— Валяться на диване и пивко попивать у тебя, значит, есть время, а повесить полку нет?! А может, мне тогда начать вызывать мастера и платить ему из твоего пивного бюджета?
Голос Даши не сорвался на визг, но в нём звенел металл, холодный и острый, как лезвие ножа. Никита даже не повернул головы. Он лежал на диване, являя собой монумент мужскому отдыху. Он не просто лежал, он врос в него, продавив своим телом уютную ложбину, ставшую центром его маленького королевства лени. Одна рука с пультом от телевизора покоилась на животе, другая лениво держала запотевшую банку пива. На экране какие-то люди в ярких жилетах строили мост, и это зрелище чужого труда, казалось, доставляло ему особое, глубокое удовлетворение.
Он слышал её. Конечно, слышал. Но за годы совместной жизни он выработал иммунитет к этой тональности. Это был просто фоновый шум, звуковое сопровождение его заслуженного вечернего расслабления. Просьба про полку звучала уже так часто, что превратилась в некий ритуал, в часть их быта, как чистка зубов по утрам. Сама полка, из светлого дерева, уже третий месяц стояла в углу, прислонённая к стене. Рядом с ней, как верный, но позабытый пёс, сиротливо примостился оранжевый кейс с дрелью. Они вместе образовывали немой укор, маленький мемориал несбывшимся обещаниям.
— Никит, я с тобой разговариваю, — Даша подошла и встала между ним и телевизором. Он недовольно поморщился, как будто она была досадной помехой в сигнале спутниковой тарелки.
— Даш, ну что ты опять начинаешь? Выходной у меня или нет? Повешу я твою полку. Завтра.
«Завтра» было его любимым словом. Оно было универсальным решением всех проблем. Оно было щитом, отражающим любые претензии. Оно было бесконечным, как вселенная, и никогда не наступало. Даша смотрела на него сверху вниз. На его расслабленное лицо, на банку пива, на людей, строящих мост на экране. И в этот момент что-то в ней окончательно перегорело. Не со скандалом и криком, а тихо, как перегорает предохранитель, после которого система начинает работать по-другому. Она больше не чувствовала злости. Только холодную, деловую ярость.
Она молча развернулась и прошла к компьютерному столу в другом конце комнаты. Никита, довольный тем, что буря миновала так быстро, прибавил громкость на телевизоре. Он не видел, как она села за компьютер, как её пальцы быстро забегали по клавиатуре. В поисковой строке она набрала три слова: «Муж на час прайс». Через минуту принтер в углу комнаты ожил и с тихим жужжанием выдал аккуратный, отпечатанный лист.
Она взяла его. Бумага была ещё тёплой. Она прошла на кухню. Никита слышал её шаги, но не придавал им значения. Она открыла холодильник, взяла с дверцы четыре разноцветных магнита и вернулась в комнату. Она подошла к холодильнику и с предельной аккуратностью прикрепила лист к белой эмалированной поверхности. Не просто прилепила, а закрепила каждым магнитом по углам, словно это был не просто листок бумаги, а важный государственный указ.
На листе строгими чёрными буквами было напечатано: «Прейскурант на выполнение мелких бытовых работ». Дальше шли аккуратные столбцы: «Установка полки настенной — от 800 рублей», «Ремонт/замена смесителя — от 1200 рублей», «Сборка мебели (стул, тумба) — от 1000 рублей». И так далее, пункт за пунктом. Чётко, по-деловому, без лишних эмоций.
Никита наконец оторвал взгляд от экрана, привлечённый её странной активностью. Он увидел лист на холодильнике и насмешливо хмыкнул.
— Это что ещё за представление?
Даша повернулась к нему. Её лицо было абсолютно спокойным.
— Это не представление. Это новые правила. Я устала просить. Поэтому теперь я буду просто ставить задачи. Вот, — она указала на лист, — это тарифы на услуги профессионала. Любая моя просьба, которая не выполняется в течение суток, автоматически превращается в заказ. Она сделала паузу, давая словам впитаться.
— Оплата, как я и предлагала, — из твоей личной заначки. Той самой, что в коробке из-под обуви в шкафу. Твоя прокрастинация перестаёт быть бесплатной для нашего уюта. Теперь у неё есть конкретная цена.
Она говорила так, словно зачитывала условия договора. Без упрёков, без эмоций, просто факты. Никита сел на диване. Его лицо выражало смесь недоумения и презрительного веселья. Он посмотрел на лист, потом на неё.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно, — ответила Даша и, не дожидаясь его реакции, ушла в спальню.
Никита остался один. Он посмотрел на недопитую банку пива, на людей, продолжавших строить мост на экране, и снова перевёл взгляд на холодильник. Прайс-лист висел ровно и вызывающе. Он фыркнул, откинулся обратно на подушки и сделал большой глоток пива. Глупая женская выходка. Повисит денёк и снимет. Он был в этом абсолютно уверен.
Два дня прайс-лист провисел на холодильнике, как экзотический трофей. Никита демонстративно его игнорировал. Он проходил мимо, брал из холодильника кефир или колбасу, и его взгляд скользил по бумаге с таким же равнодушием, с каким он смотрел на прогноз погоды. Он был уверен, что это был просто пик её раздражения, спектакль, который закончится, как только она поймёт его тщетность. Он ждал, когда она, устав от собственного ультиматума, молча снимет этот дурацкий лист.
В среду вечером на кухне появился новый звук. Монотонный, методичный, сводящий с ума. Кап. Кап. Кап. Из крана в раковину падала вода, отбивая чёткий ритм. Каждая капля была маленьким серебряным молоточком, бьющим прямо по нервам.
— Никит, кран течёт, — сказала Даша, когда он уселся ужинать. Она не смотрела на него, её голос был ровным, констатирующим факт, как будто она сообщала, что за окном идёт дождь.
— Угу, — промычал он, не отрываясь от телефона, где шло ожесточённое танковое сражение. — Посмотрю на выходных.
Даша ничего не ответила. Она просто доела свой ужин и ушла в комнату. Ночь прошла под этот навязчивый аккомпанемент. Кап. Кап. Кап. Никите этот звук не мешал, он спал сном праведника, уставшего от виртуальных боёв. Даше же казалось, что это тикает таймер.
Следующий день ничего не изменил. Никита пришёл с работы, поужинал и вновь погрузился в диванную нирвану. Кран продолжал свою пытку. Кап. Кап. Кап. Ровно в семь вечера, когда с момента просьбы прошли сутки, Даша взяла свой телефон. Она нашла в контактах номер, который днём предусмотрительно сохранила с сайта. «Сергей, муж на час». Она нажала кнопку вызова.
Через сорок минут в дверь позвонили. Никита, решив, что это курьер с пиццей, лениво крикнул с дивана:
— Даш, открой!
Даша открыла. На пороге стоял плотный мужчина лет сорока пяти в синем рабочем комбинезоне и с внушительным ящиком для инструментов в руке.
— Здравствуйте. Вызывали? Кран починить.
— Здравствуйте, Сергей. Проходите, — Даша отступила в сторону, пропуская его на кухню.
Никита опустил ноги с дивана. Он смотрел, как чужой мужик в его квартире уверенно проходит на его кухню, ставит на пол свой ящик и деловито осматривает фронт работ. Он хотел что-то сказать, вскочить, устроить скандал, но не мог. Присутствие постороннего парализовало его. Любая сцена сейчас выглядела бы жалкой и унизительной. Ему оставалось только одно: сидеть на своём диване, в своём продавленном логове, и делать вид, что происходящее его совершенно не касается. Он включил телевизор громче, но всё равно слышал всё: лязг инструментов, короткие деловые реплики мастера, звук откручиваемой гайки.
Через пятнадцать минут всё было кончено. Капать перестало.
— С вас тысяча двести, — сказал Сергей, вытирая руки чистой ветошью. Даша молча достала из кошелька деньги и протянула ему. Он выписал квитанцию, попрощался и ушёл.
В квартире стало тихо. Никита не двигался, вперившись взглядом в экран, где мелькали какие-то лица. Он ждал. Он знал, что сейчас начнётся. Но Даша не стала ничего говорить. Она молча прошла в спальню, открыла дверцу шкафа и извлекла из-под стопки старого постельного белья коробку из-под ботинок. Его коробку. Его заначку.
Она принесла её на кухню, поставила на стол и открыла. Аккуратные пачки купюр, которые он с таким удовольствием пересчитывал время от времени. Даша взяла в руки квитанцию, оставленную мастером. Затем, не торопясь, отсчитала из его пачки одну тысячу двести рублей и положила их рядом.
Вот тут он взорвался.
— Ты что творишь?! — он подлетел к ней, его лицо исказилось от ярости. — Ты совсем ополоумела? Мужика чужого в дом привела, мои деньги лапаешь!
Даша медленно подняла на него глаза. В них не было ни страха, ни вины. Только лёд.
— Это не «чужой мужик». Это наёмный специалист, который выполнил работу. Работу, от которой ты отказался, — она аккуратно подвинула к нему квитанцию и отсчитанные деньги. — А это не я «лапаю твои деньги». Это оплата за услугу. Согласно прейскуранту. Срок вышел вчера в семь вечера. Всё по правилам. Нашим новым правилам.
Она закрыла коробку и так же молча унесла её обратно в шкаф. Никита стоял посреди кухни, глядя на деньги и квитанцию на столе. Это было не про кран. И даже не про деньги. Это было публичное, задокументированное унижение. Она не просто доказала свою правоту. Она выставила ему счёт за его собственную никчёмность. И он понял, что война только началась. И она будет вестись до последнего рубля в его коробке.
Унижение было горьким, как лекарство, и осело в Никите тяжёлым осадком. Неделя прошла в состоянии холодной войны. Они двигались по квартире как два заряженных иона, отталкиваясь друг от друга невидимыми полями. Разговоры свелись к коротким, функциональным фразам: «Передай соль», «Я в душ». Но молчание было громче любых криков. Никита ждал. Он перестал игнорировать прайс-лист на холодильнике; теперь он смотрел на него с ненавистью, как на вражеский флаг, водружённый на его территории. Он понял, что пассивная оборона проиграна. Пришло время для контрудара.
В субботу утром Даша, проходя мимо угла, где всё ещё стоял мемориал несбывшимся надеждам, произнесла, не оборачиваясь:
— Полка. Сегодня. Иначе в понедельник я вызываю Сергея. У него установка, кстати, восемьсот рублей.
Это не было похоже на просьбу. Это был счёт-фактура, выставленный заранее. Никита, который как раз пил кофе, медленно поставил чашку на стол. В его глазах мелькнул хищный блеск. Он нашёл лазейку. Он нашёл способ сломать её систему изнутри.
— Будет сделано, — сказал он с неожиданной покладистостью. Его голос был почти медовым.
Через час квартира наполнилась звуками бурной деятельности. Никита с грохотом вытащил оранжевый кейс с дрелью. Он демонстративно разложил на полу свёрла, дюбели, саморезы. Он работал шумно, с показным усердием, как актёр на сцене, играющий роль трудяги. Даша, сидевшая с книгой в кресле, искоса наблюдала за ним. Что-то в этой внезапной готовности её настораживало.
Он приставил полку к стене. Он не стал брать уровень, который лежал в том же кейсе. Он прищурился, сделал шаг назад, наклонил голову набок, как заправский художник, и удовлетворённо кивнул. Затем взял дрель. Инструмент взвыл, как раненый зверь, и вгрызся в стену. Штукатурка посыпалась на пол белой пылью. Первое отверстие было готово. Для второго он сдвинул полку чуть в сторону. Снова вой дрели, снова облако пыли. Он вбил дюбели молотком, не заботясь о том, что вокруг отверстий образовались некрасивые сколы. Вкрутил саморезы. Навесил полку.
Она висела. Формально — да. Но правый её край был заметно ниже левого. Это было видно невооружённым глазом. Она висела криво, как пьяная ухмылка. Под ней на полу раскинулся пейзаж из белой пыли, мелких кусков штукатурки и обрывков картонной упаковки. Никита смахнул пот со лба, хотя его там и не было.
— Принимай работу, хозяйка! — громко объявил он, поворачиваясь к Даше. На его лице играла торжествующая улыбка.
Он ждал взрыва. Ждал криков: «Ты что наделал? Она же кривая! Убери за собой!». Этого он и хотел. Он бы ответил, что сделал, как она просила. Повесил? Повесил. Требований к качеству в её дурацком прайсе не было. Он выполнил свою часть сделки. Он победил.
Но Даша не закричала. Она медленно отложила книгу, встала и подошла к стене. Она молча осмотрела полку. Её взгляд скользнул по кривой линии, задержался на сколах вокруг саморезов, опустился на мусор на полу. Её лицо не выражало ничего. Абсолютно ничего. Затем она достала из кармана телефон. Никита замер. Щёлк. Она сфотографировала полку спереди. Щёлк. Сфотографировала крупным планом правый крепёж со сколом. Щёлк. Левый. Щёлк. Сфотографировала мусор на полу. Сделав четыре снимка, она так же молча убрала телефон и вернулась в кресло, снова взяв в руки книгу, будто этой полки и всего этого представления не существовало.
Никита стоял в растерянности. Его триумф рассыпался, не успев оформиться. Её спокойствие обезоруживало и пугало гораздо больше, чем любой скандал. Весь остаток дня она не сказала ни слова ни о полке, ни о его «работе».
На следующее утро, в воскресенье, он проснулся от запаха свежесваренного кофе и тихого жужжания принтера. Когда он вышел на кухню, Даша уже сидела за столом. На дверце холодильника, рядом со старым прайс-листом, висел новый лист бумаги. Отпечатанный тем же строгим шрифтом.
Заголовок гласил: «Прейскурант на устранение последствий некачественно выполненных работ и сопутствующие услуги». Никита подошёл ближе. Его глаза бегали по строчкам: — Демонтаж некачественно установленных элементов (полки, карнизы, вешалки) — 1500 рублей. — Заделка лишних технологических отверстий в стенах (шпаклёвка, шлифовка) — 500 рублей/шт. — Уборка строительного мусора после проведения работ — 1000 рублей. — Вызов специалиста для исправления дефектов после самостоятельного ремонта — двойной тариф.
Цены были демонстративно, вызывающе выше, чем в прайсе «мужа на час». Это был штраф.
— Что это? — выдавил он. Даша отпила кофе и посмотрела на него так, будто объясняла что-то умственно отсталому ребёнку.
— Это дополнение к правилам. Как видишь, я учла вчерашний опыт. Ты научил меня, что важен не только факт выполнения, но и качество. Теперь у некачественной работы тоже есть цена. И она выше. Так что у тебя есть выбор. Ты можешь прямо сейчас снять эту пародию со стены, заделать дыры и убрать за собой. Либо завтра я вызываю Сергея, и счёт из твоей коробки будет уже на три тысячи. За демонтаж и уборку. Плюс новый счёт за качественную установку. Решай.
Воздух в квартире загустел, стал плотным и вязким, как смола. Он больше не был общим. Была территория Даши — кухня, спальня, и была территория Никиты — диван и маленький пятачок перед компьютерным столом. Они существовали в параллельных вселенных, соприкасаясь лишь у холодильника, где два прайс-листа, старый и новый, висели как конституция их личного ада. Никита ходил мрачный и злой. Он проиграл тактически. Теперь любая его лень или саботаж имели конкретную, завышенную цену, и его заначка в обувной коробке таяла, как снег в апреле. Он был в ловушке, и от этого его бессильная ярость только росла.
Его единственным убежищем, его личным храмом оставался шкаф из тёмного дерева со стеклянной дверцей в гостиной. Это было не просто хранилище, это было его святилище. За стеклом, на аккуратных полках, застыли в боевых позах десятки миниатюрных фигурок. Орки, эльфы, космические десантники — целая армия, которую он собирал годами. Но главным сокровищем были не они, а то, что он сделал с ними сам. Каждую фигурку он часами раскрашивал под светом лампы, вооружившись микроскопической кистью и терпением ювелира. Каждый доспех, каждый щит, каждый шрам на крошечном лице были маленьким шедевром, результатом его кропотливого труда, его медитации, его бегства от реальности. Это было единственное место в квартире, где он был создателем, а не ленивым потребителем пива.
В один из вечеров, наполненных этой густой тишиной, Даша остановилась у шкафа. Она не смотрела на фигурки. Её взгляд был прикован к верхней петле стеклянной дверцы.
— Никита, — её голос разрезал тишину, как скальпель. — Петля на дверце коллекционного шкафа разболталась. Дверца провисает. Почини. Срок — сутки.
Никита медленно повернул голову. Он посмотрел на неё так, словно она только что предложила сжечь его святыню. Он встал, подошёл к шкафу и демонстративно дёрнул дверцу. Она действительно слегка качнулась на петле, издав едва слышный скрип. Это был дефект настолько незначительный, что заметить его мог только тот, кто целенаправленно его искал.
— С ней всё в порядке, — отчеканил он.
— Она провисает, — бесстрастно повторила Даша. — Завтра я вызову Сергея. У него есть услуга «ремонт мебельной фурнитуры».
Это была последняя капля. Ярость, до этого момента тлевшая внутри, вспыхнула.
— Не смей! — его голос сорвался на рык. — Ты не будешь вызывать своего мастера, чтобы он лез к моим вещам! Ты поняла меня? Это моя территория. Сюда ты не сунешься со своими прайс-листами!
Он был уверен, что нащупал границу, которую она не посмеет пересечь. Это было слишком личное, слишком интимное. Он защищал не дверцу. Он защищал свой последний бастион.
— Сутки, Никита, — холодно ответила Даша и ушла на кухню, оставив его одного со своим ультиматумом.
Сутки прошли. Никита демонстративно не подходил к шкафу. Он был уверен, что она блефует, что она не посмеет. Когда он уходил на работу на следующий день, он даже бросил на неё вызывающий взгляд. Она молча пила кофе, не глядя в его сторону.
Он вернулся вечером. Открыл дверь и сразу почувствовал, что что-то не так. В квартире стояла абсолютная тишина, но она была другой. Не напряжённой, а пустой. Он прошёл в гостиную и застыл на пороге. Даша стояла посреди комнаты. Рядом с ней на полу лежал большой осколок стекла. Дверца шкафа висела на одной, нижней, петле, перекошенная и жалкая. А на ковре, среди россыпи мелких стеклянных брызг, лежали его сокровища. Эльфийский лучник с отломанным луком. Космодесантник с треснувшим шлемом. Орк, расколотый пополам. Его маленькая, идеальная армия, его мир, который он создавал месяцами, был разгромлен.
Он перевёл взгляд на Дашу. На её лице не было ни сожаления, ни злорадства. Только холодное, отстранённое спокойствие. В руке она держала отвёртку.
— Я решила попробовать сама, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Неуклюже надавила на отвёртку, когда пыталась подтянуть винт. Дверца сорвалась.
Он смотрел на неё, на отвёртку в её руке, на руины на полу, и не мог произнести ни слова. Он не верил в случайность. Это был не неуклюжий ремонт. Это была казнь. Продуманный, жестокий акт уничтожения. Она не просто сломала его вещи. Она взяла самое дорогое, что у него было, и растоптала это с методичностью палача, прикрывшись маской некомпетентности.
Он ждал, что она выставит ему счёт за уборку стекла. Или за вызов стекольщика. Но она просто положила отвёртку на стол. Она посмотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде он впервые за всё это время увидел что-то, кроме холода. Это было торжество. Абсолютное, чистое, неразбавленное торжество победителя, который не просто выиграл войну, но и сжёг столицу врага дотла.
Она сделала шаг к нему, обходя осколки на полу. Когда она поравнялась с ним, она остановилась и произнесла фразу, которая окончательно превратила его мир в пепел.
— Я починила. Бесплатно. Не нужно было доводить до крайности…
