Хруст бумаги в руках звучал как похоронный марш. Этот чертов клочок, завещание, превратился в удавку, сжимающую мое горло. Я смотрел на Костяна, брата моего, и не верил своим глазам.
– Ты знал? – прохрипел я, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
Костян ухмыльнулся, отмахнувшись, будто от назойливой мухи.
– Ну, это их решение, Борь, чего ты?
«Чего я?!» Да меня будто окатили ведром ледяной воды! Внутри все кипело.
– Ах, их решение! А кто бегал по нотариусам, Костян? Кто там мамочку с папочкой «консультировал»? Я пахал как проклятый на двух работах, чтобы они по санаториям катались, а ты, выходит, советы им давал и выпрашивал все для себя!
– Борь, ну чего ты заводишься? Мы же семья, – Костян попытался примирительно положить мне руку на плечо. Я отдернулся как от проказы.
Семья… Вспомнилось, как я, со сломанной ногой, тащил этого балбеса из леса в травмпункт. Он с дерева сиганул неудачно, видите ли. «Ты старший, Боря, ты должен помогать брату». Тогда должен был. А сейчас что? Сейчас я просто старый хрыч, который больше не нужен?
Я нашел это проклятое завещание случайно. Лежало это «сокровище» в ящике с салфетками, прямо под открыткой: «С днем рождения, мой любимый сыночек!». Черным по белому: вся хата, дача, сбережения, машина – Константину Алексеевичу. Про меня – ни слова. Как будто меня и не было.
Неделю ждал звонка. Хоть кто-нибудь, ну хоть мама должна была позвонить и сказать, что это ошибка, бред, что они меня любят. Но тишина. Звенящая, давящая тишина.
Не выдержал. Набрал мамин номер.
– Мам, привет. А чего это ты не звонишь?
– Борь, а ты сам то чего не звонишь?
Сарказм плескался в голосе, как яд.
– Так теперь Костяну надо звонить. Он же хозяин теперь. А я что? Банкомат с функцией доставки лекарств?
Молчание. Тяжелое, признающее.
– Ну, мы просто хотели, чтобы у Костика свое жилье было. Ты же самостоятельный.
Самостоятельный! Да я на них, блин, последние штаны снимал! Свет, газ, лекарства… Кто отцу скорую вызывал, когда у него давление скакало?
– Ты же всегда говорил, что делаешь это от чистого сердца, – пролепетала мама.
Сердце… Мое сердце они добровольно отдали на растерзание.
– Больше не буду платить ни за что! Пусть твой Костик оплачивает ваши счета! Я ухожу!
– Боря, мы же все потеряем!
– А мне какое дело до этого? Я уже потерял себя, мам!
Неделя, две, три – они названивали. Сначала мама, потом отец, потом и Костян подключился.
– Борь, ну не веди себя как ребенок из-за какой-то бумажки!
– Это не бумажка, Костян. Это приговор. И подписали его вы.
Я перестал возить им продукты, оплачивать лекарства. Перестал быть сыном. А может, я им никогда и не был.
Родители выставили свою боль в соцсетях. Старший сын предал их! Вспомнил, как мама плакала от счастья, когда Костян ей дешевенькую иконку купил, и как сухо поблагодарила меня за оплату МРТ. Тогда я и решился.
Суббота. Утро. Я в халате, пью кофе. Звонок в дверь. На пороге родители. Отец в телогрейке, мать в пальто, которое я ей когда-то купил. Держатся за руки, как на похоронах.
Я вышел на площадку, не пуская их в квартиру.
– Боря, ну что ты как чужой… – начала мать жалобным голосом.
– Говорите здесь.
– Как это так? Мы твои родители! – возмутился отец.
– Вы мне больше не родители. Вы – бывшие.
– Это просто завещание, Боря! Это не значит, что мы тебя не любим!
– Это значит, что вы выбрали между сыном и удобством.
Мать заплакала.
– У Костика проблемы! Алименты, съемная квартира… А ты всегда был сильным.
Когда они интересовались, как я себя чувствую? Или только смотрели, хватит ли у меня денег на их таблетки?
– Мы не хотели тебя обидеть… – прошептала мать.
– Вы думали, что я буду до пенсии платить ваши счета, а потом просто исчезну!
– Мы надеялись, что ты поймешь…
– Я понял. А теперь вы должны понять, что я больше не ваш сын. Костян – ваш единственный сын.
Я развернулся и ушел. Не обернулся, когда мать присела на ступеньку и показушно заголосила
Костян позвонил через день.
– Борь, ну не бросай ты их!
– Ты им продукты уже купил?
– У меня долги…
– Ах да! Завещание-то пока твои долги не покрывает. Только квартира, сбережения и дача.
– Они думали, ты не обидишься… Им казалось…
– Им казалось, что я не человек.
Костян замолчал.
– Теперь ты в ответе. Я ушел. Я сделал все, что мог.
– Это подло! Семью нельзя бросать!
– Ты бросал её каждый день, когда я возил их в поликлинику и платил их долги, а ты был свободен! – Я сбросил звонок.
На следующий день я написал пост в соцсетях. Рассказал все, как есть. Что родители оставили все младшему сыну. Что теперь не нужно мне звонить, когда у них отключают свет, плакать, что у них нет еды, и говорить, что я предал. Что был предан двадцать лет. Что теперь ухожу. Что я не банкомат, не страховка, а человек.
Пост разлетелся как вирус. Комментарии – разные. Кто-то поддерживал, кто-то осуждал. Я блокировал всех, кто пытался меня упрекнуть.
Я поменял номер телефона, переехал в другой район, начал встречаться с Наташкой, с которой познакомился на утренней пробежке.
– А родители? – спросила она однажды.
– Умерли, – ответил я. Те, что были, действительно умерли. А новых я не искал.
Я не жалею ни о чем. Иногда любовь – это не «терпи», а «уходи». Если тебя вычеркнули из завещания, не бойся вычеркнуть их из сердца. Там, где предательство, нет родства. Там, где молчание в ответ на боль, нет любви. Я понял, что семья – это не те, кто родил тебя, а те, кто не продал бы тебя за квадратные метры и дачный участок…
