— Я не буду оплачивать долги твоей сестры только потому, что она решила сыграть свадьбу в кредит, Игорь! Мы не миллионеры, чтобы закрывать её дыры в бюджете, пусть она и её новоиспеченный муж сами разбираются со своими хотелками! — произнесла Ольга, глядя в экран телефона так, словно там транслировали её собственные похороны.
Она стояла посреди кухни, всё ещё в верхней одежде — расстегнутом пуховике, с которого на плитку капала талая вода. В одной руке телефон, в другой — пакет с хлебом и молоком, который медленно, с неприятным шорохом, сползал по её ноге на пол. Игорь сидел за столом, лениво ковыряя вилкой в остатках вчерашнего плова. Он даже не поднял головы, лишь дернул плечом, словно отмахиваясь от назойливой мухи.
— Ты чего завелась сразу? — буркнул он, подцепляя кусок мяса. — Нормально же сидели. Пришла, атмосферу портишь.
— Атмосферу? — Ольга наконец опустила пакет на пол. Звук удара пластиковой бутылки о плитку прозвучал неожиданно громко в вечерней тишине. — Игорь, посмотри на меня.
Он нехотя оторвался от тарелки. В его глазах читалась смесь скуки и того специфического, упрямого выражения, которое появляется у нашкодивших котов, уверенных, что их не накажут. Он знал. Конечно, он знал, что она увидит. Невозможно не увидеть дыру размером в сто сорок тысяч рублей на счете, который проверяешь раз в неделю.
— Ну что? — спросил он, тщательно пережевывая рис. — Ну, снял. Ну, отдал. Что теперь, трагедию устраивать? Ленка позвонила в истерике. У них там накладка вышла с рестораном, предоплату подняли, плюс они хотели этот… Хаммер длинный. А денег в обрез. Свадьба — это же нервы, Оль. Нельзя же портить девочке праздник из-за каких-то бумажек.
Ольга смотрела на мужа и пыталась сопоставить два факта. Первый: её муж, Игорь, сидит здесь, в их кухне с недоклеенным уголком обоев, и ест вчерашний ужин. Второй: этот же человек росчерком пера, точнее, нажатием кнопки в приложении, выкинул в трубу полгода их жесткой экономии.
— Каких-то бумажек? — переспросила она очень тихо. Голос сел, став похожим на шелест сухих листьев. — Игорь, это счет на брекеты. На зубы твоему сыну. Мы откладывали туда по десять тысяч с каждой зарплаты. По пять с аванса. Ты помнишь, как мы не поехали в отпуск летом? Помнишь, как я хожу в одних сапогах третий сезон? Это не просто «бумажки», это здоровье Максима.
Игорь с грохотом бросил вилку. Звон металла о фаянс заставил Ольгу вздрогнуть, но она не отвела взгляд.
— Дались тебе эти зубы! — он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. — Никуда они не денутся. Максу тринадцать лет, походит еще полгодика с кривыми, не развалится. Пацан же, не девка, ему красота не нужна. А у Лены — событие. Раз в жизни! Ты понимаешь это или нет? Она моя сестра. Родная кровь. Она мне звонит, рыдает в трубку, говорит, всё пропало, жених психует. Я что должен был сказать? «Извини, дорогая, мы тут копим на железки для зубов, иди лесом»? Так, что ли?
Он говорил с такой убежденностью в своей правоте, что Ольге стало физически дурно. Тошнота подкатила к горлу комом. В кухне пахло разогретым жиром, специями и предательством. Самым обычным, бытовым предательством, которое маскируется под благородство.
— Ты должен был сказать: «У меня нет своих денег, Лена. А те, что есть — это деньги моего сына», — ответила Ольга, расстегивая наконец пуховик. Ей стало жарко. — Но ты решил поиграть в богатого дядюшку. За мой счет. За счет Максима. Скажи, а почему Лена и её, как там его, Вадим, не могли взять кредит? Почему не заняли у родителей? Почему именно наш целевой счет?
Игорь фыркнул, словно услышал глупость.
— Какой кредит, Оль? У Вадима официалки нет, он на подработках. У Ленки кредитная история испорчена тем айфоном, помнишь? Родители пенсионеры, что с них взять. Я — единственный мужик в семье, кто может реально помочь. И я помог. И горжусь этим, кстати. Не оставил сестру в беде.
— В беде? — Ольга шагнула к столу. — Беда — это болезнь. Беда — это пожар. А нехватка денег на лимузин — это, Игорь, блажь. Это понты, которые они не могут себе позволить. И теперь эти понты оплачиваем мы. Ты понимаешь, что ортодонт расписал план лечения? Мы записаны на установку через две недели. Мне чем платить? Твоей гордостью?
— Перенесешь запись! — махнул рукой Игорь, поднимаясь из-за стола. Он был выше Ольги на голову, широкий, массивный. Обычно его присутствие давало чувство защищенности, но сейчас от него исходила угроза — угроза тупой, непробиваемой уверенности в том, что его желания важнее любых планов. — Боже мой, проблема века. Позвонишь, скажешь — заболели, уехали, понос, золотуха. Придумаешь что-нибудь. Заработаем мы эти деньги, верну я их на счет. Получу квартальную, подхалтурю где-нибудь. Чего ты пилишь меня? Я доброе дело сделал, а ты меня грызешь, как собака кость.
Он подошел к холодильнику, достал банку пива, щелкнул кольцом. Звук вскрываемой банки показался Ольге выстрелом в упор. Он пил пиво, купленное на те деньги, которые остались на карте — на еду. А сто сорок тысяч кружились сейчас где-то в мечтах его сестры о белом лимузине и салатах с креветками.
— Ты не вернешь их, — сказала Ольга утвердительно. Она смотрела на то, как кадык мужа двигается, пока он глотает холодный напиток. — Ты никогда не получал квартальных премий, Игорь. А твои халтуры — это три тысячи раз в месяц за починку соседского компа. Ты украл у нас время. Полгода жизни, Игорь. Полгода моей экономии, моих отказов себе во всем. Ты просто взял и спустил это в унитаз ради того, чтобы Лена покаталась на Хаммере.
— Не начинай, а? — поморщился он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — «Украл», «спустил»… Слова-то какие громкие. В долг взял. У семьи. Имею право, я эти деньги тоже зарабатывал, между прочим. Половина там — моя.
— Твоя половина уходила на коммуналку, бензин и твою еду, — холодно парировала Ольга. — На счете лежали в основном мои отпускные и то, что я откладывала с подработок. Но дело даже не в том, кто сколько вложил. Дело в том, что ты сделал это за моей спиной. Как крыса.
Лицо Игоря потемнело. Он поставил банку на стол с такой силой, что пена выплеснулась через край.
— За языком следи, — процедил он. — Я — глава семьи. Я принял решение. Экстренная ситуация требовала вмешательства. Если бы я тебе сказал, ты бы устроила вот этот самый концерт, только на неделю раньше. Я нервы свои берег. И твои, кстати, тоже.
Ольга смотрела на него и видела совершенно чужого человека. Не мужа, с которым прожила пятнадцать лет, а какого-то хамоватого, инфантильного соседа, который искренне не понимает, почему нельзя брать чужое без спроса. Ему было удобно считать себя спасителем. Ему было приятно чувствовать себя щедрым братом. А то, что эта щедрость была куплена за счет здоровья собственного ребенка, в его картину мира просто не укладывалось. Там, в его голове, всё было просто: зубы — не смертельно, свадьба — святое.
Ольга молча вышла в коридор, стараясь не шаркать ногами, словно любой лишний звук мог разрушить остатки её самообладания. Она вернулась через минуту, держа в руках плотную синюю папку с логотипом стоматологической клиники. Бросила её на стол перед Игорем, прямо поверх пятна от пролитого пива.
— Открой, — сказала она. Голос был ровным, пугающе спокойным.
Игорь скосил глаза на папку, но прикасаться к ней не стал.
— Зачем? Я знаю, что там. Счета, снимки, страшилки врачей, чтобы выкачать побольше бабла. Оль, ты ведешься как маленькая. Им лишь бы навязать услуг подороже.
— Открой, — повторила она с нажимом. — Там не страшилки. Там заключение хирурга. У Максима из-за неправильного прикуса начал стираться сустав. Ты слышал, как у него челюсть щелкает, когда он жует? А то, что он на головные боли жалуется два раза в неделю, ты замечал? Это не «кривые зубки», Игорь. Это деформация челюстно-лицевого сустава. Если не поставить систему сейчас, пока он растет, через пять лет ему придется делать операцию. Ломать челюсть и собирать заново.
Игорь поморщился, словно от зубной боли, и наконец отодвинул папку пальцем, брезгливо, как грязную тряпку.
— Ну хватит нагнетать. У меня в детстве тоже зубы не как забор стояли, и ничего, живу. Мужик он или кто? Шрамы украшают. А зубы… зубы не ноги, подождут. Ну походит еще полгода так, не развалится твой сустав. Ты просто ищешь повод, чтобы меня виноватым сделать.
Ольга смотрела на него и чувствовала, как внутри разливается ледяная пустота. Он действительно не слышал. Или не хотел слышать, потому что правда была слишком неудобной для его совести. Ему было проще считать врачей шарлатанами, а жену — паникершей, чем признать, что он обменял здоровье сына на один вечер пьяного веселья родственников.
— Подождут? — переспросила она. — А цена тоже подождет? Ты видел курс валют? Брекеты — это импорт. Через полгода эти сто сорок тысяч превратятся в двести. Ты их где возьмешь? Напечатаешь? Или опять у кого-нибудь «по-мужски» отнимешь?
— Да что ты заладила: деньги, деньги! — взорвался Игорь. Он ударил ладонью по столу, банка с пивом подпрыгнула. — Ты о чем-нибудь другом вообще думать умеешь? У людей праздник! Свадьба! Это память на всю жизнь! Ленка мне фотки платья присылала — она там как принцесса. А ты хочешь, чтобы она в каком-нибудь подвале отмечала, лишь бы твоему драгоценному ортодонту в карман положить?
— Моему ортодонту? — Ольга горько усмехнулась. — Игорь, ты сейчас серьезно сравниваешь медицинскую необходимость с арендой лимузина? Ты понимаешь, что Лена могла бы просто расписаться и посидеть в кафе? Без пафоса, без кредитов, без того, чтобы обирать брата?
— Ленка — девочка! — рявкнул Игорь, и его лицо пошло красными пятнами. — Ей хочется сказку! Она, может, всю жизнь этого дня ждала. Вадим — парень простой, у него сейчас трудности, но он старается. А я, как старший брат, обязан подставить плечо. Это называется семья, Оля. Семья! А не то, что у нас с тобой — калькулятор вместо сердца.
— Семья… — эхом повторила Ольга. — Семья — это когда отец заботится о своем ребенке. А то, что делаешь ты — это покупка дешевого авторитета. Ты хочешь быть хорошим для сестры? Пожалуйста. Но почему за наш счет? Лена ни дня в своей жизни не работала. Вадим твой меняет работы раз в два месяца, потому что «начальники козлы». Они живут одним днем. И ты прекрасно знаешь, что они никогда, слышишь, никогда не вернут эти деньги.
Игорь отвел взгляд. В глубине души он знал, что она права. Лена умела только просить и обижаться, а Вадим был классическим «непризнанным гением» без копейки за душой. Но признать это вслух означало расписаться в собственном идиотизме.
— Вернут, — буркнул он неуверенно. — Встанут на ноги и вернут. Не сразу, конечно. Но я не коллектор, чтобы с родной сестры долги трясти.
— Ты не коллектор, — согласилась Ольга, садясь на стул напротив. Сил стоять больше не было. — Ты просто вор. Ты украл у Максима возможность быть здоровым. И ради чего? Ради того, чтобы Лена один вечер почувствовала себя «элитой»? Чтобы пустить пыль в глаза гостям, которых они видят первый и последний раз?
Игорь вдруг прищурился, и на его лице появилась злая, торжествующая ухмылка.
— А знаешь, в чем твоя проблема, Оль? — он наклонился к ней через стол, обдавая запахом пива. — Тебе просто завидно.
Ольга замерла.
— Чему?
— Тому, что Ленка умеет жить. Она легкая, веселая, она праздника хочет. А ты? Ты же вечно с кислой рожей. Экономия, акции, скидки, лечение, ремонт… Скучная ты. Тебя бесит, что кто-то может позволить себе шикануть, пусть даже и в долг. Тебя жаба давит, что эти деньги не на твои хотелки ушли, а на чужую радость. Вот и прикрываешься сыном, как щитом.
Ольга смотрела на мужа, и ей казалось, что она видит его впервые. Пятнадцать лет брака рассыпались в пыль. Перед ней сидел не тот парень, с которым они клеили обои в первой съемной квартире, мечтая о будущем. Перед ней сидел чужой, озлобленный неудачник, который готов был утопить близких, лишь бы казаться значимым в глазах таких же инфантильных родственников.
— Мои хотелки? — переспросила она шепотом. — Мои хотелки, Игорь, это чтобы мой сын не мучился от боли. А твоя «легкая» сестра просто паразитирует на нас. И ты ей в этом помогаешь. Ты называешь меня скучной? Да, наверное. Потому что кто-то в этой семье должен быть взрослым. Кто-то должен думать о том, что мы будем есть завтра. Пока ты играешь в благородного рыцаря.
— Ой, всё, не начинай проповедь, — отмахнулся Игорь, снова хватаясь за банку. — Дело сделано. Деньги ушли. Свадьба в субботу. Никто ничего отменять не будет. Смирись. Заработаем еще. Память останется, зато потом будем фотки смотреть и вспоминать, как круто погуляли.
Ольга медленно поднялась. Её движения были механическими, словно у сломанной куклы.
— Память действительно останется, — холодно ответила она, глядя на него сверху вниз, как на пустое место. — О том, как ты украл здоровье у сына. И знаешь, Игорь… Я не смирюсь. Я не буду ждать, пока ты «заработаешь» то, что никогда не умел зарабатывать.
— И что ты сделаешь? — хмыкнул он, чувствуя себя победителем в этом споре. — Почку продашь?
— Нет, — Ольга подошла к окну и посмотрела на темную улицу. — Я сделаю то, что должна была сделать давно. Я перестану оплачивать твои комплексы.
— Звони.
Это слово упало в вязкую кухонную тишину, как тяжелый камень в болото. Ольга стояла, прислонившись спиной к подоконнику, скрестив руки на груди. В полумраке её лицо казалось высеченным из камня, лишенным всяких эмоций, кроме одной — решимости.
Игорь, который уже успел расслабиться, решив, что буря миновала и жена просто «побухтит и успокоится», замер с недонесенной до рта банкой.
— Кому звонить? — тупо переспросил он, хотя прекрасно понял, о чем речь.
— Лене. Звони сестре. Прямо сейчас. Включай громкую связь, — Ольга кивнула на его телефон, лежащий на столе экраном вниз, словно тот скрывал в себе что-то постыдное. — Скажи ей, что произошла ошибка. Что ты погорячился. Что это не твои деньги, а деньги твоего ребенка, и они нужны нам срочно. Пусть возвращает. Сейчас. Переводом.
Игорь медленно поставил банку на стол. С его лица сползла маска вальяжного хозяина жизни, сменившись выражением затравленного зверька, которого загоняют в угол.
— Ты сдурела? — прошипел он. — Время десять вечера. Люди спят, готовятся. Послезавтра свадьба! Как я позвоню и скажу: «Лен, верни бабки»? Ты представляешь, как я буду выглядеть?
— Мне плевать, как ты будешь выглядеть, Игорь, — голос Ольги стал жестким, металлическим. — Мне важно, как будет чувствовать себя Максим. Звони. Или ты боишься, что твой образ «щедрого братика» рассыплется? Боишься признаться, что ты не крутой бизнесмен, а обычный работяга, который стащил заначку жены?
— Я не стащил! — взвизгнул Игорь, вскакивая со стула. Его лицо пошло пятнами. — Это общий счет! Имею право! И вообще, как ты себе это представляешь? Они уже все оплатили! Ресторан, машины, фотографа! Деньги ушли, Оля! Их физически нет на карте у Ленки!
— Пусть отменяют, — равнодушно парировала она. — Пусть отказываются от лимузина, от торта в пять ярусов, от фейерверков. Мне все равно. Пусть Вадим идет и сдает в ломбард свои часы, если они у него есть. Пусть занимают у друзей. Это не мои проблемы. Верни мне деньги.
— Ты монстр, — выдохнул Игорь, глядя на неё с суеверным ужасом. — Ты реально готова испортить людям праздник? Просто из принципа? Оля, ну нельзя быть такой мелочной! Я же объяснял: у них сложная ситуация. Вадим сейчас на мели, Ленка не работает… Откуда они возьмут сто сорок штук за один вечер?
— Ах, вот как? — Ольга горько усмехнулась. — Значит, Вадим на мели, а Лена не работает? И при этом они устраивают пир на весь мир? Игорь, ты себя слышишь? Ты спонсируешь банкет для безработных тунеядцев! Ты понимаешь, что эти деньги для них — как вода в песок? Они их проедят, пропьют и забудут. А мы останемся с носом. И с больным ребенком.
— Зато мы останемся семьей! — Игорь ударил себя кулаком в грудь, пытаясь добавить пафоса, но жест вышел жалким. — Брат должен помогать сестре! Это закон! А ты… Ты хочешь сделать из меня подкаблучника. Чтобы я позвонил и унижался: «Ой, Леночка, жена ругается, верни копеечку». Да меня засмеют! Мать со мной разговаривать перестанет! Отец проклянет!
— А сын? — тихо спросила Ольга. — Сын с тобой будет разговаривать, когда узнает, почему ему больно жевать? Когда узнает, что папа выбрал тетю Лену и её покатушки на Хаммере вместо его здоровья? Ты об этом подумал?
Игорь замялся. Упоминание сына всегда было его слабым местом, но сейчас страх потерять лицо перед родней перевешивал отцовский инстинкт.
— Макс поймет, — неуверенно буркнул он, пряча глаза. — Он пацан нормальный, не эгоист, как ты. Я ему объясню, что тете Лене было очень нужно. Что это мужской поступок — помочь женщине.
— Мужской поступок… — Ольга покачала головой, словно не веря своим ушам. — Мужской поступок — это обеспечивать своих детей, Игорь. А то, что делаешь ты — это трусость. Ты боишься, что тебя перестанут хвалить. Тебе важнее казаться богатым и щедрым там, где тебя используют, чем быть надежным здесь, где тебя любят. Любили.
Последнее слово повисло в воздухе, как приговор. Игорь почувствовал холодок, пробежавший по спине.
— Что значит «любили»? — насторожился он. — Оль, ну хватит драматизировать. Ну да, косякнул. Ну да, не посоветовался. Но не разводиться же из-за денег! Это всего лишь деньги! Заработаем!
— Ты не заработаешь, — отрезала она. — Ты никогда их не заработаешь, потому что тебе это не нужно. Тебе удобно сидеть на моей шее и делать широкие жесты за мой счет. Ты ведь даже не собираешься звонить, правда? Ты знаешь, что там ничего нет. Ты знаешь, что Лена не вернет ни копейки. Ты просто подарил им эти деньги. Выкинул.
Игорь молчал. Его плечи поникли. Вся его бравада, вся напускная агрессия испарились, оставив только жалкую, липкую правду.
— У них правда ничего нет, — наконец признался он, глядя в пол. — Вадим занял у кого-то на кольца, а на ресторан не хватало. Ленка плакала… Говорила, что это позор, если свадьбы не будет. Я не мог, Оль. Я просто не мог отказать. Я же старший брат.
— Ты мог, — жестко сказала Ольга. — Ты просто не захотел. Тебе было приятнее быть спасителем, чем мужем и отцом. Ты купил себе этот статус. Купил себе право называться «любимым братом». Дорого купил, Игорь. Ценой зубов Максима. Ценой нашего доверия.
— Ну и что теперь? — он поднял на неё глаза, полные детской обиды. — Убьешь меня? Выгонишь? Из-за каких-то несчастных ста тысяч? Мы же семья, Оль! Семья должна прощать!
— Семья, Игорь, это когда люди смотрят в одну сторону, — устало ответила она. — А ты смотришь в рот своей сестре. Ты сделал свой выбор. Ты выбрал их праздник, их радость, их хотелки. Ты решил, что их счастье важнее нашего благополучия. Что ж… Имеешь право. Но у каждого выбора есть цена. И ты её сейчас заплатишь.
Ольга оттолкнулась от подоконника и подошла к столу.
— Я даю тебе последний шанс, — сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Звони. Требуй возврата. Пусть занимают, пусть берут микрозаймы, пусть продают почку, как ты шутил. Мне все равно. Если через час денег не будет на счете…
— То что? — перебил Игорь, пытаясь вернуть себе уверенность. — Что ты сделаешь? Квартира общая, ты меня не выгонишь.
— Квартира моей матери, Игорь, — напомнила Ольга ледяным тоном. — Ты здесь прописан, но прав собственности у тебя нет. И ты это прекрасно знаешь. Так что звони. Или собирай вещи.
Игорь застыл. Он совсем забыл об этом «незначительном» факте. Пятнадцать лет жизни в этой квартире стерли границы, заставили поверить, что всё здесь — его. Но реальность, жестокая и холодная, как и голос жены, ударила наотмашь.
— Ты не посмеешь, — прошептал он. — Из-за денег… Родного мужа… На улицу?
— Время пошло, — Ольга демонстративно посмотрела на настенные часы. — У тебя пятьдесят девять минут. И не надейся, что я шучу.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив его наедине с остывающим пивом, гудящим холодильником и телефоном, который вдруг показался ему тяжелым, как могильная плита.
Час прошел незаметно, растворившись в тягучем, тяжелом молчании квартиры. Ольга не сидела без дела: она проверила уроки у спящего сына, погладила ему рубашку на завтра и даже составила список продуктов, вычеркнув из него все «излишества» вроде йогуртов и хорошего сыра. Теперь каждая копейка была на счету.
Ровно в двадцать три ноль-ноль она вернулась на кухню. Игорь сидел в той же позе, уткнувшись в телефон. С экрана доносились глупые звуки какого-то ролика из ТикТока — искусственный смех, писклявые голоса. Он делал вид, что ничего не происходит, что ультиматум жены — это просто бабская истерика, которая рассосется сама собой, если её игнорировать.
Ольга подошла к столу и постучала костяшками пальцев по столешнице, привлекая внимание.
— Время вышло. Покажи мне сообщение о зачислении средств.
Игорь неохотно заблокировал экран телефона и поднял на неё глаза. В них плескалась смесь раздражения и усталой снисходительности.
— Оль, ну прекрати этот цирк. Никому я не звонил. Ночь на дворе. Хватит уже дурить, пойдем спать. У меня завтра смена тяжелая.
Он потянулся было встать, уверенный, что буря миновала, но Ольга не сдвинулась с места, преграждая ему путь.
— Я не шутила, Игорь. Денег нет?
— Нет! — рявкнул он, теряя терпение. — И не будет до моей зарплаты! Я же сказал: заработаю, отдам. Всё, тема закрыта. Дай пройти.
Ольга молча отступила в сторону. Игорь, самодовольно хмыкнув, прошел мимо неё в коридор, направляясь в спальню. Он уже расстегивал ремень, предвкушая теплую постель, когда услышал странный звук. Это был звук молнии на большой спортивной сумке.
Он замер в дверях спальни. Ольга достала из шкафа-купе старую дорожную сумку, с которой они когда-то ездили в Анапу, и бросила её на пол. Затем, методично и без лишней суеты, начала открывать полки с его вещами.
— Ты че творишь? — Игорь опешил. Сонливость как рукой сняло. — А ну положи на место!
Ольга не реагировала. Она брала стопки его футболок, джинсы, свитера и просто перекладывала их в сумку. Не швыряла, не комкала в ярости — нет, она укладывала их с пугающей аккуратностью, словно собирала ребенка в лагерь. Это спокойствие пугало Игоря больше, чем если бы она начала бить посуду.
— Оля! — он схватил её за руку, пытаясь остановить. — Ты совсем рехнулась? На ночь глядя! Куда я пойду?
Она медленно высвободила руку. В её взгляде не было ни любви, ни ненависти — только брезгливость, с какой смотрят на таракана, бегущего по чистому столу.
— Туда, куда ты вложил все наши сбережения, — ответила она ровным голосом. — К сестре. У неё же праздник, «событие века». Вот и поучаствуешь. Заодно на лимузине покатаешься, ты же за него заплатил.
— Ты не можешь меня выгнать! — взвизгнул Игорь. — Я здесь живу! Это мой дом!
— Это дом моей матери, — напомнила Ольга, продолжая сгребать его носки из ящика. — Ты здесь гость, который засиделся и начал воровать хозяйское серебро. Я терпела твою лень, Игорь. Терпела твое нытье про плохих начальников. Но кражу у ребенка я терпеть не буду.
— Это не кража! Это долг!
— Долг возвращают. А ты только что подтвердил, что возвращать не собираешься. Значит, ты просто купил себе билет на выход.
В сумку полетели зарядные устройства, бритва из ванной, дезодорант. Ольга действовала как отлаженный механизм. Игорю стало страшно. Он вдруг осознал, что это не игра, не воспитательный процесс. Она действительно вычеркивала его из своей жизни прямо сейчас, в режиме реального времени.
— Оль, ну прости, — он сменил тон на заискивающий, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Ну да, дурак. Ну, бес попутал. Ленка надавила, я и поплыл. Ну хочешь, я кредит возьму завтра? Перекроем этот минус. Только не выгоняй. Куда я пойду в одиннадцать вечера?
Ольга застегнула молнию на сумке. Звук был резким, финальным. Она выпрямилась и посмотрела на мужа.
— Кредит ты не возьмешь, тебе его не дадут с твоей кредитной историей, которую ты испортил пять лет назад, купив машину и разбив её через месяц. Забыл? Я помню. Я тогда этот кредит два года закрывала. С меня хватит, Игорь. Я устала быть мамой для сорокалетнего мальчика.
Она подтолкнула сумку ногой в сторону коридора.
— Вещи собраны. Ключи на тумбочку.
— Ты серьезно разрушишь семью из-за ста сорока тысяч? — Игорь попытался надавить на жалость, его лицо исказила гримаса обиженного ребенка. — Пятнадцать лет, Оль! В унитаз? Из-за денег?
— Не из-за денег, — четко проговорила Ольга, выталкивая его в коридор. — А из-за того, что ты не считаешь нас своей семьей. Твоя семья там, где тебе аплодируют за чужой счет. Вот и иди к ним. Пусть Лена тебя кормит, поит и спать укладывает. Она же так тебе благодарна.
Игорь стоял в прихожей, растерянно глядя то на сумку, то на жену. Он не верил. Не мог поверить, что его уютный, налаженный мир рухнул за один вечер. Ему казалось, что сейчас она рассмеется, скажет, что это урок, и отправит спать на диван. Но Ольга стояла у открытой входной двери и ждала. Из подъезда тянуло холодом и запахом табака.
— Уходи, — сказала она.
Игорь медленно натянул куртку, сунул ноги в ботинки, даже не зашнуровывая их. Злость начала вытеснять страх. Ах так? Ну и ладно! Ну и пожалуйста! Он им еще покажет! Он — мужик, он не пропадет!
— Пожалеешь ведь, — бросил он злобно, хватая сумку. — Приползешь еще. Сама позвонишь, когда кран потечет или розетка заискрит. А я не вернусь. Я гордый.
— Кран я вызову чинить мастера, — равнодушно ответила Ольга. — Это дешевле, чем содержать тебя.
— Ну и живи со своим мастером! — выплюнул Игорь. — Сухарь ты, Оля. Черствая, расчетливая баба. Правильно Ленка говорила, не пара ты мне. Тебе бы только деньги считать, а души в тебе нет.
— Душа у меня есть, Игорь. Просто она теперь занята выживанием, — она протянула руку ладонью вверх. — Ключи.
Игорь с ненавистью швырнул связку ключей на пол. Они со звоном разлетелись по плитке.
— Подавись! — крикнул он и шагнул за порог, на лестничную площадку.
Там было темно и неуютно. Он обернулся, собираясь сказать что-то еще, что-то едкое, чтобы сделать ей больно напоследок, чтобы оставить последнее слово за собой.
— А на свадьбу я все равно пойду! — заявил он с вызовом. — И буду гулять! Назло тебе! И всем расскажу, какая ты стерва, выгнала мужа из дома ни за что!
Ольга посмотрела на него с какой-то бесконечной, смертельной усталостью.
— Иди, Игорь. Иди живи на свадьбе сестры, здесь тебе больше не рады. Память, как ты сказал, останется. У тебя — о лимузине, а у сына — о том, что папа его предал.
Она закрыла дверь. Щелкнул замок, потом второй. Игорь остался стоять в полутемном подъезде, с тяжелой сумкой в руке и пустотой внутри. Где-то внизу хлопнула дверь подъезда. Ему нужно было звонить Лене. Проситься переночевать.
Он достал телефон, набрал номер сестры. Длинные гудки. Еще раз. И еще.
— Да? — голос Лены был недовольным и сонным. — Игорек? Ты чего так поздно? Мы спим уже, завтра день сумасшедший, вставать в пять утра на прическу…
— Лен, тут такое дело… — начал Игорь, и его голос предательски дрогнул. — Я к вам еду. Олька меня выгнала.
Повисла пауза.
— В смысле — выгнала? — голос сестры стал холодным и настороженным. — Совсем, что ли?
— Совсем. С вещами. Можно я у вас перекантуюсь пару дней? Пока квартиру не найду?
— Ой, Игорек… — Лена вздохнула, и в этом вздохе не было ни капли того восторга, с которым она благодарила его за деньги днем. — Ну ты же понимаешь… У нас завтра свадьба. Первая брачная ночь, все дела. Полная квартира родни из деревни приехала, на полу спят. Куда я тебя положу? Между тетей Валей и бабушкой? Неудобно же.
— Лен, мне идти некуда, — тихо сказал Игорь, чувствуя, как холодок бежит по спине.
— Ну сними гостиницу, ты же работаешь, — в голосе сестры прорезалось раздражение. — Или помирись с Ольгой. Чего вы там, как маленькие? Ладно, Игорек, не грузи. Мне выспаться надо, чтобы мешки под глазами не висели. Завтра на свадьбе увидимся, там и поговорим. Всё, целую, пока!
В трубке запищали короткие гудки. Игорь медленно опустил телефон. Экран погас. Он стоял один на грязной лестничной клетке, с сумкой старых вещей, слушая, как за дверью его бывшей квартиры наступает тишина. Тишина, за которую было заплачено сто сорок тысяч рублей…
