Стоял теплый летний день. Так и хочется представить себе тот летний воскресный день, когда семья нашей героини готовилась поехать к бабушке в деревню, в Костромскую область.
Нине Храпко в июне 1941 года было всего 9 лет. Ей, ее маме и брату предстояло пережить все 900 дней блокады Ленинграда.
История войны с каждым днем уходит все дальше и дальше. Журналисты, желая оставить истории людей в рукописях, провели опрос тысяч и тысяч людей, оставшихся в живых в период блокады Ленинграда.
Итоги опроса привели к таким выводам: Мужчины помнили глобальное, как горели Бадаевские склады. Женщины не помнили деталей, помнили голод, холод.
Самое большое количество материалов дали дети. Детский мозг устроен так, что он фотографирует и оставляет в памяти на всю жизнь. Дети запомнили чуть ли не каждый день блокады.
Нина Ивановна очень хорошо помнит предвоенные дни. Ощущение радости от теплого лета, семейного благополучия. Ничего не предвещало беду. Рядом папа и мама, старший брат Рома. Что еще нужно для счастья девятилетней девочке.
Отец работал на воинской части в военном предприятии. У него была отличная профессия — столяр-краснодеревщик, позволяющая еще и подрабатывать на строительствах дач.
Мама полностью растворялась в детях, вела домашнее хозяйство.
Нина Ивановна сохранила в памяти мельчайшие подробности своего военного детства. И прежде всего ту поездку за 25 километров от Ленинграда, куда сразу же вывезли школьников. Ребята пробыли там 2 недели.
За это время кто-то пустил страшный слух, что Ленинград уже захватили немцы. От таких новостей дети начали разбегаться, и даже воспитатели не могли их удержать. Об этих слухах узнали и родители.
В один из дней мама неожиданно появилась в лагере, куда вывезли детей и забрала не только своих, но и соседскую девочку. Мама и трое детей 25 километров пешком шли домой.
Был месяц июль. В Ленинграде уже объявили карточную систему.
Папа с двумя приятелями отправились в военкомат. Но у отца был белый билет. Сказав, что не имеют права отправить на фронт, отца развернули и отправили домой. Выйдя из военкомата, он увидел плакат на стене: “А ты записался добровольцем?”
Иван Храпко зашел обратно в военкомат. Добровольцу не отказали. Друзей отправили в учебный отряд.
До августа от отца получили 10 писем, которые хранят до сих пор: “Писать кончаю. Приказ к построению. Завтра бой. Напишу после боя. Лида, Богом молю, сбереги детей. Ваш муж и отец Ваня. 12 августа 1941 года”.
Это строки из последнего отцовского письма. 13 августа 1941 года в районе станции Дибуны был бой. Отец погиб в этом бою.
Это подтвердили его друзья, те самые, с кем он записался добровольцем.
В сентябре 1941 года Ленинград был полностью отрезан от большой земли, оказавшись в блокадном кольце.
Нина Ивановна помнит, что мама пошла проситься на работу на тот авиационный завод, где прежде трудился отец.
“Что вы умеете делать?” — спросили ее при приеме на работу. “Я домохозяйка. Убирать умею, готовить, шить”. “Шить? Это нам подходит”.
Мама начала шить чехлы для самолетов. Вскоре освоила и другую, очень нужную профессию — маляр по металлу.
Одиннацатилетний брат пошел учиться в открывшееся ремесленное училище. По ночам дежурил на крыше и сбрасывал зажигалки.
Детям-иждивенцам полагалось 125 грамм хлеба, рабочим — 250.
Мама, очень мудрая женщина рассудила по-другому. Ведь из чего состоял тот блокадный хлеб. Бумага, дуранда, целлюлоза, отруби.
Вместо 125 грамм хлеба можно было получить 62 грамма хорошего довоенного печенья. Мама распределяла карточки так, чтобы было еще и немного лакомства. 62 грамма — это шесть печений. 2 на завтрак, 2 на обед, 2 на ужин.
Маленькая Нина даже тайком ухитрялась подкармливать мышонка, который выходил из-за печки.
«Дура. Что ты делаешь? У тебя самой две печенюшки», — ругал ее брат.
-А я мышонка Мишенькой назвала. Поскоблю по печке: -Мишенька, Мишенька выходи. Выходи будем обедать. Я пол-печенья ему скармливала. Потом он умер.
Все свои воспоминания Нина Ивановна поддерживает стихотворными строчками. Она знает многие стихи блокадных поэтов.
“Здесь Князь Таврический когда-то. Встречал июньские закаты. Теперь в Таврическом саду. Мы собираем лебеду”.
Сколько пронзительных строк действительно посвятили поэты блокадному Ленинграду. Всего лишь несколько строк, а перед глазами целая история.
-Всю траву в Ленинграде выщипывали и съедали, как она только появлялась. Но не испортили ни одного дерева, и ни одно дерево в парках и аллеях не спилили. Детей пускали на аэродром, где была метровая лебеда. Мы собирали целый мешок этой лебеды. И к приходу мамы были щи из лебеды, котлеты из лебеды, поджаренные на олифе.
“Из лебеды навар не густ. К тому же горьковат на вкус.
И нет на свете вкуснее щей из щавеля.
Но я обидеть не хочу. И лебеду — заразу.
Ведь тем, что я сейчас шучу. Я лебеде обязана”.
Согласно постановлению Ленсовета, женщин с детьми должны были вывезти из города. Когда еще можно было выехать из Ленинграда не по ледовой дороге, у семьи была возможность уехать.
Были собраны узелки с вещами. Ждали своей очереди неделю.
—Потом мама решила: «Нас никто нигде не ждет. Здесь я работаю, нам дают карточки, деньги, дрова. Это наша жизнь. Машины в дороге бомбят, поезда бомбят. Люди разбегаются и теряются. Останемся в родном доме. Если суждено погибнуть, погибнем здесь».
-Мама даже укладывала всех спать в одну кровать. На случай, если снаряд попадет в дом. “Я без вас не хочу жить, вы без меня не выживете”.
Воду в Ленинграде отключили, как только пришли морозы. И каждый раз, пока мать была на работе, брат и сестра, привязав к саночкам чайник и бидон, отправлялись на Неву.
Однажды, возвращаясь домой, они попали под обстрел. До дома осталось пройти чуть-чуть. Когда все утихло, ребята увидели, что осколки пробили бидон, чайник и они остались без воды. Сил идти обратно за водой, выстоять длинную очередь, снова подниматься по обледенелым лестницам не было.
Нина Ивановна помнит, как семья спасалась от холода благодаря деревянным обрезкам, которые мать приносила с работы. Мешок, который она несла был выше ее ростом. Два раза этот мешок с обрезками спас ей жизнь, принимая осколки на себя. Маме неоднократно приходилось пробираться под обстрелами.
После прихода мамы в их квартире собирались соседи, чтобы погреться. Они оставались до поздней ночи, так как им нечем было отапливать свои жилища. Кто-то оставался ночевать на диване, где когда-то спал брат.
-Мама сразу сказала: Мы будем спать вместе. Я посередине, вы по краям. Диван мы отдадим соседям.
Диван был невелик. Но пять человек ежедневно сидя спали на нем.
Однажды, когда мама в очередной раз принесла мешок с обрезками, Нине с братом показалось, что он неестественно тяжел. Они обнаружили в мешке металлическую кувалду. Оказалось, что молодые солдаты решили подшутить над мамой и подложили ей кувалду.
Когда дети ее достали, мама заплакала: “Вот паразиты, я еле-еле пришла. А они мне такое”.
Но в результате эта кувалда в последующем очень облегчила им жизнь. Они раскаляли ее на печке и опускали в ведро со снегом. Вода моментально грелась и семья могла устраивать банные дни.
Нина Ивановна рассказывает, что мама, будучи очень сильным человеком, каждый раз внушала детям что жизнь — есть движение. И выжить они смогут только двигаясь. Но однажды утром она не встала и попросила детей пойти вместо нее в часть и сказать, что она не сможет прийти.
Нина с братом помогли ей подняться, вскипятили воду, заварили сухую траву, дали ей выпить, одели и под руку повели на работу. Нужно было пройти пешком восемь остановок. У мамы подволакивались ноги, но дети все равно тащили ее и заставляли идти. Ведь мама сама учила, что движение — это жизнь.
-Мы ее притащили. Ей надо было работать. Она села и стала шить. Мы с ужасом вечером ждали, вернется она с работы или нет. Мы понимали, что без мешка. Брат сказал: Нина, нужно идти за мамой. Но был такой мороз и такой обстрел, что мы передумали и стали ждать. И мама пришла, правда мешок был в три раза меньше.
Главное — она пришла. А на следующий день она пошла на работу сама. Я считаю, что мы ее подняли и заставили жить. Заставили жить. И она прожила у нас до 79 лет. Энергичная, трудолюбивая, умница необыкновенная. В ее руках все кипело до последнего дня.
В школе, где училась Нина, учительница пения собрала девочек, которые хотели выступать перед ранеными в госпитале. Условия были просто шикарными для блокадного Ленинграда. Девочек обещали покормить завтраком. А что такое завтрак для людей блокадного Ленинграда, объяснять излишне.
-У меня было на завтрак два печенья и кружка кипятка. А тут дали какао, дали пирожок, и дали ложку каши. До сих пор не забуду повариху, которая приносила нам еду и приговаривала: Деточки, деточки идите скорее, пока какао горячее.
В госпитале желающим девочкам предложили работу санитарками. Они писали письма, кормили раненых, мыли палаты, стирали бинты. В госпиталь Нина Ивановна ходила работать до конца войны.
В один из дней врач взяла Нину за руку и привела в палату, где лежали восемнадцатилетние, девятнадцатилетние мальчишки. Врач подвела девочку к кровати, где лежал человек, похожий на мумию. Парнишка был с головы до ног в бинтах. “Прочитай стихотворение. Любое”, — попросила врач.
-Я прочитала стихотворение Симонова “Сын артиллериста”. Тогда оно еще не было напечатано и ходило в рукописных листах. Там есть строки: “Ничто нас не может вышибить из седла. Такая уж поговорка у майора была”.
Я читаю и думаю, а слышит ли он меня? Когда закончила читать, наклонилась над раненым и увидела, как по бинтам течет слезинка.
27 января была снята блокада. Этому дню Ленинградцы радовались больше, чем Дню Победы. Любой блокадник скажет именно так.
-В этот день был салют. Приказ для салюта отдал Говоров — командующий Ленинградским фронтом. Ленинградцы, выйдя на улицу никогда не кричат. Москвичи кричат во время салюта, в Ленинграде нет. Ночью все люди вышли на улицы, стояли и плакали.
За залпом залп. Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем.
Цветами пестрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока, ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика.
Гремит салют над Ленинградом.
Их радость велика, но боль — заговорила и прорвалась.
На праздничный салют с тобой.
Пол-Ленинграда не поднялось.
Рыдают люди и поют.
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня Ленинградцы плачут.
Нина Ивановна вновь и вновь возвращается в прошлое.
Она стала счастливой женой офицера, матерью и бабушкой.
Долгое время была Председателем совета блокадников Хорошевского района города Москвы. А это значит, что перед глазами у нее немало судеб с блокадным прошлым.
