Свидетель у постели: иначе не признают
– Да как же я за него замуж-то пойду, матушка? Мне же всего десять лет! Я и не знаю, что с мужем делать, а если что не так будет? Если он меня прогонит?!
Так говорила 2 мая 1641 года малолетняя принцесса Мария Генриетта, старшая из дочерей короля английского и шотландского Карла I и супруги его Генриетты Стюарт, пересекая широкий зал Уайтхоллского дворца. Королева головы к дочери не повернула, она продолжала идти, словно плывя над полом.
– Вам следует быть умнее, милочка, – сказала она строго. – Как вы сами сказали, вам уже целых десять лет! Жениху вашему Вильгельму уже шестнадцать, и я уверена, что он прекрасно знает, для чего нужна жена. Вам просто следует быть покорной и немного нежной со своим мужем.
– Что значит «быть нежной»? – начиная всхлипывать, спросила принцесса.
Ей было страшновато.
– Я расскажу вам об этом позже, сегодня вам это не пригодится. Как вы правильно заметили, вам всего десять, и быть полноценной женой Вильгельму Оранскому вы не сможете. Но этого и не требуется.
– А что требуется?
Королева остановилась, так резко, что семенящая позади фрейлина едва не врезалась ей в спину, а резвая принцесса успела пробежать еще несколько шагов вперед. Впрочем, сразу же вернулась.
– Матушка, мне придется уехать из милой Англии?!
– Разумеется, милочка, но это произойдет не раньше, чем через два года. Сегодня вы станете женой принца Вильгельма Оранского, желаете вы того или нет, но вы останетесь с нами, покуда из девочки не превратитесь в настоящую женщину.
– А как я узнаю, что я стала женщиной? А если я этого не замечу?
– Поверьте, дитя мое, вы это заметите. И в тот же момент об этом узнают все. И только тогда вы отправитесь в Нидерланды к своему супругу, чтобы стать ему полноценной, любящей и нежной женой.
– Но вы сказали, матушка, что это произойдет только через два года! А что же будет сейчас?
– А сейчас у вас с принцем свадьба, дочь моя! К сожалению, я не смогу быть с вами, я католичка, а церемония будет проходить по протестантскому обычаю, но я буду наблюдать за ней из галереи.
Король, ваш отец, собственноручно передаст вас мужу вашему, принцу Вильгельму Оранскому, и вы будете возлежать с ним не менее получаса, чтобы все могли засвидетельствовать, что акт бракосочетания состоялся.
Сказав это, королева резко развернулась и быстро направилась дальше через огромный зал Уайтхоллского дворца. Принцесса Мария Генриетта кинулась за ней следом.
– Маменька! – крикнула она. – Я вас не поняла! Объясните мне, что значит «возлежать»?! Прямо на постелях?!
– Да, прямо на постелях, дочь моя, как это делает жена со своим мужем!
– А что я должна буду делать? Мне страшно, матушка, я боюсь все испортить!
– Не бойтесь милочка, вы ничего не испортите, потому что вам ничего не придется делать. Вашей задачей будет просто лежать, как вы делаете это каждую ночь. Муж ваш будет возлежать рядом с вами. Вам обоим нужно будет просто немного подождать.
Но запомните милочка: когда он коснется своей рукой вашей руки, вы ни в коем случае не должны ее одергивать! Те, кто будет присутствовать при этом, должны будут засвидетельствовать: муж касался жены своей, и отныне никто не может сказать, что брак этот не является законным!
Королева была абсолютно права. Бракосочетания королевских особ не были просто браком, в привычном понимании этого слова. Если от брака зависят судьбы государств и целых народов, если брак решает быть или не быть войне, или же он определяет последующее развитие государства на ближайшие годы, десятилетия или даже века – это уже не просто брак. Это – политика!
А государям надлежит быть очень разборчивыми в вопросах политики. Тем более, если у самого тебя дела идут не очень хорошо.
У Карла I Стюарта дела шли не очень хорошо, политическая ситуация в стране день ото дня накалялась все более. Престол, веками казавшийся незыблемым, вдруг начал превращаться в неустойчивое, шаткое кресло, готовое вот-вот рухнуть под своим хозяином.
Те, кто знаком с историей Англии или хотя бы читал «Двадцать лет спустя» Александра Дюма, знают, как закончил свой жизненный путь Карл I. Раздоры и кровопролитная гражданская война привели к пленению, скорому суду и эшафоту.
Это уже потом британцы опешили от того, что натворили, и даже голову королю пришили обратно к телу, чтобы предать его земле с достоинством (какие добренькие ребята они, однако), а пока им просто хотелось крови.
Но все это случилось только через восемь лет. Что бы там ни утверждал великий Дюма, но современные источники, которые я смогла изучить, говорят, что последние слова короля были о том, что отныне он уходит в мир, где нет никаких волнений и беспорядков. Король как будто подготовил себя к вечному покою.
Но пока что мир вокруг него был наполнен именно беспокойством и волнениями. Англия была полна проблем, решать которые следовало незамедлительно. И одним из способов решения проблем Карл избрал брак своей старшей дочери.
Я хочу заметить, что тот факт, что она была еще ребенком, его нисколько не смущал, он выставлял на продажу не просто дочь, он выставлял на продажу кровь английских королей, которая возраста не имеет.
Сделать правильный выбор оказалось не так-то просто.
Еще год назад, когда по Европе пошли слухи, что английский король ищет для своей дочери подходящую партию, из Нидерландов пришло предложение. В качестве жениха принцессы предлагался пятнадцатилетний принц Вильгельм Оранский.
На тот момент эта партия показалась королю не очень выгодной, ведь сам он желал породниться с испанским королем Филиппом IV и поэтому Нидерландам ответил отказом.
Король испанский не имел ничего против, чтобы его сын взял в жены английскую принцессу, но, по его условиям, принцесса должна была стать католичкой. Хочу отметить, что Испания в те времена была оплотом католичества, и о том, чтобы супруга наследного принца была протестанткой, не могло быть и речи.
Карл был вынужден отказаться, ссылаясь на то, что Мария Генриетта менять веру не желает. Но мне кажется, что дело тут было даже не во мнении малолетней девочки. Незадолго до этих событий Карл I узнал, что королева, которая была католичкой, пытается обратить в свою веру и Марию Генриетту, приставив к ней молодую особу-католичку, которая должна была тайными методами склонить принцессу в католицизм.
Карл тогда рьяно воспротивился этому, и если бы он теперь стал принуждать свою дочь поменять веру ради брака с испанским принцем, то сам Карл в этом случае выглядел бы не очень выигрышно. На мой взгляд – это совсем не по-королевски.
Как бы то ни было, а брак с испанской короной был расстроен, и Карл был вынужден снова обратить свой взор к Нидерландам. И за несколько месяцев до описываемых событий договоренность была достигнута.
Брачный договор предусматривал выплату полутора тысяч ливров ежегодно на личные нужды принцессы, вплоть до достижения ей двенадцатилетнего возраста. А если же Вильгельм имел бы неосторожность скончаться раньше времени (брачные договоры – они такие, предусматривают все), то Мария Генриетта получала бы десятитысячное ежегодное содержание и заранее оговоренную недвижимость.
Это что касается финансовой стороны вопроса, вопрос вероисповедания тоже затрагивался: принцессе (и ее фрейлинам в том числе) позволялось исповедовать ту религию, которой они придерживались.
А что же касается политической стороны дела… Нидерланды были морской державой, они и жили-то наполовину на воде, и флот Нидерландов был одним из лучших в мире. В случае необходимости Карл мог рассчитывать на его поддержку. А поддержка одного из лучших флотов в мире – неплохой козырь, иметь который у себя в рукаве не помешает любому королю.
Впрочем, Карлу в итоге это никак не помогло, да и речь в нашей истории идет совсем не об этом. Вернемся к Марии Генриетте, маленькой принцессе…
Принцесса вся тряслась – не только от волнения, но и от холода, который веками властвовал в этих покоях.
Происходящее не казалось ей чем-то постыдным или неправильным, она понимала, что все это необходимо не просто ее отцу, это требуется короне.
Этот ритуал пропускал ее в новый мир, мир взрослых людей, которые могли начинать и заканчивать войны, казнить и миловать, принимать новые законы и отменять старые. И сегодня она делала свой первый шаг в этот мир.
Она лежала на белоснежных простынях, вытянув руки вдоль туловища, и видела, как двери отворились, и в покои в сопровождении немногочисленной свиты вошел Вильгельм Оранский, который отныне был ее мужем. Мария Генриетта и сама не знала, нравится ли он ей, как мужчина или нет, ей было всего десять лет, и любой человек старше этого возраста казался ей очень взрослым и недостижимым.
Но она понимала, что отныне она всецело принадлежит ему, и не только по законам человеческим, но и перед лицом господа. И ей было очень интересно – какой он, этот человек? Что он любит есть на ужин, в какие игры играет, часто ли он злится? А если разозлится все-таки, то будет ли ломать ее любимые игрушки?
Подойдя к кровати, Вильгельм остановился и движением плеч скинул с себя накидку, сразу оставшись в одном исподнем.
Принцесса смотрела на него с любопытством. При этом она пошевелила пальчиками на обеих ногах, чтобы ступни не мерзли. Принц заметил это и едва заметно улыбнулся. Принцесса не замедлила тоже улыбнуться ему.
Волнение вдруг улеглось, и даже так холодно уже не было. Принц медленно лег на простыни рядом с принцессой и тоже вытянул руки вдоль туловища. По покоям прошел щепоток.
– Здесь холодно, – очень тихо сказала Мария Генриетта одними губами. – Могли бы накрыть нас одеялом…
– Нельзя, – также одними губами ответил Вильгельм Оранский. – Придется терпеть.
Принцессе казалось, что время в этих покоях замедлилось, а может, остановилось вовсе, а они все лежали, и лежали, и лежали…
Вдруг принцесса почувствовала, как принц двинул руку и прикоснулся к ней локтем. Она с любопытством покосилась в его сторону. Лицо у принца было сосредоточенным. Он вслепую нащупал ее холодные пальчики и сжал своей рукой, удивительно теплой.
По покоям немедленно прокатился вздох, послышался громкий шепот. Все, кто здесь присутствовал, стали свидетелями: муж касался жены своей.
Брак был узаконен.
– Муж мой… – тихо сказала Мария Генриетта, повернув голову к Вильгельму. Ей было просто интересно, что она почувствует, когда услышит эти слова.
Ничего особенного – слова, как слова. Может быть потом, позже, когда она подрастет, что-то и изменится, а пока…
– Жена моя… – отозвался Вильгельм Оранский и тоже повернул к принцессе голову.
Подобные ритуалы «возлежания» не были редкостью при европейских дворах. И устраивались они для того, чтобы избежать всякого рода юридических и политических претензий. Отсутствие «телесных» отношений между женой и мужем являлись для церкви основанием для признания брака недействительным. Со всеми вытекающими последствиями: разрывом договоров, отказом в военной помощи и т .д.
И потому между монархами возникла такая договоренность: «возлежание» в присутствии свидетелей отныне считается «телесным отношением». Неважно, что жене всего десять лет и исполнять супружеские обязанности она не в состоянии, важно лишь то, что она была в одной постели со своим мужем, а значит, перед людьми и богом является его законной супругой.
Пример с принцессой Марией Генриеттой еще достаточно «мягок», и особых вопросов у современного человека не вызовет.
Мол, ну надо так надо, дело-то государственное.
Однако бывали случаи и посложнее.
Так, за полторы сотни лет до рождения Марии Генриетты, другая особа королевских кровей, Мария Тюдор, сестра Генриха VIII, до отъезда из Англии и вовсе не видела мужа своего – короля французского Людовика XII – даже на «возлежании». И на церемонии ложе ей пришлось делить с французским послом!
Закон есть закон – брак был засвидетельствован. Добра от этого, впрочем, для Людовика вышло немного, через три месяца он благополучно скончался от подагры, но злые языки распускали слухи, что случилось это «от излишнего усердия при попытке зачать наследника».
Но, тем не менее, обряд «возлежания» исправно работал и периодически был востребован!
