кастрюли — Ваня, стараясь быть полезным, доставал посуду.
— Мам! Вода нужна холодная или горячая? — крикнул он.
— Холодная, сынок! — отозвалась Юлия, и её голос прозвучал звонко и молодо.
Она выключила свет в комнате, оставив пустой стол погруженным в темноту, и пошла на кухню, где горел теплый желтый свет, где шумела вода и где ждала её настоящая жизнь — маленькая, хрупкая, но такая бесконечно важная. Жизнь, в которой больше не было места для войны…
