— Знаешь, я тебе даже денег не дам, — Николай глядел прямо в глаза матери, не моргая. — Ни копейки.
Вера Павловна дёрнулась, будто от пощёчины. Сумка соскользнула с плеча и грохнулась на пол, из неё вывалились ключи, помада, какие-то квитанции. Она не нагнулась их подбирать.
— Коля, ты что? — Лиза вцепилась в локоть мужа. — Мы же вчера решили…
— Я решил, — отрезал Николай, высвобождая руку. — Вчера было вчера, сегодня я всё обдумал. Вера Павловна, вот ваш паспорт, — он выложил документ на тумбочку у двери. — Если вам нужны вещи, можете забрать их завтра, когда нас не будет дома. Ключи оставите у консьержа.
Семидесятилетняя Вера Павловна судорожно хватала ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба.
— Ты… ты… — она перевела взгляд на невестку. — Это ты его науськала, змея? Подговорила? Радуешься?
Лиза стояла, замерев, словно парализованная…
— Вот уж не ожидала, что ты родную мать на улицу выставишь без копейки денег, — смотрела на мужа Лиза, когда свекровь ушла, и в её голосе был не вопрос, а оцепенение. — Лиза смотрела на мужа и не узнавала его.
— А я не ожидал, что она пятнадцать лет будет портить нам жизнь, — буднично ответил Николай, уже застёгивая плащ. — Ладно, мне пора. В офисе совещание.
Дверь за ним захлопнулась с таким звуком, будто выстрелили.
Всё началось пятнадцать лет назад. Вера Павловна приехала из Нижнего Новгорода на их свадьбу. Поджала губы, разглядывая торт («многовато крема»), платье невесты («как-то просто для такого случая»), квартиру («тесновато, конечно, но терпимо»).
Лиза — тогда ещё двадцатитрёхлетняя выпускница экономического, счастливая и влюблённая — терпеливо улыбалась и кивала. Главное, что Коля рядом. Что теперь они вместе.
На третий день праздничного застолья Вера Павловна отвела сына в сторону и начала что-то горячо ему нашёптывать, косясь на Лизу. Потом вышла на кухню к невестке с серьёзным лицом:
— Знаешь, Лизочка, я, пожалуй, останусь у вас на недельку. Присмотрю, как вы тут обустраиваетесь. Молодая хозяйка, всё такое… Коля не против.
Коля и правда оказался не против. Лиза тоже не возражала — медовый месяц они перенесли на осень, а пока работали. Неделя с мамой мужа — ерунда какая.
Неделя растянулась на две, потом на месяц. Вера Павловна внезапно сдала свою двухкомнатную квартиру в Нижнем каким-то дальним родственникам («Им так нужно, бедные, а мне что? Я и у вас пока поживу»).
Потом она заболела. Потом у неё начались проблемы с сердцем. Потом с давлением. Николай нервничал, бегал по врачам, выбивал квоты на лечение.
— Нет, ну я же не могу её выгнать, — говорил он Лизе. — Это же мать. И она болеет.
— Конечно, — кивала Лиза. — Мы справимся.
Они справлялись. Год за годом. Вера Павловна не уезжала, хотя приступы сердца отступили, давление нормализовалось, и врачи в один голос твердили, что состояние «в целом удовлетворительное». Родственники из её квартиры тоже не съезжали — оказалось, что они вообще не платят ей за аренду, а просто «помогают с коммуналкой».
Лиза с Николаем так и жили втроём в двухкомнатной квартире. Свекровь заняла спальню («У меня спина, мне нужна хорошая кровать»), а молодые перебрались на диван в гостиную.
Дальше — хуже. Вера Павловна решила, что невестка «не так готовит», «не так убирает», «не так стирает». Она переставляла вещи, выкидывала продукты из холодильника («протухли, разве не видишь?»), перекладывала документы («чтобы не потерялись»).
Коля не замечал. Или делал вид, что не замечает. Работал с утра до ночи, продвигался по карьерной лестнице, всё реже бывал дома.
Потом случилось то, чего Лиза так долго ждала — она забеременела. Николай был на седьмом небе от счастья. Начал искать квартиру побольше, чтобы у ребёнка была своя комната.
— Зачем? — удивилась Вера Павловна. — У нас и тут места хватит. Детская кроватка поместится у вас в гостиной. А когда подрастёт, я к себе в спальню его заберу. Внучок-то мой!
— Или внучка, — тихо поправила Лиза.
— Да ты что, не может быть девочка, — отрезала свекровь. — У нас в роду всегда мальчики рождались. Коля у меня единственный сын, он должен продолжить род!
На седьмом месяце беременности у Лизы начались проблемы. Врачи прописали постельный режим. Вера Павловна с готовностью взялась ухаживать за невесткой, но её «забота» больше напоминала издевательство.
— Тебе нельзя есть сладкое, у тебя будет диабет, — заявляла она, забирая у Лизы купленный мужем зефир.
— Нельзя читать, испортишь зрение, — и выхватывала книгу.
— Нельзя смотреть телевизор, это вредно для ребёнка.
— Нельзя разговаривать по телефону, излучение!
Когда Лиза жаловалась Николаю, тот устало отмахивался:
— Перестань, она же о тебе заботится. У неё опыт. Она врач.
— Она лаборант в поликлинике! — взрывалась Лиза. — Это разные вещи!
— Ты просто капризничаешь из-за гормонов, — вздыхал муж. — Потерпи немного, скоро родишь.
Лиза родила. Девочку. Веру Павловну это повергло в шок.
— Как девочка? — переспрашивала она у вернувшегося из роддома сына. — Ты уверен?
— Мама, я что, не отличу? — засмеялся Николай. — У нас дочь! Настенька!
— А я думала, мы назовём его Павлом, в честь твоего деда, — свекровь поджала губы.
— Мам, ну какой Павел? Это же девочка!
— Настя — простое имя, — покачала головой Вера Павловна. — Настя, Настька… Как у дворничихи.
Но хуже всего оказалось то, что малышка была вылитая Лиза — те же тёмные глаза, тот же упрямый подбородок. Ни одной отцовской черты.
— В кого она у вас такая? — задумчиво протянула Вера Павловна на третий день после выписки из роддома. — Вот вообще ни капельки на нашу семью не похожа.
Лиза побелела. Николай нахмурился.
— Мама, ты что имеешь в виду?
— Ничего, сынок, ничего, — свекровь всплеснула руками. — Просто констатирую факт. Бывает же такое… Генетика — вещь непредсказуемая.
С тех пор эта фраза повторялась с пугающей регулярностью. «Генетика — вещь непредсказуемая», «ни капельки не похожа», «странно, правда?»
Николай всё чаще задерживался на работе. Всё реже брал дочь на руки. Всё холоднее становился с Лизой.
А когда Насте исполнился год, Лиза случайно услышала разговор мужа с матерью.
— Коля, я тебе как мать говорю, — шептала Вера Павловна. — Сделай тест ДНК. Для собственного спокойствия. Посмотри, как девчонка на тебя не похожа! Ни носом, ни глазами, ничем! И вспомни, сколько Лизка твоя по командировкам моталась до беременности.
— Мам, перестань, — глухо ответил Николай. — Лиза не такая.
— Все вы так говорите, пока рога не вырастут, — вздохнула свекровь. — Ладно, твоё дело. Но если что, ты знаешь, я всегда на твоей стороне.
В тот вечер они с Николаем впервые серьёзно поссорились.
— Как ты можешь позволять ей такое говорить? — кричала Лиза. — Она же фактически обвиняет меня в измене!
— Она просто волнуется за меня, — устало ответил муж. — И ты зря подслушивала.
— Я не подслушивала, я шла на кухню! А твоя мать уже столько лет живёт в нашей квартире и методично разрушает нашу семью!
— Хватит драматизировать, — поморщился Николай. — Ты тоже хороша. Могла бы быть с ней помягче, она же пожилой человек.
— Ей шестидесяти нет! Она прекрасно может жить одна в своей квартире в Нижнем! Но нет, она вцепилась в тебя, и ты ей это позволяешь!
— Это моя мать, Лиза. Она вырастила меня одна, без отца. Я ей всем обязан.
— А как же мы? Я? Настя? Мы что, не семья?
Николай промолчал, и это молчание стало началом конца.
Настя росла тихой, незаметной девочкой. Бабушка воспитывала её в строгости — никаких глупостей вроде танцев или рисования, только учёба, только серьёзные предметы. Лиза пыталась протестовать, но Николай всегда принимал сторону матери.
— Она правильно говорит, — кивал он. — Настя должна получить хорошее образование, а не тратить время на ерунду.
Когда дочери исполнилось семь, Лиза нашла в себе силы подать на развод. Николай даже не удивился. Кивнул, подписал бумаги. Согласился на алименты. Квартиру оставил себе и матери — всё равно она была куплена на его деньги.
Лиза сняла комнату, забрала Настю, устроилась на две работы. Первое время Вера Павловна звонила и требовала привезти внучку — «Девочке нужна бабушка!» Но постепенно звонки прекратились.
А потом случилось непредвиденное. Вера Павловна попала в больницу с инсультом. Николай метался между работой и больницей, нанял сиделку, потратил все сбережения на реабилитацию. Мать выкарабкалась, но правая сторона осталась парализованной.
Он позвонил Лизе поздно вечером, голос звучал надломлено:
— Лиз, мне нужна твоя помощь. Я знаю, ты имеешь полное право послать меня, но… Мама после инсульта. Ей нужен постоянный уход. Я не справляюсь один. Сиделки дорогие, а на хорошую клинику денег нет.
Лиза молчала.
— Лиз, пожалуйста. Я не прошу тебя вернуться ко мне. Просто помоги с мамой. Я… я буду платить. Сколько скажешь.
— Дело не в деньгах, Коля.
— Я знаю. Но я не знаю, что ещё предложить.
После долгой паузы Лиза сказала:
— Хорошо. Но есть условия. Я перееду к вам с Настей — снимать жильё становится слишком дорого. Ты будешь оплачивать репетиторов для дочери — она хочет заниматься музыкой, и я ей это обещала. И никакого вмешательства в наше с ней воспитание. Никаких нотаций, никаких указаний. Мы просто живём под одной крышей и помогаем друг другу.
— Спасибо, — выдохнул Николай. — Спасибо.
Так они снова стали жить вместе — бывшие муж и жена, их дочь и парализованная свекровь. Николай купил трёхкомнатную квартиру в новостройке на окраине Москвы — на большее денег не хватило после всех трат на лечение.
Лиза ухаживала за Верой Павловной — кормила с ложечки, мыла, переодевала, возила на процедуры. Настя ходила в музыкальную школу, оказалось, у неё абсолютный слух. Николай много работал и поздно возвращался домой.
Шло время. Настя превратилась в красивую четырнадцатилетнюю девушку, серьёзную не по годам. Лиза открыла небольшое ателье недалеко от дома — шила на заказ, брала учениц. Николай всё так же пропадал на работе, но иногда они с Лизой разговаривали вечерами на кухне — тихо, спокойно, как старые знакомые.
Вера Павловна тоже менялась. Паралич немного отступил, она могла самостоятельно сидеть, держать чашку, даже делать несколько шагов с ходунками. Но характер её стал ещё тяжелее. Она требовала внимания каждую минуту, капризничала, устраивала истерики, если что-то было не по ней.
И она ненавидела Лизу. Тихо, упорно, методично.
— Ты специально держишь чай так далеко? — шипела она, когда Лиза ставила чашку на тумбочку. — Знаешь же, что я не дотянусь!
— Ты нарочно так громко разговариваешь по телефону? Голова от тебя раскалывается!
— Что за ерунду ты мне приготовила? Это несъедобно! Хочешь избавиться от меня, да?
Лиза молча сносила всё это. Ради дочери, ради её музыки, ради крыши над головой. Николай делал вид, что ничего не замечает. Или действительно не замечал.
Но однажды всё изменилось. Настя пришла домой в слезах — у неё украли скрипку в метро. Дорогую, хорошую скрипку, которую они с мамой выбирали полгода, откладывая каждую копейку.
— Бабушка, — всхлипывала девочка, — мы же с мамой так долго копили… Теперь всё, конец. Без инструмента меня отчислят.
— Не реви, — строго сказала Вера Павловна. — Сама виновата. Нечего было таскать её в метро. И вообще, эта музыка — блажь. Лучше бы математикой занималась, как я тебе говорила.
— Но я люблю музыку, — растерянно произнесла Настя.
— Любовь — это глупости. Нужно думать о будущем. Вот твой отец никогда…
— Хватит, — тихо, но твёрдо сказала Лиза, входя в комнату. — Настя, иди к себе, мы поговорим позже. Я что-нибудь придумаю насчёт скрипки.
— Ничего ты не придумаешь, — фыркнула Вера Павловна, когда девочка вышла. — Денег-то у тебя нет. Только и можешь, что тряпки кроить за копейки. А всё потому, что образования нормального не получила, карьеру не сделала. Только и думала, как бы моего сына окрутить.
Лиза сжала кулаки так, что ногти впились в ладони.
— Я могла бы сделать карьеру, если бы не потратила столько лет на заботу о вас, Вера Павловна. Но это был мой выбор, и я не жалею. А вот вы… Вы сломали жизнь собственному сыну. Вы настроили его против меня. Вы пытаетесь сломать и Настю. Но я не позволю.
— Что ты несёшь? — глаза старухи сузились. — Да как ты смеешь? Я воспитала сына одна! Я дала ему всё! А ты… ты просто приблудная девка, которая залетела и повесила на него ребёнка!
— Что? — раздался голос от двери.
Там стоял Николай. Бледный, с расширенными глазами, он смотрел на мать, словно видел её впервые.
— Коля, сынок, — Вера Павловна мгновенно сменила тон на жалобный, — я просто объясняла этой… твоей бывшей, что девочке пора серьёзно учиться, а не тратить время на глупости.
— Я всё слышал, мама, — тихо сказал Николай. — Про «приблудную девку» и «залетела». Это ты так всегда о Лизе думала? Все эти годы? — он перевёл взгляд на бывшую жену. — И ты молчала?
Лиза пожала плечами:
— А что бы изменилось? Ты всегда принимал её сторону.
Николай опустился на стул, обхватил голову руками.
— Господи, что я наделал… — он поднял глаза на Лизу. — Прости меня. Пожалуйста.
— Коля! — возмутилась Вера Павловна. — Ты что, извиняешься перед ней? После всего, что она сделала?
— А что она сделала, мама? — голос Николая стал жёстким. — Родила мне дочь? Заботилась о тебе, когда ты заболела? Терпела все твои выходки годами?
— Она разрушила нашу семью! Она встала между нами!
— Нет, мама. Это ты встала между нами. И я позволил тебе это сделать. — Он поднялся. — Я купил Насте новую скрипку, — обратился он к Лизе. — Она в машине. Я узнал, что случилось, когда она мне позвонила. Ехал домой и думал… Думал обо всём.
— Спасибо, — кивнула Лиза. — Она будет счастлива.
— А я? — вдруг заголосила Вера Павловна. — А как же я? Ты о матери подумал?
— Подумал, — твёрдо ответил Николай. — Завтра мы с тобой поедем в Нижний. Я выселю твоих родственников из квартиры. Сделаю там ремонт. Найму сиделку. Ты будешь жить там.
— Что?! — Вера Павловна задохнулась от возмущения. — Да как ты смеешь?! Выгнать меня, родную мать? После всего, что я для тебя сделала?
— Я не выгоняю тебя, мама. Я возвращаю тебе твой дом. И свободу. Нам всем нужна свобода.
Утром он собрал вещи матери, вызвал такси до вокзала. Лиза молча помогала, не задавая вопросов.
Вера Павловна сидела в прихожей, поджав губы, отказываясь разговаривать. Только когда такси уже ждало внизу, она вдруг расплакалась:
— Коля, сынок, не бросай меня. Я же без тебя не смогу. Я же умру там одна.
— Не умрёшь, мама, — устало ответил Николай. — Ты сильная. Ты всегда была сильной. Сильнее, чем я. А я буду приезжать раз в месяц. Буду звонить. Насчёт сиделки договорюсь.
— Денег хоть дай! — вдруг выкрикнула Вера Павловна, резко меняя тон. — Что я там буду есть на свою пенсию?
Лиза вздрогнула от этой резкой перемены. Николай помедлил, потом достал бумажник, отсчитал несколько купюр:
— Вот, на первое время. Потом я буду переводить каждый месяц.
— Мало! — возмутилась Вера Павловна. — Ты же зарабатываешь в десять раз больше! Что, жалко матери? На шлюх своих офисных небось тратишь?
Николай побледнел и убрал деньги обратно в бумажник.
— Знаешь, я тебе даже денег не дам, — Николай глядел прямо в глаза матери, не моргая. — Ни копейки.
Вера Павловна дёрнулась, будто от пощёчины. Сумка соскользнула с плеча и грохнулась на пол, из неё вывалились ключи, помада, какие-то квитанции. Она не нагнулась их подбирать.
— Коля, ты что? — Лиза вцепилась в локоть мужа. — Мы же вчера решили…
— Я решил, — отрезал Николай, высвобождая руку. — Вчера был вчера, сегодня я всё обдумал. Вера Павловна, вот ваш паспорт, — он выложил документ на тумбочку у двери. — Если вам нужны вещи, можете забрать их завтра, когда нас не будет дома. Ключи оставите у консьержа.
Семидесятилетняя Вера Павловна судорожно хватала ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба.
— Ты… ты… — она перевела взгляд на невестку. — Это ты его науськала, змея? Подговорила? Радуешься?
Лиза стояла, замерев, словно парализованная.
— Вот уж не ожидала, что ты родную мать на улицу выставишь без копейки денег, — смотрела на мужа Лиза, и в её голосе был не вопрос, а оцепенение. — Смотрела на мужа Лиза и не узнавала его.
— А я не ожидал, что она пятнадцать лет будет портить нам жизнь, — буднично ответил Николай, уже застёгивая плащ. — Ладно, мне пора. В офисе совещание.
Дверь за ним захлопнулась с таким звуком, будто выстрелили.
Вера Павловна уехала тем же днём. Лиза сама вызвала ей новое такси, сама оплатила билет на поезд. Дала пять тысяч рублей — всё, что было в кошельке.
— Не нужны мне твои подачки, — процедила свекровь, но деньги взяла. — Думаешь, теперь заживёте счастливо? Как бы не так. Коля не простит тебе этого. Никогда не простит.
— Чего не простит? — устало спросила Лиза. — Того, что я молчала пятнадцать лет? Или того, что наконец заговорила?
— Того, что настроила его против родной матери. Запомни мои слова, — Вера Павловна понизила голос до шёпота, — он возненавидит тебя. Он уже ненавидит. Просто ещё не понял этого.
Лиза промолчала. Проводила свекровь до такси, помогла сесть, захлопнула дверь. Смотрела, как машина уезжает, и чувствовала странную пустоту внутри. Ни облегчения, ни радости, ни даже злорадства — ничего.
Вечером Николай не вернулся домой. Позвонил, сказал, что останется в офисе — много работы, дедлайн. Лиза кивнула в трубку, хотя он не мог этого видеть.
На следующий день повторилось то же самое. И на третий.
На четвёртый день он приехал поздно ночью, когда Лиза уже спала. Лёг на диван в гостиной, даже не разбирая его — так и заснул в одежде.
Утром, когда Лиза готовила завтрак, он вошёл на кухню и сел напротив, глядя на неё покрасневшими глазами.
— Я звонил в Нижний, — сказал он, не здороваясь. — Мама доехала нормально. Сиделка приступит завтра.
— Хорошо, — кивнула Лиза, ставя перед ним чашку кофе.
— Я переведу ей деньги, — он смотрел в сторону. — Пятнадцать тысяч. Ежемесячно. Этого должно хватить.
— Хорошо, — снова кивнула Лиза.
Они молчали несколько минут. Потом Николай резко поднялся:
— Мне нужно ехать. Проект горит.
— Конечно.
Он задержался в дверях:
— Лиз, я… Спасибо, что была с ней всё это время.
Лиза промолчала. Николай ушёл.
Так продолжалось неделю, две, месяц. Он приезжал поздно, уезжал рано. Иногда ночевал в офисе. Разговаривал только о бытовых вещах — счета, покупки, ремонт крана. С Настей общался через силу, неловко, будто с чужим человеком.
Лиза понимала — словно что-то сломалось в нём в тот день. Когда он наконец увидел мать такой, какая она есть. Когда понял, сколько лет потеряно. Когда осознал, что мог быть счастлив, но упустил свой шанс.
В субботу, когда Насти не было дома — она уехала на конкурс в другой город — Лиза решилась на разговор.
— Нам нужно что-то решать, — сказала она, входя в комнату, где Николай работал за ноутбуком. — Так не может продолжаться.
Он поднял на неё усталые глаза:
— О чём ты?
— О нас. О том, как мы живём последний месяц. Ты избегаешь меня. Избегаешь Настю. Мы как чужие.
— А мы и есть чужие, Лиз, — он закрыл ноутбук. — Мы давно развелись, помнишь?
— Помню. Но мы всё ещё живём вместе. И Настя…
— Настя скоро вырастет и уедет учиться, — перебил Николай. — А мы… Что мы? Бывшие супруги, которые вынуждены сосуществовать под одной крышей. Разве не так?
— Так, — тихо согласилась Лиза. — Но я думала… После того, что случилось с твоей матерью… Может, мы могли бы…
— Что? — он смотрел на неё в упор. — Начать всё сначала? Сделать вид, что не было этих пятнадцати лет? Забыть всё?
— Нет, конечно, нет, — Лиза покачала головой. — Просто попробовать… не знаю… быть добрее друг к другу?
Николай горько усмехнулся:
— Знаешь, что самое страшное, Лиз? Я ненавижу себя. За то, что поверил матери. За то, что позволил ей встать между нами. За то, что потерял столько лет. И каждый раз, когда я смотрю на тебя, я вижу своё отражение — трусливого, слабого человека, который не смог защитить собственную семью.
— Коля…
— Нет, дай договорить. Я благодарен тебе. За то, что заботилась о матери. За то, что воспитала Настю такой замечательной девочкой. За то, что не сломалась. Но я не могу… не могу просто взять и перевернуть страницу. Не могу делать вид, что всё хорошо. Потому что ничего не хорошо, Лиз. Ничего.
Он встал, подошёл к окну.
— Я нашёл квартиру, — сказал, не оборачиваясь. — Недалеко отсюда. Перееду на следующей неделе. Эта останется вам с Настей. Я буду платить за неё ещё три года, пока она не закончит школу. Потом — как решите.
— Ты уходишь? — Лиза почувствовала, как внутри что-то оборвалось. — Почему?
— Потому что так будет лучше для всех, — он повернулся к ней. — Особенно для тебя.
— Это ты так решил?
— Да, я. Мне кажется, ты заслуживаешь шанса на нормальную жизнь. Без меня. Без моей матери. Без всего этого… прошлого.
Лиза смотрела на него долго, пристально, словно пыталась запомнить каждую черту.
— Знаешь, — наконец произнесла она, — все эти годы я ждала, что ты прозреешь. Увидишь, что происходит. Поймёшь, как твоя мать манипулирует тобой. И вот ты прозрел. Но слишком поздно, да?
Николай кивнул:
— Слишком поздно.
Он переехал через неделю, как и обещал. Забрал только личные вещи и рабочий компьютер. Всё остальное оставил им.
Настя плакала, не понимая, почему отец уходит именно сейчас, когда бабушки больше нет рядом, когда они наконец могли бы стать настоящей семьёй.
— Папа тебя любит, — объясняла Лиза. — Просто ему нужно время. Он очень запутался.
— Он не вернётся, да? — Настя смотрела на мать слишком взрослыми глазами.
— Нет, милая. Не вернётся.
Николай регулярно звонил дочери, приезжал на её выступления, водил в кафе по выходным. С Лизой общался вежливо, отстранённо, только по делу. Платил за квартиру, как обещал. Иногда присылал дополнительные деньги — на новое платье для Насти, на ремонт протекшей крыши, на поездку в музыкальный лагерь.
Через полгода Лиза случайно встретила его в торговом центре — с молодой светловолосой женщиной и маленьким мальчиком лет трёх. Они не заметили её, а она долго стояла, наблюдая, как Николай подбрасывает ребёнка, как улыбается женщине, как обнимает её за плечи.
Дома Лиза разрыдалась — впервые за много лет. Плакала долго, навзрыд, выплёскивая всю боль, все надежды, все несбывшиеся мечты.
А потом успокоилась, умылась холодной водой и позвонила давнему знакомому — владельцу большого ателье в центре города, который не раз предлагал ей работу.
— Марк, здравствуйте. Это Лиза. Помните, вы говорили о вакансии дизайнера? Предложение ещё в силе?
Предложение было в силе. И спустя два месяца Лиза уже работала в просторном светлом офисе, придумывая эскизы для новой коллекции. Настя заканчивала музыкальную школу и готовилась к поступлению в консерваторию. Вера Павловна изредка звонила внучке, но с Лизой не разговаривала.
А Николай… Николай зажил своей жизнью. С новой семьёй, с маленьким сыном, о котором всегда мечтал. Иногда, глядя на этого мальчика, так похожего на него, он думал о том, что могло бы быть, если бы пятнадцать лет назад он нашёл в себе силы противостоять матери. Если бы поверил Лизе, а не своим страхам. Если бы был смелее, решительнее, увереннее.
Но прошлого не вернуть. Можно только принять его и жить дальше. Что они и делали — каждый по-своему, каждый в своём направлении. Без сожалений, без обид, без иллюзий. И без всякой надежды когда-нибудь вернуться туда, где всё пошло не так.
