Ольга осторожно кивнула, принимая чай в красивой фарфоровой чашке. Небольшая двушка показалась уютной — кухня для троих была достаточной, а их комната располагалась через коридор от спальни Галины Петровны.
— Мы же семья, правда? — добавила свекровь.
Ольга закрыла глаза и вдохнула аромат свежезаваренного чая. Мятные листики кружились в прозрачной воде, напоминая о том самом утре — одиннадцать месяцев назад, когда она еще не переступила порог этой квартиры.
Тогда все казалось временным, почти игрушечным. Маленькая съемная однушка, где они с Алексеем строили планы на будущее, мечтали о собственном доме.
— Представляешь, когда накопим на первоначальный взнос, — говорил Алексей, лежа на их узкой кровати, — купим двушку где-нибудь в новом районе. Балкон застеклим, цветы посадим.
— А может, сразу трешку? — смеялась Ольга, прижимаясь к его плечу. — Я же планирую карьеру делать, зарплату хорошую получать.
Их мечты разрушил телефонный звонок. Алексей побледнел, слушая материнский голос в трубке.
— Мам, что случилось? — спросил он, и Ольга замерла, наблюдая за изменениями в его лице. — Давление? Врач что говорит?
Разговор длился минут десять. Алексей кивал, хмурился, произносил короткие фразы поддержки. Когда он положил трубку, Ольга уже знала, что их планы изменятся.
— Мама плохо себя чувствует, — сказал он, избегая ее взгляда. — Врач говорит, стресс, одиночество влияет. Она просит нас переехать к ней. Временно.
— Надолго? — осторожно спросила Ольга.
— Пока не поправится. Ты же понимаешь, она одна осталась после папы. И квартира хорошая, двушка. Нам места хватит.
Внутри Ольги поднималась тревога, но она кивнула. Как можно было отказать больной женщине?
Сейчас, стоя на той же кухне, Ольга понимала — стоило тогда довериться интуиции. Но они переехали, и первые недели казались медовыми. Галина Петровна встретила их приветливо, показала комнату.
— Располагайтесь, дети, — улыбалась она, расставляя на столе домашние пирожки. — Главное, чтобы вам было удобно. Освободила вам целую комнату. Только не стесняйтесь, — продолжала Галина Петровна, — если что-то не так, говорите сразу. Я же не знаю ваших привычек.
— Спасибо, Галина Петровна, — отвечала Ольга, — мы постараемся не мешать.
— Да какие глупости! — махнула рукой свекровь. — Наоборот, мне веселее с вами. А то совсем затосковала одна.
Алексей сиял от счастья, видя, как хорошо ладят самые важные женщины в его жизни. Ольга тоже старалась радоваться, но в глубине души копилось странное беспокойство.
Первый месяц прошел в относительной гармонии. Галина Петровна готовила завтраки, интересовалась работой, даже хвалила Ольгины наряды. Но постепенно комплименты сменились замечаниями, поданными в форме заботы.
— Оленька, а не темновата ли эта помада? — спросила она однажды утром. — Для офиса, может, что-то посветлее?
— Мне кажется, нормально, — растерянно ответила Ольга.
— Конечно, конечно, — быстро согласилась Галина Петровна. — Просто мне всегда хочется, чтобы ты выглядела идеально. Алексей такой красивый, и жена должна соответствовать.
Таких мелочей накапливалось все больше. Замечания о еде, одежде, работе — все подавалось с улыбкой и заботой в голосе.
— Мы же семья, — говорила Галина Петровна, — я не со зла, просто забочусь о тебе.
Ольга кивала, проглатывая возражения. В глубине души росло раздражение, но свекровь всегда подавала замечания так мягко, так заботливо, что спорить казалось неблагодарностью.
Третий месяц принес новые испытания. Ольга стояла у зеркала в офисном туалете, доставая из сумочки любимую помаду — ту самую, которую свекровь считала слишком темной. Алый цвет скользнул по губам, и Ольга на мгновение вернула себе уверенность. Хотя бы здесь, на работе, она могла быть собой.
Но дома атмосфера сгущалась. Галина Петровна больше не скрывала истинные намерения.
— Оленька, давай поговорим о семейном бюджете. Мне кажется, мы неправильно тратим деньги.
Ольга оторвалась от ноутбука.
— В каком смысле?
Галина Петровна развернула блокнот с расчетами.
— Ну смотри сама. Алексей получает сорок тысяч, ты — больше. Но почему-то денег постоянно не хватает.
Ольга напряглась. Ее зарплата действительно была выше. Но она никогда не хвасталась этим перед мужем.
Свекровь с невинной улыбкой предложила:
— Может, мне стоит взять контроль над финансами? Я лучше разбираюсь в ведении хозяйства, опыта больше. Ты будешь мне отдавать зарплату А я буду все планировать.
— Галина Петровна, но это же мои деньги, — возразила Ольга, стараясь говорить мягко. — Я сама могу планировать траты.
— Дорогая, не обижайся, — в голосе свекрови появились стальные нотки. — Но посмотри реально на ситуацию. Ты молодая, неопытная. А я всю жизнь семьей управляю.
Ольга сжала ладони в кулаки. Внутри поднималась волна протеста, но она все еще надеялась найти компромисс.
— Может, мы с Алексеем сами разберемся? — попробовала она. — Когда он придет, обсудим.
— Алексей уже со всем согласился, — отрезала Галина Петровна. — Мы говорили вчера.
Следующие недели превратились в череду мелких придирок и требований. Ольга отдавала большую часть зарплаты, получая взамен лишь критику и новые претензии.
К пятому месяцу совместного проживания Ольга превратилась в тень самой себя. Алая помада лежала в сумочке нетронутой — дома Галина Петровна все равно заставляла ее стирать макияж.
— У нас грядут перемены, — объявила свекровь как-то утром, потягивая кофе. — Я решила кухню отремонтировать. Совсем обшарпанная она.
— Это хорошая идея, — согласилась Ольга, не понимая подвоха. — Освежить интерьер всегда приятно.
— Вот и отлично, — улыбнулась Галина Петровна. — С твоей зарплаты заплачу за материалы и работу. Плюс скоро отпускные получишь. Нам на все хватит.
Ольга замерла с чашкой чая в руках. Теперь все стало ясно — свекровь заранее планировала использовать ее деньги. Ремонт кухни стоил немалых денег — больше ее месячного дохода.
— Но Галина Петровна, это же ваша квартира, — осторожно возразила она. — Это большие деньги.
— Как это моя? — свекровь нахмурилась. — Мы же семья. А семья вкладывается в общий дом.
— Хорошо, но тогда пусть Алексей тоже участвует в расходах, — настояла Ольга. — Это справедливо.
Галина Петровна поставила чашку с такой силой, что чай плеснул на блюдце.
— Справедливо? — переспросила она ледяным тоном. — У меня дома свой уклад. Ты обязана меня слушаться.
Воздух в кухне стал вязким. Ольга смотрела на женщину, которая больше не притворялась доброй свекровью. Маска окончательно спала.
— Я не обязана, — тихо произнесла Ольга. — Я не ваша прислуга.
— Еще как обязана! — вскинулась Галина Петровна. — Живешь в моем доме, ешь мою еду!
В этот момент открылась входная дверь. Алексей вернулся раньше обычного.
— Что здесь происходит?
Мать сразу же пожаловалась:
— Твоя жена не хочет помогать семье. Я прошу отремонтировать кухню, а она возражает.
Алексей растерянно посмотрел на Ольгу, потом на мать.
— Оля, мама права, — сказал он после паузы. — Если мы здесь живем, должны участвовать в благоустройстве.
Ольга смотрела на мужа, словно видела его впервые. Человек, который обещал защищать и поддерживать, стоял на стороне матери против собственной жены.
— Алексей, ты понимаешь, сколько это стоит? — спросила Ольга, стараясь сохранить спокойствие. — Это вся моя зарплата плюс отпускные. За чужую квартиру.
— Не чужую же, — возразил Алексей, избегая ее взгляда. — Мы здесь живем, значит, это наш дом тоже.
— Твой, может быть. А я здесь просто временный жилец, — горечь поднималась в горле Ольги. — Которого обязали платить за все подряд.
Галина Петровна самодовольно улыбалась, наблюдая за разговором. Ольга видела в ее глазах торжество — свекровь добилась своего.
— Просто дай деньги и не возмущайся, — устало махнул рукой Алексей. — Неужели так сложно помочь семье?
— Помочь? — голос Ольги стал тише, но в нем зазвенели стальные нотки. — Я уже отдала всю зарплату за последние два месяца. На что я жить должна?
— Оля, не драматизируй, — Алексей пожал плечами. — Мама же кормит нас, одевает…
— Кормит едой, купленной на мои деньги! — взорвалась Ольга. — Алексей, ты вообще понимаешь, что происходит?
— Понимаю, что ты перечишь больной женщине, — холодно ответил муж. — Это же мама. Она больна, ей нужна поддержка.
Ольга медленно поднялась со стула. Внутри все оборвалось — последние иллюзии, надежды, привязанность. Муж не видел в ней личность, только источник денег для материнских прихотей.
— Она больна? — тихо переспросила Ольга. — А врачи что говорят об этой болезни?
— Ты придираешься, — одернул ее Алексей. — Это временно, пока мама не поправится.
— А ты не хочешь видеть правды, — произнесла Ольга, глядя ему прямо в глаза. — Твоя мать выдумала болезнь. С ней все хорошо!
Ольга развернулась и вышла из кухни. Сердце колотилось, но впервые за месяцы дыхание стало свободным. Решение созрело мгновенно — оставаться здесь означало раствориться как личность.
Ночь прошла без сна. Ольга лежала рядом с мужем и планировала побег. Да, именно побег — другого слова не подходило. Утром Алексей ушел на работу, бросив только: «Подумай о моих словах.»
Галина Петровна отправилась к подруге, как обычно по четвергам. У Ольги было несколько часов.
Она методично складывала вещи в чемодан. Документы, самое необходимое, любимая алая помада — символ ее прежней свободы. Остальное можно было оставить.
На столе Ольга оставила ключи от квартиры. Просто положила и больше не оглядывалась.
Съемная однушка стала ее спасением. Тесная, но своя. Ольга обустраивала ее по собственному вкусу — яркие подушки, живые цветы на подоконнике, фотографии друзей на стенах.
Алексей звонил первые две недели. Упрашивал вернуться, обещал поговорить с матерью. Но Ольга знала — ничего не изменится. Галина Петровна упивалась властью, а сын слишком привык перекладывать ответственность на женщин.
Бракоразводный процесс проходил удивительно тихо. Имущества для раздела почти не было — все деньги давно осели в руках свекрови.
— Ты серьезно из-за каких-то денег разрушаешь семью? — спросил Алексей на последней встрече в суде.
— Я спасаю то, что от меня осталось, — ответила Ольга.
Прошло три месяца. Ольга стояла у зеркала в своей маленькой ванной и красила губы алой помадой. В отражении она видела женщину, которую почти потеряла — уверенную, самостоятельную, живую.
Развод принес не только свободу, но и болезненное понимание: любовь без уважения превращается в красивую клетку. А согласиться жить в клетке — значит предать саму себя.
