Ее привязали к стулу, надели на глаза черную повязку. «Не жмет? — спросил палач. — Надо было думать раньше, когда беспутничала».
Камила ничего не ответила. Да и что она могла ответить этому человеку? Что ее жизнь во всей ее полноте, во всей ее радости — заключалась в том самом «беспутстве»? Что те восемь месяцев счастья она не променяла бы на годы?
Что, убив двоих, палачи убьют троих?
Ее семья считалась столпом приличного общества постколониальной эпохи Аргентины. Отец, Адольфо О’Горман, и мать, Хоакина Хименес Пинто, были богобоязненными людьми с безупречной репутацией.
Говорят, что 9 июля 1828 года, сразу после рождения дочери Камилы, отец всю ночь провел на коленях, в слезах благодаря Господа за благополучное разрешение супруги от бремени.
Отец не зря посылал хвалу небесам: Камила или, если полным именем, Мария Камила О’Горман Хименес, родилась крепкой и здоровой девочкой.
Девочка была предпоследней из шести детей богатого и благородного семейства О’Горман, имевшего испанские, французские и ирландские корни. Два старших брата Камилы уже покинули родительское гнездо и даже успели сделать завидные карьеры: один стал римско-католическим священником ордена иезуитов, другой — офицером полиции.
Родители и старшие братья Камилы находились в близком знакомстве с генералом и политиком-федералистом Хуаном Мануэлем де Росасом.
6 декабря 1829 года Росас стал губернатором Буэнос-Айреса с чрезвычайными полномочиями, возглавил движение федералистов против унитариев.
В 1831 году под давлением де Росаса его противники подписали Федеральный пакт, который, фактически, создал новое государство — Аргентинскую конфедерацию. Формально у государства не было главы, однако входившие в конфедерацию провинции наделили губернатора Росаса правом проводить внешнюю политику, объявлять войну и заключать мир.
Это положило начало формированию культа личности Хуана Мануэля де Росаса, который стал править страной как диктатор-каудильо (от испанского «вождь»). В Аргентине установился жестокий режим, права и свободы граждан были резко ограничены.
Росас беспощадно преследовал своих политических противников, которым обещал защиту при подписании Федерального пакта.
30 мая — день рождения де Росаса — был объявлен национальным праздником, а октябрь — любимый месяц диктатора — отныне было положено называть росасом.
Вождь создал собственную полицейскую организацию — «Масорку» (от испанского «кукурузный початок». Девизом «Масорки» был «Федерация или смерть!». В октябре (то есть, росасе), 1840 года «масоркерос» — молодые люди в красных пончо — начали физическое уничтожение унитариев и членов их семей.
За три года было уничтожено больше 20 тысяч противников Росаса. Множество людей были брошены в тюрьмы. Вся страна была уставлена виселицами, а название «Масорка» в народе переиначили в «Мас оркас!», что переводится с испанского как «Больше виселиц!».
Семью О’Горман, сохранившую верность федералистам, репрессии не коснулись. Более того, Камила, которой в 1847-ом году исполнилось 19 лет, стала ближайшей подругой Мануэлиты де Росас, любимой дочери диктатора. Камила проводила много времени в резиденции вождя.
Здесь девушка и познакомилась с 24-летним священником римско-католической церкви Владислао Гутьерресом. Отец Гутьеррес происходил из знатной и уважаемой семьи, его дядя был губернатором провинции Тукуман.
Владислао показался Камиле весьма благочестивым мужчиной. С девушкой был согласен и ее отец, сеньор Адольфо О’Горман. Согласен настолько, что пригласил Гутьерреса в свое поместье в качестве семейного священника. Ах, если бы знал Адольфо, чем обернется это приглашение!
Отец Гутьеррес начал исповедовать Камилу, однако очень скоро беседа стала принимать странный оборот. Вместо того, чтобы рассказать Владислао о своих грехах, девушка призналась ему, что всем сердцем жаждет земной любви между мужчиной и женщиной.
Священник был поражен этому откровению, на следующий раз Камила снова рассказала о своих романтических фантазиях. Вскоре бедный Владислао признался, что несмотря на сан он также всем сердцем хочет любви.
Желание барышни и святого отца сбылось — они влюбились друг в друга. Влюбились до безумия, до готовности пожертвовать всем, ради того, чтобы быть вместе.
В ночь с 11 на 12 декабря 1847 года произошло неслыханное: дочь благочестивых родителей Камила О’Горман сбежала с отцом Владислао Гутьерресом, в чьи прямые обязанности входило наставлять юную деву на путь истинный!
Отец Камилы, одержимый религией и честью Адольфо О’Горман, немедленно написал письмо губернатору де Росасу, в котором назвал побег дочери со священником «самым жестоким и неслыханным событием в этой стране».
Росас впал в неистовство, и приказал «Масоркерос» отправляться в погоню. Головорезы в красных пончо с гиканьем кинулись по следам беглецов.
Влюбленные сбежали верхом, в сумерках. Они направлялись на север вдоль реки Лухан. План был тщательно продуман. Беглецы не собирались заезжать в города и селения, следуя по безлюдной местности до провинций, граничащих с Боливией.
Перебравшись через границу, они могли бы чувствовать себя в относительной безопасности. Однако из Боливии Камила и Владислао собирались следовать дальше на север вплоть до Соединенных Штатов.
«Масоркерос» не смогли догнать влюбленных «по горячим следам». 13 декабря отцу Камилы сообщили, что его дочь со священником видели неподалеку от города Лухан: молодые люди ночевали под открытым небом. Утром 13 декабря крестьянин по имени Гуальберто Суарес указал беглецам брод через реку Пилар, за что ему было уплачено 55 песо.
Влюбленные, сменившие имена на Флорентину и Хосе, упрямо рвались на север. Церберы де Росаса преследовали их. Диктатор, узнав, что пара двигается к провинции Санта-Фе на границе с Боливией, приказал как можно скорее арестовать беглецов.
К погоне подключились губернаторы всех провинций и мировые судьи. Необходимость поймать влюбленных де Росас объяснил «мерами по соблюдению религии и закона и предотвращению дальнейших случаев безнравственности».
Первоначально планировалось, что при поимке Владислао отправится в тюрьму, а Камила будет заточена в монастырь.
Несмотря на то, что теперь к их поиску были подключены все ресурсы государства, Камиле и Владислао удавалось скрываться, пробираясь все дальше на север. В Энтре-Риосе некий умелец сделал им новые удостоверения личности — на продавца Максимо Брандье, жителя провинции Жужуй и его супругу Валентину Десан.
Адольфо О’Горман, между тем, отправлял Росасу одно письмо за другим, в которых умолял диктатора вернуть ему дочь, которую якобы Гутьеррес соблазнил и похитил «под видом религии».
Для Росаса дело о побеге было принципиальным. Его политические противники из-за границы обвиняли диктатора, что именно он виновен в моральном разложении аргентинских женщин.
Скитания Камилы и Владислао по Аргентине продолжались уже восемь месяцев. К тому моменту Камила была беременна от священника, что еще сильнее усугубляло ситуацию.
В июле пара нашла приют в провинции Корриентес в доме отца Майкла Гэннона. В первых числах августа отец Гэннон предал Камилу и Владислао. В дом ворвались «масоркерос», которые схватили влюбленных и, разделив их, повезли в Буэнос-Айрес.
В пути Камила написала письмо Мануэлите де Росас, в котором молила свою подругу походатайствовать перед диктатором о прощении пары. Мануэлита была согласна помочь.
По приказу де Росаса священника и красавицу поместили в раздельных камерах тюрьмы Сантос Лугарес.
В ходе допроса Камила гневно опровергла слух о том, что отец Гутьеррес похитил ее. Женщина утверждала, что все произошедшее между ней и священником было исключительно по доброй воле.
Мануэлита де Росас была уверена, что Камила будет помилована. Дочь диктатора даже обставила по своему вкусу келью в соседнем монастыре: Мануэлита была убеждена, что вскоре сюда приедет ее подруга.
Но де Росас наотрез отказался помиловать беглецов: слезы его дочери были напрасны. Правитель заявил: «Скандал сей нуждается в демонстрации моей неоспоримой власти, поскольку на карту поставлены моральные ценности и священные религиозные нормы всего общества».
В то время правосудие в Аргентине вершилось не в судах. Правосудием являлся де Росас. Диктатор самолично подписал указ о немедленной смертной казни для священника и молодой женщины, находившейся на восьмом месяце беременности. Даже закаленные чиновники, руки которых были по локоть в крови, были поражены этим решением.
На следующий день после подписания указа в тюрьму Сантос Лугарес прибыл католический священник, который посетил Камилу и совершил обряд экстренного крещения нерожденного ребенка. Обряд состоял в том, что молодой матери дали выпить священной воды и положили ей на лоб освященный пепел.
Камила прекрасно знала, что означают эти приготовления.
18 августа 1848 года 20-летнюю Камилу О’Горман и 25-летнего Владислао Гутьерреса привязали к стульям, надели им на глаза черные повязки и вынесли во внутренний двор тюрьмы.
Камила, одетая в белоснежное платье, не знала, рядом ли с ней возлюбленный или нет. Молодая женщина думала, что Владислао уже был мертв.
«Я люблю тебя», — крикнула вдруг Камила.
«Я люблю тебя!», — отозвался Владислао.
Тут же расстрельной команде был отдан приказ. Грянули выстрелы.
Де Росас, отдавший приказ казнить молодую женщину, носящую под сердцем дитя, думал, что тем самым он укрепит свою власть. Но все вышло иначе. Вот как писал о казни историк Джон Линч:
«Ответственность за жестокий приговор была возложена только на Росаса. Высшее духовенство и юристы, похоже, настаивали на строгости наказания, но впоследствии Росас отрицал, что на него кто-то повлиял».
Унитарная оппозиция, которая раньше клеймила Камилу как «безнравственную женщину», порождение режима де Росаса, вдруг стала называть ее «прекрасной девушкой», а все произошедшее — «расстрелянной любовью».
Казнь безвинных Камилы и Владислао стала первым жестоким ударом по режиму де Росаса. Она возмутила и испугала «глубинный народ», который ранее безмолвствовал. Житель Буэнос-Айреса Хуан Мануэль Берути писал в своем дневнике:
«Эти смерти вызвали шок и печаль у всех жителей города из-за преступления, которое, как считалось, заслуживало не смертной казни, а просто временного содержания под стражей, чтобы замять скандал, который они вызвали простым делом любви, которое никому не причинило вреда, только им самим. Самым прискорбным было то, что она была на восьмом месяце беременности.
Губернатору сообщили, но этот джентльмен проигнорировал невинное создание в утробе матери, не стал дожидаться, пока мать родит, и приказал ее расстрелять. Подобного никогда не случалось в Буэнос-Айресе; убив двоих, погибли трое».
Берути был не совсем прав: погибли не трое, а четверо. Правда, четвертый умер не в физическом, а в политическом смысле. Престижу и авторитету де Росаса был нанесен катастрофический удар: по словам историка Мануэля Бильбао, диктатору лучше было бы проиграть сражение, чем совершить то, что он совершил.
Но и проигранное сражение было не за горами. В 1852 году де Росас потерпел разгромное поражение в битве при Касеросе от губернатора аргентинской провинции Энтре-Риос, получившего поддержку Уругвая и Бразилии. Власть каудильо закончилась, он бежал в Великобританию.
Небо подарило диктатору долгую жизнь. Вплоть до марта 1877 года, когда он скончался в возрасте 83 лет, де Росас продолжал доказывать, что он выполнил свой священный долг, казнив Камилу и «того священника». Бывший вождь Аргентины ужасно страдал из-за потери власти, в пух и прах рассорился с детьми, даже с любимой дочерью Мануэлитой.
Кроме того, он постоянно боялся, что из Аргентины в Англию прибудет мститель, который зарежет его в собственной постели. Диктатор жил затворником и вздрагивал от каждого скрипа половицы. Знавшие его люди говорили, что такая жизнь для де Росаса была хуже смерти.
А Камила и священник Владислао получили жизнь после смерти. О этой удивительной паре были написаны музыка, книги, сняты фильмы.
Влюбленные, нарушившие устоявшиеся нормы общества, посмевшие заявить о своем чувстве вопреки требованиям всесильного Реставратора (так называли де Росаса), стали национальными героями Аргентины, а их расстрелянная любовь — историей, передаваемой из поколения в поколение, вызывающей искренние эмоции и чистые слезы даже у самых черствых людей.
