— Ишь ты, на все готовенькое захотела! Молодуха в московскую квартиру, а я с детьми в деревню? Не допущу! — жена писателя четко дала понять ,что лучше испортит жизнь и ему и себе, чем отпустит от себя.
Жена его стала совсем грузной, грубой, от нее пахло жареным луком и прогорклым маслом. Теперь она сделалась совсем сварливой, и невыносимо было слушать упреки и ругань.
С тоской вспоминал он, как мечтал образовать простую крестьянку, приносил ей книги и требовал, чтобы прочла, и как снисходительно-нетребователен был, когда Фрося объясняла, дескать, некогда, за дитем надобно ходить, по дому и хозяйству суетиться, не до книжек.
Теперь Михаил Михайлович Пришвин укорял себя за животную слабость, за то, что поддался страсти и позволил желаниям и гордости завладеть собой. Впрочем, трое деток ведь нажили, разве это пустое.
Ефросинья Бадыкина была высокой, сильной, работящей. Тридцатилетний, с разбитым сердцем и блестящим образованием, Михаил уже печатался в журналах и сборниках. Первая любовь так глубоко ранила его, такой занозой пронзила сердце, что женитьбу романтик-писатель рассматривал исключительно как способ устроить быт, найти опору.
Вдова с ребенком, что приходила прибираться в его дом, показалась ему этакой Галатеей, которую он взялся довести до идеала и возвысить до себя. Однако очень скоро эта иллюзия разбилась о быт. Фрося готова была заботиться о непутевом муже, родила ему трех сыновей, но становиться идеалом совершенно не намеревалась. Зато когда в разгар революции жить им приходилось в сарае, а спать на сене, не жаловалась и умела найти для семьи пропитание.
Когда Михаил Михайлович уже получил признание и стал заслуженным писателем СССР, ему дали большую шикарную квартиру в Лаврушенском переулке, а его собрания сочинений печатались огромными тиражами, Ефросинья предпочитала оставаться в своем доме в Смоленске. Однажды получив телеграмму от московской домработницы мужа, Фрося быстро покидала вещи в сумку и бросилась на вокзал.
Больше тридцати лет она терпела его капризы, дурной характер, была крепким тылом и растила детей, прощала измены, да что там, предоставила свободу, редко наведываясь в столицу, и какая черная неблагодарность! Он задумал привести в московскую квартиру со всеми удобствами другую? Не бывать этому!
С бранью и кулаками набросилась Ефросинья на непутевого мужа. А ведь Пришвину исполнилось уже 67 лет, казалось бы, время страстей должно остаться в прошлом. Но «седина в бороду – бес в ребро». Этой «бесой» оказалась сорокаоднолетняя Валерия Дмитриевна Лиорко.
Дочь потомственного дворянина, подполковника жандармерии, царского офицера, она пережила эвакуацию в годы Первой мировой, смерть отца, паралич матери, голод и холод объятого революцией Петрограда, два брака, арест, ссылку, работала учительницей, а в 1940-м году друг писателя Михаила Пришвина привел Валерию в его большую квартиру и отрекомендовал как литературного секретаря и незаменимого помощника.
Первым заданием от писателя стало подготовить биографическую справку о нем. Постепенно происходило сближение, не сразу. Сперва писатель и секретарь отнеслись друг к другу с подозрением, но шли месяцы, и вот уже седой Пришвин не мог представить жизни без Валерии.
А она, казавшаяся ему молодой (все же больше двадцати лет разницы) и прекрасной музой, обнаружила, что все сложнее ей уходить по вечерам, что их разговоры нескончаемы и что ни с кем не было ей так легко и хорошо.
Когда домработница, дальняя родственница жены писателя, отправила Ефросинье телеграмму, та устроила большой скандал. Узнав, что у старика появилась другая, она писала в Союз писателей жалобы на аморальное поведение Пришвина, бросалась на него с кулаками, кричала, громко скандалила.
Ефросинья заявила, что не даст развода и не допустит, чтобы дети остались ни с чем, кричала, что лучше они все отправятся в ссылку в Сибирь, чем она отдаст своего мужа молодухе.
«Заберите все, только оставьте любовь», — отвечал Пришвин. Пришлось Михаилу Михайловичу отписать детям (которые уже сами были отцами) квартиру и поселиться в маленьком домике в деревне. Зато вместе с Валерией. Он очень тяжело переживал разлад с детьми и был уверен, что им от него всегда нужны были только деньги и материальные блага.
С Валерией Дмитриевной Пришвину было отмеряно четырнадцать лет счастья. Наконец-то Михаил Михайлович жил в любви: «Я тебя люблю, Ляля, – как я счастлив, что могу это сказать спокойно, уверенно и в первый раз в жизни первой женщине».
