Возраст Элизы был вполне подходящим — 13 лет. Журналист Уильям обрадованно потер руки и улыбнулся матери девочки, — спившейся, одутловатой жене трубочиста.
«Итак, мадам, держите ваш гонорар», — сказал он, протягивая женщине пять фунтов стерлингов.
Та схватила деньги дрожащей рукой, тут же спрятала их в карман испачканного углем передника.
«Забирайте ее, мистер, — услужливо сказала она. — Девочка хорошая, послушная, покладистая. Что прикажет джентльмен, то и сделает».
Закончив свое воркование, мадам Армстронг крикнула неприятным голосом, похожим на карканье вороны:
«Элиза, иди сюда!».
В комнату вошла девочка — худенькая, бледная с большими испуганными глазами. Сердце Уильяма сжалось от жалости к этому несчастному ребенку. Но он был обязан завершить эксперимент…
В Англии XIX столетия так называемый возраст согласия равнялся двенадцати годам. В условиях резкого роста населения городов, разгула преступности, обнищания целых слоев населения и падения и без того невысокого уровня общественной нравственности, это привело к чудовищным последствиям.
Крупные города превратились в злачные места, невероятно опасные для женщин, не говоря уж о девочках-подростках. Лондон, и вовсе, стал настоящим Вавилоном, куда съезжались беспутники со всего мира.
Формирующееся феминистическое движение пыталось бороться за права детей и женщин, однако у закона о возрасте были слишком влиятельные лоббисты в парламенте. Тем не менее, активисткам движения Жозефины Батлер «Общественная чистота» удалось добиться отмены так называемого «Закона об инфекционных заболеваниях».
На практике это постановление британского парламента вылилось в кампанию по проверке женщин на «дурные болезни» прямо на улицах. Выглядело это, мягко говоря, не цивилизованно.
Феминистки первыми обратили внимание на то разрушительное действие, которое оказывает на общество закон о возрасте. Британские девочки-подростки оказались под постоянной и страшной угрозой. В Лондоне и других крупных городах сформировалась целая индустрия по заманиванию, похищению и последующей продажи юных англичанок в европейские «дома под красным фонарем».
В эту индустрию были вовлечены не только представители криминала, но и вполне добропорядочные граждане: учителя, опекуны, директора частных пансионов и даже … родители девочек.
В 1875 году проблемой заинтересовался блестящий репортер, пионер жанра интервью в мировой журналистике, главный редактор газеты «Северное эхо Дарлингтона» Уильям Томас Стед. В отличие от своих коллег, идущих на поводу у новостей, Стед стремился находиться в центре событий, проверять все «на своей шкуре» и самому являться героем собственного репортажа.
Отличным примером стедовской журналистики стало знаменитое дело Элизы Армстронг, прогремевшее в 1875 году на всю Англию.
Стед решил непосредственно продемонстрировать стране масштаб проблемы. Для этого журналист связался с некой Ребеккой Джаррет, которая ранее содержала «веселый дом» в одном из злачных районов Лондона, но затем смогла сойти с дурной дорожки. Уильям попросил Ребекку сыграть саму себя в прошлом, на что та согласилась за определенную денежную сумму. Стед выступил в роли покупателя.
Джарретт помогла найти Уильяму неблагополучную семью Армстронг. Глава семейства был трубочистом, его жена продавала рыбу на улице. Оба супруга немилосердно выпивали. Как водится, семья являлась многодетной. Одной из дочерей Армстронгов была тринадцатилетняя Элиза.
Стед в присутствии Ребекки Джаррет предложил матери Элизы продать ему свою дочь за пять фунтов стерлингов. К удивлению журналиста, женщина с радостью согласилась. Уильям не говорил напрямую, что именно ждет Элизу, однако, мать прекрасно все понимала, хотя и делала вид, будто верит — дочку забирают в служанки.
Забрав Элизу у Армстронгов, Стед повез ее на медицинское освидетельствование к подпольной акушерке Луизе Мурез. Мурез дала девочке понюхать хлороформ, после чего провела проверку. Пока девочка не проснулась, Стед перевез ее в «заведение» мадам Ребекки Джаррет.
Вскоре журналист пришел в дом Джаррет под видом «покупателя». Элоиза все еще находилась в бессознательном состоянии. Когда Стед вошел в комнату, она очнулась и закричала от испуга. Репортер тут же вышел.
Завершив таким образом свое «журналистское расследование», Уильям сел за написание статьи. Вскоре обширный материал под названием «Жертвоприношение девы в современном Вавилоне» был готов. Элиза Армстронг была названа в статье «Лили», Стед также фигурировал под вымышленным именем.
Статья вызвала эффект разорвавшейся бомбы. Викторианское общество было потрясено до основания. Журналист, которому невозможно отказать в невероятном публицистическом таланте, с потрясающей силой показал современный Вавилон, в котором совершенно беззащитными оказались те, за кем должно быть будущее человечества, — дети.
Используя отсылки к мифологии, Стед показал своим соотечественникам всю ту бездну, куда провалилось английское общество. С особой яростью Уильям обрушился на родителей Элизы, но, при этом, он признавал, что Армстронгов такими сделала нищета.
По викторианской морали, которой было свойственно во всем винить женщин, а не мужчин, был нанесен жестокий удар.
В конце статьи Стед призвал немедленно принять поправки к уголовному законодательству, повысив возраст с тринадцати до шестнадцати лет.
Популярность статьи была феноменальной: номер газеты уходил в 12 раз дороже, чем обычно. В Лондоне прошли массовые акции протеста, активными участницами которых были женщины.
Правительство и Парламент, опасаясь беспорядков, в экстренном режиме приняли соответствующие поправки в уголовный кодекс и в Акт о преступлениях против личности. Возраст был увеличен до 16 лет, для опекунов, родителей и других взрослых были установлены новые меры ответственности за преступления против детей.
В этом смысле Стед совершил невероятное деяние, важность которого невозможно переоценить. Однако, вскоре он поплатился за свой поступок.
Отец Элизы, который, кстати сказать, не принимал никакого участия в «продаже», прочитал статью в газете, а затем узнал от своей супруги о том, что «Лили» — это его дочь. Трубочист не увидел в поведении Стеда ничего героического, и потребовал призвать его к ответу за похищение.
Миссис Армстронг, между тем, заявила: она была уверена, что Элиза будет трудиться горничной у некоего пожилого джентльмена.
Тут же стало понятно, что журналистский эксперимент, затеянный Стедом, весьма сомнителен с точки зрения закона. Уильям не спросил разрешения у отца, не получил письменного подтверждения оплаты от матери Элизы.
Вскоре Уильям Стед, Ребекка Джаррет и акушерка Луиза Мурез были арестованы. В ходе судебного заседания журналист признал, что совершил ошибки в ходе расследования, но сам его эксперимент в основе имел исключительно благую цель.
В результате Стед получил три месяца заключения, Джаррет и Мурез отправились за решетку на шесть месяцев. Журналист воспринял пребывание в тюрьме, как своего рода «творческий отпуск». С Уильямом прекрасно обращались, достойно кормили. Женщинам повезло гораздо меньше. Так, Луиза Мурез скончалась в заключении.
После освобождения Стед продолжил заниматься журналистикой, написал еще немало ярких репортажей, которые вновь потрясли английское общество и способствовали переменам к лучшему.
В 1912 году Стед допустил главную ошибку в своей жизни — в качестве пассажира первого класса он отправился в США на «Титанике». Журналист должен был принять участие в конгрессе в Карнеги Холле по личному приглашению американского президента Уильяма Говарда Тафта.
Согласно свидетельствам выживших в катастрофе, 62-летний Стед помогал сажать детей и женщин в спасательные шлюпки. Когда осталась последняя шлюпка, журналист ушел в курительный салон «Титаника» и, сев в кресло, принялся читать книгу.
Курительный салон располагался между третьей и четвертой трубами корабля — и именно там образовался гигантский разлом. Атлантика стала саваном для Уильяма Стеда: его тело так и не было найдено.
А что же Элиза? После поднявшегося в прессе шума на девочку обратила внимание Армия спасения. Вскоре ей была найдена приемная семья во Франции. Юная мисс Армстронг отправилась в Париж, где, по некоторым сведениям, закончила специальную школу для домашней прислуги и стала работать в хорошей семье.
О журналисте Стеде и своих родителях Элиза предпочитала не говорить…
