«Она ж брюхата!», — крикнули в толпе. Юная красавица в великолепном платье прикрыла животик. Слёзы бежали по ее прекрасным щекам.
«Ничего, что брюхатая, сечь-то по другому месту! — пьяно проорал какой-то зевака. Толпа поддержала одобрительным гулом.
И никому не было дела до того, что на их глазах происходило нарушение приказа самой императрицы, повелевшей высечь Софию лишь после того, как она родит.
Родилась София Одоевская в 1724 году в семье «птенца гнезда Петрова», управляющего Оружейной палатой, князя Василия Юрьевича Одоевского да супруги его, Марии Алексеевны, в девичестве Лыковой-Оболенской.
Родители новорожденной были уже людьми немолодыми — что Василию Юрьевичу, что Марии Алексеевне стукнуло по 52 года. Рождение дочери они сочли Божьим чудом, даром небес. У супружеской четы был только старший сын Иван, рожденный в 1710 году, и в «божьем даре», очаровательной малютке «Сопочке» (так называла девочку мать), родители души не чаяли.
«Сопочка» принадлежала к старинному и знатному боярскому роду, в ее жилах текла кровь Рюриковичей. Однако в петровские времена происхождение уже не играло такой роли, как в прежние годы. Гораздо важнее было то, что отец Софии в 10-летнем возрасте был комнатным стольником своего ровесника, царя Петра I.
Мать Софии с юности считалась мастерицей по чесанию пяток венценосным особам: Мария Алексеевна еще совсем девочкой чесала пятки и царевне Софье Алексеевне, и царице Прасковье Федоровне.
С воцарением в 1730 году Анны Иоанновны, княгиню Марию Алексеевну нередко приглашали во дворец чесать пятки императрице.
В 1739 году Софии Одоевской исполнилось 15 лет, и она превратилась в настоящую красавицу. Престарелые родители, стремившиеся поскорее выдать дочь замуж, стали вывозить юную княжну в свет.
При правлении Анны Иоанновны семейство Одоевских чувствовало себя прекрасно, но в настоящей фаворе они оказались в 1740-41 годах, во время краткосрочного номинального царствования императора-младенца Ивана VI Антоновича при регентстве его матери Анны Леопольдовны.
София, еще будучи фрейлиной Анны Иоанновны, стала подругой принцессы Анны Леопольдовны. Придя к власти, правительница-регент не забыла княжну Одоевскую. Ее брат, князь Иван Васильевич Одоевский, был назначен президентом Вотчинной коллегии, а немного позднее произведен в действительные статские советники.
17-летней Софии императрица подыскала жениха — 30-летнего красавца-камергера барона Карла-Густава фон Лилиенфельда, происходившего из обрусевших шведских дворян.
Летом 1741 года при дворе Анны Леопольдовны состоялась роскошная свадьба Софии и Карла-Густава. Княжна Одоевская стала баронессой фон Лилиенфельд, и под этим именем ей и суждено было войти в историю.
Брак оказался счастливым. Барон обожал свою веселую и красивую супругу. София, в свою очередь, души не чаяла в своем благородном и добросердечном муже.
Анна Леопольдовна всячески выделяла супружескую чету Лилиенфельдов, одаривала барона и баронессу своими милостями.
Ближайшей подругой Софии при дворе стала 42-летняя статс-дама Анны Леопольдовны, знаменитая красавица Наталья Лопухина. Софию при дворе прозвали «хвостиком» Лопухиной, потому что юная баронесса повсюду сопровождала Наталью, восхищенно внимала каждому ее слову.
В декабре 1741 года в империи произошел очередной дворцовый переворот: «дщерь Петрова» Елизавета свергла императора-младенца и его мать-регентшу. «Брауншвейгское семейство» и их приближенные подверглись репрессиям.
Фаворит и главный советник Анны Леопольдовны, гофмаршал Рейнгольд фон Левенвольде, был сослан в Соликамск.
Ни для кого при дворе не было секретом, что, помимо Анны Леопольдовны, фон Левенвольде был постоянным гостем опочивальни и другой известной дамы — Натальи Лопухиной.
Наталью императрица недолюбливала за красоту и успешность в амурных делах. Тем не менее, Елизавета оставила за Лопухиной звание статс-дамы, и до поры до времени ее не преследовала.
Настоящая опала настигла Лопухину и ее окружение, в которое входила и бедная София Лилиенфельд, в июле 1743 года, когда было раскрыто так называемое «Лопухинское дело», известное также под названием «Бабий заговор».
В центре заговора находились Наталья Лопухина, ее супруг Степан Лопухин, сын Иван и ближайшая подруга графиня Анна Бестужева, которые, как сказано в материалах дела, «по доброжелательству к принцессе Анне и по дружбе с бывшим обер-маршалом Левенвольдом, составили… замысел…».
Имя Софии Лилиенфельд прозвучало во время следствия лишь однажды, в ходе допроса «с пытанием» Степана Васильевича Лопухина:
«Арестованный Лопухин заявил, что слышал разговоры своей жены с графиней Анною Бестужевой и баронессой Софией Лилиенфельд о том, что принцесса Анна Леопольдовна была к ним милостива, и было бы лучше, если б она была у власти».
Этого оказалось достаточно для ареста 19-летней баронессы, которая, к тому же, ждала ребенка. Арестовали заодно и супруга Софии, камергера Карла-Густава.
Рассмотрение «Лопухинского дела» проходило в Сенате. Приговор был жестоким: Наталье, Степану, Ивану Лопухиным, а таже Анне Бестужевой вырезать языки, а затем их колесовать. Баронессу Софию и других участников заговора ждало не менее суровое наказание:
«Лиц, слышавших и не доносивших — Машкова, Зыбина, князя Путятина и жену камергера Софию Лилиенфельд — казнить отсечением головы».
Несколько недель знатные дамы готовились к смерти, но затем Елизавета Петровна смягчила наказание. У заговорщиков было приказано отобрать все имущество, затем следовало прилюдно высечь их кнутом, «отнять языки», и сослать всех в Сибирь.
Во время следствия беременная София Лилиенфельд находилась в заключении в Петропавловской крепости. В ее отношении распоряжение Елизаветы Петровны было относительном мягким:
«Дать ей время разрешиться от бремени, а потом высечь плетьми и сослать».
При дворе приговором были шокированы. Если над «дубленой кожей» Натальи Лопухиной посмеивались, то кнут, опускающийся на нежные изгибы юной Лилиенфельд всех шокировал. Находились, впрочем, придворные шутники, которые заявляли, что не могут дождаться, когда увидят «сие зрелище».
За юную баронессу просили многие влиятельные лица, и даже члены Тайных розыскных дел канцелярии. Все были убеждены, что София оказалась замешанной в заговоре по молодости, по незнанию. Императрица на все просьбы пощадить Лилиенфельд отвечала уклончиво и не позволяла отпустить арестантку из крепости.
Кажется, случай Софии Лилиенфельд затронул душу Елизаветы Петровны сильнее, чем других заговорщиков, ведь только о ней императрица, словно оправдываясь, написала в своем альбоме:
«Плутоф наипаче желеть не для чего, лучше чтоб и век их не слыхать, нежели ещё от них плодоф ждать».
Государыня была непреклонна в отношении Софии, наказание ждало и ее брата, князя Ивана Одоевского. Однако здесь в дело вступила 71-летняя на тот момент княгиня Мария Алексеевна Одоевская, «чесательница пяток», как прозвали ее при дворе.
Чесала пятки Мария Алексеевна и Елизавете Петровне, а, кроме того, заведовала ее туалетами, и, в целом, находилась в фаворе.
Когда «дщерь Петрова» вызывала Марию Алексеевну чесать ей пятки перед сном, та слезно взмолилась и за дочь свою, и за сына.
Вмешательство матери все и решило.
В августе 1743 года обвиненных по «Лопухинскому делу» вывели на Васильевский остров. Лопухиных и Бестужеву наказали суровее всего: выпороли кнутом, отняли языки. Бедная София, прикрывая округлившийся животик, смотрела, как секут плетью ее мужа Карла-Густава. Правда, барону досталось всего пять ударов. Столько же получил и Иван Одоевский.
Когда настала очередь Софии и пришедшие полюбоваться на казнь зеваки охнули в предвкушении «главного блюда», палач объявил, что милостию государыни баронессу Софию Лилиенфельд решено «оставить нетронутой».
Сразу после экзекуции супружеской чете Лилиенфельдов было объявлено, что они будут отправлены на поселение в Томск.
По дороге в Сибирь София родила мальчика, который прожил всего несколько дней. В 1752 году в Томске София узнала о смерти дражайшей матушки, чесательницы пяток. Баронесса прекрасно знала, что именно родительница спасла ее от кнута, а то и от чего похуже. София оплакивала мать и молилась за ее прекрасную душу. Княгине Марии Алексеевне Одоевской на момент смерти было 80 лет.
Барон Карл-Густав в Сибири захандрил, стал болеть как физически, так и душевно. Обрушившиеся испытания оказались для камергера непосильными, и 12 апреля 1759 года он скончался в возрасте 48 лет.
София похоронила супруга на городском кладбище Томска. Баронесса Лилиенфельд оказалась несравнимо крепче мужа: она терпеливо сносила тяготы ссылки, регулярно отправляла прошения о помиловании.
При жизни Елизаветы Петровны прощения София так не дождалась. При кратком правлении Петра III ее письма оставались без ответа. Лишь Екатерина II в августе 1762 года помиловала Софию Лилиенфельд, разрешив той «отныне жить в Москве, или где пожелает».
София поселилась в Петербурге, и, напуганная произошедшим с ней в юности несчастьем, отнявшим лучшие годы, вела настолько тихий и закрытый образ жизни, что в истории даже не сохранилась дата ее смерти.
Известно лишь, что замуж София Васильевна больше так и не вышла.
Так сложилась жизнь женщины, которая, не будучи ни в чем виноватой, понесла такое наказание, какое и врагу не пожелаешь.
